- Будьте добры, откройте сейф, скрытый за этой картиной, - попросил один из инспекторов.

- Сейф? За картиной?

Отныне он будет держать у себя в кабинете бутылку коньяка на случай возникновения подобных обстоятельств.

- Именно так, - терпеливо повторил полицейский. - Нас проинформировали, что там находится сейф. Поэтому будьте добры, откройте его.

Все погибло. У Гастона мелькнула мысль о каком-нибудь сногсшибательном варианте самоубийства, потом он прикинул, что ему всего только сорок лет и что хитроумный адвокат предпочтительней отдающего холодом пистолета.

Он подошел к картине и привел в действие пружину. Появилась круглая дверца сейфа с металлическими кнопками на ней.

- Открывайте, - приказал один из инспекторов.

Медленно-медленно, горячо желая вдруг позабыть комбинацию шифра, Гастон стал крутить кнопки. В оконцах показались буквы ФРЕ. Он остановился и заявил голосом, которому жаждал придать непререкаемость:

- Уверяю вас, месье, в этом сейфе нет ничего, что могло бы вас заинтересовать.

- А у меня почему-то впечатление, что мы обнаружим там любопытнейшие списки. Перечень ваших клиентов. Открывайте, мы спешим.

Омертвев душой, Гастон завершил комбинацию шифра и вставил ключ в щель замка. Дверь с легким щелчком отошла, и Гастон отступил на два шага, закрыв глаза и приготовившись к наихудшему.

Первый полицейский торопливо сунул руку в сейф и с торжествующим видом вытащил оттуда вчетверо сложенный листок:

- Я же говорил вам!

- А ну дай сюда, - потребовал его коллега.

Он развернул листок. Гастон постепенно и очень медленно приоткрыл глаза, ожидая, что сию минуту почувствует холодок стальных наручников на запястьях. Инспектор читал громко, не спеша:

- "Чи... хать,.. мы... хо... тели... на того... кто... сие... прочтет".

Мозг рационалиста не признает чудес. Точно знать, что в данном сейфе, шифр которого известен только тебе, и ты же являешься единственным владельцем ключа, находятся, ВО-ПЕРВЫХ, маленькая, из черного молескина записная книжка, куда заносятся все итоговые финансовые сведения; ВО-ВТОРЫХ, пачка отпечатанных на машинке листов, сколотых скрепкой из полированной стали под названием "тромбон", где приводятся имена двухсот именитых парижан, сжигаемых страстью к азартным играм; знать все это и быть уверенным в их наличии как в существовании налогов, и после всего этого собственными глазами видеть, как полицейский в полинявшей шляпе вытаскивает из вышеозначенного сейфа бумагу, на которой разухабистым почерком написана эта совсем неуместная здесь фраза: "Чихать мы хотели на того, кто сие прочтет" - все это вполне может поколебать самые устоявшиеся понятия и побудить по-иному взглянуть на окружающий мир.

Полицейский ещё раз пробежал глазами записку и передал её своему коллеге, который в свою очередь внимательно вчитался в нее. Изнемогая от нетерпения, Гастон выхватил у них листок и тоже впился в эту чудодейственную фразу. Затем все трое приблизились к сейфу и изучили глазами и на ощупь все его закоулки. И тогда первый инспектор сказал второму:

- Мило нас провели, смываемся! Они поспешили выскочить из кабинета, успев, однако, пригрозить Гастону:

- Мы тебя ещё накроем, кореш!

Гастон подобрал с полу два листочка. На одном красовалась ФРАЗА. На другом - грубо напечатанные на ротаторе слова: "Ордер на обыск", две неразборчивые подписи, скрепленные двумя расплывшимися печатями. Это были лжеполицейские, псевдоордер, фальшобыск, да и сейф был поддельным, поскольку в нем не оказалось того, что всегда до этого было.

Гастон вытер пот со лба, рухнул в кресло и положил трубку телефона на место. Его окутала тайна, словно его накрыли непроницаемой пластиковой сумкой.

Каким колдовским образом черная записная книжка и списки были заменены этим огрызком бумаги с нелепо звучащими, но спасительными словами? Кто мог совершить подмену?

Гастон перебрал всех друзей, родственников, просто знакомых. Никогда, ни перед кем он не открывал дверцу этого сейфа. Ни разу не забыл смешать комбинацию шифра. Никогда не расставался с ключом. Более того, он прекрасно помнил, что третьего дня положил туда записную книжку и списки, а не эту бумажку, написанную, кстати, не его почерком!

- Вот это да! - вымолвил он. - Ну и дела!

Но эти слова лишь весьма относительно подбодрили его: он отсутствующим взглядом посмотрел на свои руки, лежавшие на столе красного дерева. Пальцы заметно дрожали.

Гастон попытался дозвониться до Филиппа, но нигде его не застал. Тогда он обхватил руками голову, причитая:

- Ну куда же подевались документы? Куда же они делись?

* * *

Вспотев и дрожа от возбуждения, Ги Тайней продолжал свою неспешную работу могильщика в мирном саду загородкой виллы. Рядом с уже достаточно глубокой ямой выросла горка свежевыкопанной земли. Лопата отягощала натруженные руки молодого человека, но он продолжал идти к цели с похвальным упорством.

Наконец что-то показалось - по виду кусок бежевой ткани. Взбудораженный Ги заработал быстрее. Из-под ткани высунулась скрюченная рука.

"Я так и думал. Они убили её. Он убил её, мерзавец!

Бедная Жильда!"

Он спустился в яму и руками расчистил землю вокруг трупа. Ошарашенный, он в течение нескольких секунд рассматривал это бледное, перепачканное в земле лицо, сведенные в усмешке губы и особенно череп, ужасный, чудовищный череп с отпечатавшимся на нем циферблатом часов. Жутким циферблатом, который, как ему представилось, указывал час, когда он окончательно сойдет с ума.

- Одиннадцать часов, - пролепетал он. - Одиннадцать часов. Одиннадцать часов на трупе! Ровно одиннадцать.

С остановившимся взглядом, еле ворочая языком, он вылез из могилы, пересек сад, ухватившись за росший у основания стены кустарник, перелез на улицу, уселся в машину, повторяя как молитву:

- Одиннадцать часов на трупе... одиннадцать часов на трупе... одиннадцать часов на трупе.. Где-то неподалеку пробило четыре часа.

Мадемуазель Роза вошла в кабинет. Гастон рассеянно взглянул на нее. Она, казалось, была в замешательстве, выглядела болезненно, но шляпник ничего этого не заметил. Он машинально спросил:

- Что вам угодно?

На его вопрос она ответила несвойственным ей тоном:

- Я потеряла квитанцию о последнем жалованье. Не могли бы вы сделать мне копию для службы социального страхования?

- Хорошо.

Гастон устало приоткрыл ящик стола, взял отрывной блокнот и вырвал один лист. В левом углу наискосок печатными буквами он написал: "КОПИЯ", затем начертал над соответствующей пунктирной линией документа имя своей старшей продавщицы, но после этого его ручка повисла в воздухе.

- Никак не могу запомнить вашу фамилию.

- Это довольно просто. Перуж. На конце буква "с"*.

- Да, конечно. Мадемуазель Роза Перуж... пятьдесят пять, улица Батиньоль, семнадцатый округ. Так сколько вы получили в последний месяц?

- Сорок девять тысяч франков за вычетом шести процентов и плюс надбавка на транспортные расходы.

Он заполнил листок и протянул ей. Роза коротко поблагодарила и вышла.

Зазвонил телефон. Это был Филипп.

- Послушай, я достал образцы почерков всех наших девочек. Ни один не совпадает с тем, которым написано письмо, что ты нашел в кармане Перужа. Мы в...

* Так пишется эта фамилия по-французски.

Гастон сглотнул слюну. С превеликим трудом. На том конце провода его шурин, не получив ответа, занервничал и перешел на крик:

- Алло, алло! Гастон! Ты меня слышишь, я говорю, что...

- Я знаю автора письма, - еле слышно простонал тон. - Як тебе подъеду к семи часам. У меня скверные новости. Очень скверные.

Он положил трубку. Перуж. Фамилия Черепа - Перуж. Точно такая же, как у мадемуазель Розы, фамилию которой Гастон почему-то никак не мог запомнить. Странное совпадение.

Звонок. Смирившись с самым худшим, Гастон поднес к уху ещё теплую трубку телефона. Он узнал голос Ги Таннея. Тот прерывисто дышал.