Пятый период? Когда ее поймали? Кажется, шел третий период. Какое число? Забыла. Неважно. Неужели всего два периода?

– А год? Какой год?

– Сорок третий, – недоуменно посмотрела на нее Яна.

Сорок ТРЕТИЙ? Восемьсот сорок третий?! Два года! Целых два года… Почему она почти не помнит этих двух лет? Все, что осталось в памяти – долгая череда пробуждений, наполненных бесконечным ужасом и болью, и кошмарных снов, мало отличавшихся от реальности. Ее кулаки бессильно сжались, и невидимые руки нервно заметались вокруг тела, готовые крушить и рвать. Усилием воли она заставила их успокоиться и свернуться в клубки – иначе можно случайно ударить Яну.

– Ты есть хочешь? – спросила Карина. Яна лишь молча кивнула в ответ.

Сидя под кустом в лесу, еды не дождешься. Нужно идти искать. Но ведь их самих ищут!

Пусть. Ее уже искали. Она плохо соображает, многое забылось, но как прятаться и воровать еду, она помнит. Только сначала нужна одежда – или они совсем замерзнут.

Карина с сомнением взглянула на Яну. Оставить ее здесь? Или взять с собой? Если взять, то вдвоем их легче обнаружить. А если оставить, то на нее могут наткнуться. Или эта малявка сама вылезет и все равно попадется. И тогда ее вернут в Институт. Нет, ни за что. И потом, теперь они вместе, а вдвоем легче. Даже ночью можно дежурить по очереди, чтобы не застали врасплох. Ну, вместе – значит вместе.

– Сейчас пойдем в город, – объяснила она Яне. – Сначала найдем одежду. Наверняка где-то на окраинах на веревках сушится.

– Но ведь она чужая! – пискнула малявка.

– А сейчас станет наша! – зло ощерилась Карина. – Или ты замерзнуть хочешь? Нет? Значит, помалкивай и делай, как я говорю. Потом найдем еды. Можно выбить дверь в доме, где хозяев нет, и обчистить холодильник. Поняла? Только слушайся меня, а то нас опять поймают.

– А как мы дверь выбьем? – испуганно спросила Яна. – Она же крепкая.

– А вот так! – Карина вытянула невидимую руку и с яростным наслаждением хлестнула ей по тонкому деревцу. Брызнули мелкие щепки, и ствол начал медленно заваливаться на бок, но почти сразу повис на ветвях соседних деревьев. – А если нас кто-то попытается остановить, я их так же ударю!

– Нет! – внезапно воскликнула Яна, отстраняясь от Карины. – Нет! Нельзя!

– Чего нельзя? – не поняла Карина.

– Нельзя бить людей! Ни за что! Им больно, они даже умереть могут!

– Ну и пусть. Ты что, их жалеешь? Они-то тебя не пожалели. Небось, как поймали, так и отправили в этот проклятый Институт. Ты знаешь, что со мной там делали? Я сто раз хотела умереть!

– Нет. Мама мне говорила, что нельзя бить людей, – упрямо склонила голову Яна. – Она говорила, что моя сила – дар, а вовсе не уродство. Что его нужно использовать для людей, а не против них.

– Мама? – пораженно спросила Карина. – У тебя есть мама? Настоящая мама?

– Она… умерла.

Внезапно глаза Яны наполнились слезами, и она слабо заскулила, уткнувшись носом в коленки. Карина растерянно смотрела на нее, не понимая, что делать.

– Эй… – она ткнула девчонку пальцем в плечо. – Ты чего?

– Ни…чего… – сквозь слезы откликнулась она. – Маму вспомнила. И папу. Они погибли. Мне сказали, что они уехали, но я знаю, что они погибли…

– Да? – глупо сказала Карина. – Жалко. А вот я своих родителей совсем не помню.

Яна подняла зареванное лицо:

– Совсем-совсем не помнишь?

– Совсем, – вздохнула Карина. – Я себя только в детдоме помню, лет с семи. Мама умерла от болезни, а папы у меня, кажется, никогда и не было. Или он тоже умер. Ну, кончай реветь. Нам идти пора.

– Нет.

– Что – нет? – удивилась Карина.

– Я не пойду с тобой, пока ты не пообещаешь не бить людей, – упрямо сказала Яна, громко шмыгая носом. – И я бить не стану.

– Дура! А если тебя станут бить? Думаешь, пожалеют?

– Ну… если они сами начнут, то, наверное, можно, – неуверенно сказала Яна. – Но первой нельзя.

– Ладно, – вздохнула Карина. – Первой не начну. Пошли.

Интересно, а в какую сторону город? Ночью они бежали, не разбирая дороги, пока у Яны не кончились силы. Потом Карина, спотыкаясь и падая, еще какое-то время тащила ее невидимыми руками, но вскоре из сил выбилась и она. Сейчас девочка лихорадочно пыталась понять, куда идти. Неужели они заблудились совсем рядом с городом?

Так, без паники. Надо думать головой. Они явно на склоне горы. В одну сторону – в гору, в другую – под гору. Города обычно строят у подножия гор. Только на побережьях у самой воды, говорят, не строят.

Побережье? Яна сказала, что ее привезли на корабле. Значит, в этом городе есть порт. А порты строят у самой воды. Значит, если спускаться вниз, то можно выйти к порту, а от него – к городу. Вот и все, совсем просто.

– Пошли, – она дернула Яну за руку и на четвереньках вылезла из кустов, раздвигая ветки перед собой невидимыми руками. Неуверенно поднялась на ноги. Изрезанные разбитым стеклом и исколотые ветками босые ступни саднили, но стоять она могла.

Яна ойкнула, поднимаясь.

– Ноги больно! – пожаловалась она.

– Терпи, – откликнулась Карина. – Нам туда, – она кивнула в сторону, куда спускался склон.

К городу они вышли довольно быстро. Деревья сначала поредели, а потом кончились совсем, и они оказались на опушке, в полусотне саженей от которой начинались двух– и трехэтажные дома, утопающие в зелени кустов и лужаек. Как и ожидала Карина, возле них на веревках болталась сохнущая одежда. Обнаружив место, где нашлись подходящие по размеру платья, и дождавшись, пока никого не оказалось рядом, Карина из-под прикрытия живой изгороди невидимыми руками сдернула одежду с веревки. Платья оказались великоваты и ей, и Яне, но выбирать не приходилось. Жаль, что обувь раздобыть тем же способом нельзя. Но эта проблема не главная. Главное – голодные боли в животе усилились настолько, что ее начало мутить, а думать становилось все труднее.

Еда! Где раздобыть еду?

Ночью можно попытаться вломиться в один из магазинчиков. Но днем такое невозможно – хозяева вызовут полицию, и тогда… И невозможно забраться в чужую квартиру – даже по пустым дворами то и дело кто-то проходил. А если их заметят, то поймают и вернут в Институт. Карина уже чуть не плакала от отчаяния, когда разглядела под кронами деревьев крышу стоящего на отшибе одноэтажного дома.

Дом на самом деле выглядел самой настоящей развалюхой. Но все окна оставались целыми, дверь оказалась запертой на большой висячий замок, а двор – точнее, то, что его заменяло – явно носил отчетливые признаки обжитости. Значит, он не брошен. Значит, внутри можно найти еду или деньги, на которую еду можно купить.

Невидимые руки Карины с легкостью сорвали с двери замочные петли. Она протолкнула Яну внутрь и скользнула вслед за ней, не забыв плотно прикрыть за собой створку. Да, здесь определенно жили, хотя коридор оказался завален разнообразным хламом, а мебель в комнатах едва не рассыпалась от ветхости. Впрочем, обстановка Карину не интересовала. Она искала только кухню.

На кухне воняло так, словно здесь кто-то устроил помойку. Впрочем, так и было – мусорное ведро не выносили уже минимум неделю, а объедки и грязь загромождали стол и ржавую мойку. Но главное – в холодильнике нашлась вполне съедобная еда! Вареный рис с вареной же рыбой, какие-то мелкие сосиски, масло… Еще в холодильнике обнаружилось большое количество запечатанных бутылок с надписью "Пиво", но они Карину не заинтересовали. Как-то раз, еще в детдоме, она попробовала эту горькую гадость, и потом ее долго тошнило. И как другие ее пьют?

Она сбросила на пол объедки со стола и вывалила на него пищу. Несколько минут они с Яной торопливо насыщались, запивая еду набранной из-под крана водой, пока острое чувство голода не ушло. Однако рези в желудке Карины не прекратились. Наоборот, они даже усилились, и теперь девочка с трудом заставляла себя глотать, борясь с острыми приступами тошноты.

– Карина, я больше не хочу, – дернула ее за рукав платья Яна. – Пойдем, а?