Когда-то от бегунов-манданов он научился приему фиксировать взгляд на какой-нибудь далекой цели, пока все остальное не исчезнет из виду. Расплавленное золото листьев огромных тополей у слияния рек стало теперь ориентиром Кольтера. Вот на этих-то деревьях, склонившихся над рекой, он и сосредоточил все свои мысли, и пламя октябрьских листьев заполнило теперь его мозг без остатка. Сосредоточившись, он рванулся вперед с новой силой.

Воины отметили твердую поступь Кольтера. Еще миг назад высокий белый человек впереди, блестя от пота, начал было припадать к земле и самый быстрый из индейцев уже мысленно планировал сократить разрыв: белый выглядел уставшим, плечи его начали нырять. И вдруг он полетел вперед, словно на крыльях безумия, уносясь от преследователей.

Дабы не потерять его, лидер тоже ускорил шаг. Его товарищи, по-собачьи державшиеся рядом, начали отставать.

Ни один человек не сможет бежать так долго, сказал себе лидер.

Кольтер, опередивший их на двести ярдов, услышал позади стук упавшего наземь оружия. Копья, луки, длинные ружья были брошены индейцами, чтобы облегчить бег.

Хорошо, обрадовался он, они начали беспокоиться.

Боль в груди превратилась в тошноту, но Кольтер чувствовал удовлетворение оттого, что заставил индейцев бросить оружие, которым те собирались убить его.

К исходу второй мили Кольтер почувствовал боль в правой щиколотке. Он вспомнил давнюю рану, вызванную свинцовой пулей – подарочек того племени, что сегодня собиралось поймать его.

Раздробленная в двух местах кость срослась плохо и теперь посылала предупреждение организму: нужно замедлить бег. Но не это занимало сейчас мысли Кольтера. Расплавленное золото листьев горело в мозгу, и тело его – слабое и жалкое – уже не принадлежало ему. Не принадлежали ему и ноги, утыканные серебристыми колючками кактусов. Не принадлежали ему ни сломанная щиколотка, ни нос, который начал кровоточить, ни горло, забитое пылью. Только золотое сияние листьев. Только…

Вдруг он споткнулся и упал. Нога все-таки подвела. Перекатившись через правое плечо, Кольтер неуверенно встал на ноги. Достигнутый с таким трудом разрыв был потерян. Он увидел приближающуюся фигуру лидера, сильного и быстрого. Проклиная свинцовый шарик, раздробивший лодыжку, Кольтер побежал снова. Но это уже был не тот бег. Появилась хромота, шаг стал коротким и рваным, каждое движение отдавалось болью в поврежденной ноге.

Люди с волчьими глазами позади заметили хромоту и прибавили ходу – один, длинноногий, впереди, двое, чуть приотстав, следом. Большой олень загнан, поняли они, и кровавая песня уже звучала в их ушах.

Кольтер все еще пытался бежать, только теперь мягче сгибал ногу в колене, щадя сломанную кость, более ровно ставил ступни, наклонившись вперед, как учили его манданы, плечами разрезая встречный ветер. Болевой порог был пройден, и время для него словно застыло.

Похоже, он не чуял горящей стрелы, пронзившей мозг. Не чувствовал вкуса крови, лившей из носа. Струящейся по лицу, заливающей грудь. Барабанный бой в ушах был хуже, чем агония, охватившая сердце – наковальня за грудиной.

Кровь бежала, и бежал Кольтер, оставляя за собой след алых капель на ветру. Черноногие, увидев это, рванули вперед с новыми силами. Ско-ро, ско-ро, выбивали их ноги. Кольтер распробовал соленый вкус собственной крови, и это придало ему мужества – а может, и нет, ибо сейчас он уходил в ту страну, где разум не помнит хозяина. Золотые деревья исчезли, исчезло и солнце – его, словно замерзшие скелеты, обступили голые деревья зимы. И хотя он по-прежнему бежал в вязком осеннем солнце, Джону казалось, что он танцует танец смерти среди скелетов деревьев. И вот наконец он взмыл над преследователями каркающим вороном с серебряно-черными крыльями.

Джон чувствовал, что летит. Ног не было, они превратились в великую Миссури, и ей было невдомек, что над ней летит человек. Вдруг Джон оказался рядом с Кларком и Друйярдом, они вытаскивали из реки чудовищного сома. Способная проглотить ребенка тварь была шести футов длиной, ее усы висели, как плети. Кольтер теперь плыл в глубоком чистом потоке собственного сознания, бодрствующий, но вроде как неживой. Он чувствовал и реку, и миссурийского сома, слышал звонкий смех манданских дьяволят. Маленькие красные чертенята жили в огромных муравейниках за деревней. Он видел их, вспоминая зимние рассказы о том, что они вытворяют с пленниками. Хихикая прямо в уши, они щипали его острыми коготками и колотили по затылку боевыми палицами.

Джон прыснул со смеху. Теперь ясно, почему пришли демоны. Это то самое сумасшедшее место, названное его именем. Кольтеров Ад. Багряное гиблое место. Зияющие внутренности земли, тошнотворная паровая машина, адская отдушина – лучше бы ему не открывать его. Только племя безумных индейцев могло жить там, индейцы-собаки, которые ползали на корточках среди дымных теней, выкапывали коренья и жарили их на горячих камнях. Кольтер пошел за муравьиные кучи, невзирая на просьбы манданов и вопреки желаниям кроу, и очутился в багряном гиблом месте, встретив там индейцев-собак, пригласивших его разделить с ними трапезу из горьких клубней и погрузиться в их кипящие купальни.

В этот миг он проснулся и обнаружил, что лежит на спине, бешено извиваясь. Его преследователи, все трое, окружили его, застыв в изумлении. Несколько секунд он выплывал из сна и все еще видел багровый пар и алых туманных призраков, пока холодная ясность рассудка не обрушилась на него. Скрюченными пальцами он принялся сдирать с себя клочья смертоносного сна. Оттолкнувшись локтями, Джон сел. Ладони нащупали травянистую почву развилки Джефферсона. Взглянув вверх, он увидел стайку черных птиц с красными крыльями, щебечущих в залитой солнцем кроне тополей.

«Боже правый, – подумал он, – я все же добежал». Когда расплывчатые края смертного сна исчезли окончательно, Кольтер вернулся в реальный мир и обнаружил воинов-волков, которые молча ждали, наблюдая. Их ножи сверкали на солнце, воздух полнился их тяжелым дыханием. Кольтер пошарил в жухлой траве в поисках хотя бы камня. Ничего. Джон загреб две пригоршни сухой серой травы. Воины, решив, что он хочет бросить что-то, немного отступили. Кольтер расхохотался в ответ, плюнул кровью в волка-лидера, подкинул в небо пригоршни заиндевевшей травы и станцевал танец, которому его научили демоны, хмельной пируэт, ломкий и почти нечеловеческий, словно кривлянье лунатика. Кровавые брызги взметнулись в воздух, и черноногие отпрыгнули еще дальше, рассекая воздух ножами.

Закончив последний неимоверный пируэт, Кольтер внезапно встал прямо. Слабая улыбка изогнула запекшиеся кровью губы. Он сдвинул ноги вместе, протянул вперед ладони и изобразил приветственный жест кроу.

Черноногие переглянулись и опять шагнули назад, колеблясь. Это не их добыча, говорили глаза индейцев. Он безумен и нуждается в знахаре. Он истощил себя бегом, убил собственную голову. Безумный бегун стал безумным призраком, ходячим мертвецом.

И они еще раз шагнули назад.

Кольтер наступал на них, повторяя приветственный жест. Земля задрожала от топота приближающегося племени. Небо пожелтело от пыли, взбиваемой множеством ног. Бешеное месиво ног и пыли было уже ярдах в трехстах.

Кольтер снова взвился в небо, как горный козел, ударив ногой об ногу. Трое черноногих отпрянули, торопясь освободить дорогу безумному. Выйдя из исступленного пируэта, Кольтер оттолкнулся согнутыми ногами и рванулся к песчаному берегу. Река была всего в нескольких футах. Джон разрезал телом золотое покрывало опавших листьев и исчез.

Стрелой он пронзил зеленоватый сумрак. Ледяная осенняя вода огнем обожгла кожу, но он не чувствовал холода, мощно загребая руками.

В тот момент когда он пробил поверхность реки, трое черноногих подбежали к берегу. За те несколько минут, пока они шарили в воде в поисках Кольтера, один за другим подтянулись остальные, с трудом переводя дух. Вслед за тяжелым дыханием и хриплыми криками самых торопливых на берегу медленного потока собралось все племя.