Я спросил чаю. Мне предложили на выбор черный, зеленый, желтый и красный. Я знал, что два последних есть только в Китае, и выбрал красный. Когда мне его принесли, я сразу забыл про свои страхи и про то, что сначала пожалел, что увязался за тем типом. Ни до, ни после мне не приходилось пить такого вкусного и ароматного чая. Вкус его невозможно передать словами, единственное, что можно сказать, он оказывает какое-то явно тонизирующее действие.

Таким образом, программа вечера была выполнена. Оставалось только вернуться в гостиницу, что мне удалось сделать заполночь, как ни странно, без всяких приключений, хотя я боялся заблудиться в узких, неосвещенных улочках китайского квартала Белиз-сити.

Когда я пришел в «Сисайд», бельгийские студенты, обитатели гостиницы, с которыми я успел познакомиться до своего вечернего путешествия, сидели в холле. Увидев меня, спросили, где я шлялся в столь поздний час. Услышав мой рассказ, они вытаращили глаза:

— Китайский квартал, да-а? А там вчера вечером американца за два доллара зарезали...

Последовала немая сцена. Потом кто-то робко произнес:

— А на меня там сегодня средь бела дня напали...

Тут вдруг все разом загалдели: «Все русские сумасшедшие, но не до такой же степени», или: «Это просто очень оригинальный способ самоубийства». Потом мне показали путеводитель-справочник, в котором четко, черным по белому было написано, что европейцам категорически не рекомендуется посещать китайский квартал даже в светлое время суток. Наверно, правильно я поступил, что не сказал моему странному спутнику о своей национальной принадлежности.

А может, это не имело значения, и мне просто повезло?..

На другой день старый, обшарпанный автобус за три часа довез меня до гватемальской границы. Метров за сто до нее кончился асфальт, и дальше шла грунтовая дорога. Предстояло пересечь последнюю на моем пути границу, и, как всегда, не обошлось без проблем. Гватемальский КПП представлял собой индейскую хижину, крытую пальмовыми листьями. Пограничник, взявший мой паспорт, внимательно изучил его и неожиданно куда-то вышел. Как я потом узнал, ему не понравился герб с серпом и молотом за такой знак в Гватемале можно было получить до десяти лет тюрьмы и он пытался дозвониться до столицы, чтобы в очередной раз все согласовать. Пока же я пребывал в полном неведении относительно всего происходящего. Оставалось лишь терпеливо ждать.

В хижину КПП входили разные люди, в основном, местные жители, но было много и туристов, вполне европейского вида. Мое внимание неожиданно привлек один из них. Это был мужчина средних лет, гораздо старше так часто встречаемых здесь путешествующих студентов. Одет он был в рваную, видавшую виды майку и такие же шорты.

Однако не это привлекло мое внимание, а то, что он тащил за плечами. Это был обычный рюкзак, хотя мне показалось, что в данный момент это самая необычная вещь, которую только можно встретить на затерянной в сельве границе между Белизом и Гватемалой. Дело в том, что это был наш «Ермак», уже довольно сильно потертый и невзрачный, каких во множестве можно встретить на любом нашем вокзале, турбазе и т.д. Учитывая своеобразие обстановки, я решил познакомиться с владельцем такого родного здесь для меня предмета.

Владелец рюкзака оказался из Братиславы, звали его Петер. Здесь, в дебрях Гватемалы, словак почти соотечественник. Русского языка он не знал, но мы все же пытались кое-как объясниться. Я усиленно коверкал русские слова, почему-то надеясь, что от этого они станут похожи на словацкие. Когда из подобной практики ничего не получилось, мы перешли на испанский.

Проведя со мной некоторое время, словак ушел в сторону Гватемалы-столицы, она одноименна со страной, а я еще долго (всего около пяти часов) ожидал решения своей участи. Наконец «добро» в каких-то ужасно компетентных инстанциях было получено, и мне тоже зажгли зеленый свет. Но было поздно: никакого транспорта в сторону Флореса небольшого городка, столицы штата Петен, не ожидалось. И тут меня кто-то окликнул по имени. Я обернулся и увидел Петера, который подавал какие-то знаки. Я-то думал, что он уже давно во Флоресе, но теперь добираться туда вдвоем будет по крайней мере веселее. Обсудив наше положение, мы решили идти пешком, надеясь, что кто-нибудь подберет нас по дороге. Как оказалось, мой новый попутчик путешествовал принципиально только автостопом.

И мы пошли. Через некоторое время темноту прорезали два луча света. Мы встали посреди дороги. Машина тоже. Это был пикап, принадлежавший местному крестьянину. Много он нас провезти не мог — сворачивал в свою деревню, и высадил на половине пути в небольшом индейском селении. Там жили потомки древнего, некогда могущественного народа майя. Селение состояло не более чем из десятка хижин, крытых пальмовыми листьями. Одна хижина была двухэтажной и служила, наверное, общинным домом.

Единственным, что во всем облике деревни намекало на конец двадцатого века, была красная жестяная табличка с надписью «кока-кола», прибитая к двери одной из хижин. Местные жители столпились вокруг нас с Петером, разглядывая странных пришельцев с видимым интересом. Такие, как мы, — далеко не частые гости в деревне. Все, как правило, проезжают от границы до Флореса, не останавливаясь. Индейцы по-испански не говорили, но мой спутник каким-то образом ухитрился объясниться с ними на языке жестов — первом языке общения европейцев с индейцами, как видно, не потерявшим своей значимости до сих пор. В частности, Петер сумел намекнуть, что самое время перекусить, и перед нами появились различные фрукты, кукурузные лепешки и чича — местный слабо хмельной напиток. Я попытался выяснить, сколько мы должны за столь щедрое угощение. Однако мой спутник, не говоря ни слова, достал из кармана две мятые бумажки по десять кетцалей и положил перед собой. Сидевшие напротив индейцы даже присвистнули от удивления. Сумма, равная примерно пяти долларам, оказалась для них неслыханной. Я думаю, в этой деревне еще долго будут вспоминать двух странных путешественников, так не похожих на всех остальных.

И вот наконец Флорес, до которого нас довез попутный грузовичок. Наступила ночь, и главной задачей стало найти ночлег, что неожиданно оказалось не так-то просто. В гостиницах и постоялых дворах, везде неизменно отвечали, что мест нет. Тогда мой спутник подкинул интересную идею: во время своих путешествий он принципиально не останавливался в гостиницах и им подобных заведениях, а ночевал исключительно на улице, на худой конец, в школах, церквях — куда пускали. Я спросил:

— А как в Белизе, тоже?

— Да, в Белизе пять дней, все — на улице, четыре раза нападали, но это так, мелочи жизни.

Такая философия все время жить на улице и передвигаться только автостопом мне показалась несколько странной, но, похоже, другого выхода в нашей ситуации не оставалось. Петер вызвался найти подходящий ночлег. Вернулся он минут через пять и сказал, что все в порядке, он уже договорился. Мы пошли в городской парк, со сторожем которого и договорился мой спутник. В центре парка находилась небольшая крытая эстрада и несколько зрительских скамеек. Вот под этой-то крышей нам и предстояло провести ночь. Петеру, конечно, хорошо — он готов к подобным условиям у него спальный мешок и противомоскитная сетка, а у меня... Короче, я лег прямо на бетонный пол, подстелив куртку. Сначала ужасно досаждали москиты, потом это им надоело, и они угомонились. Я забылся сном.

Разбудил меня топот, казалось, тысячи кованых сапог. На самом же деле их было не более десяти. Это армейский патруль совершал обычный ночной обход. Весь Петен буквально наводнен военными. Об этом предупреждали много раз. Говорят, что здесь даже велись какие-то военные действия против партизан, хотя сам факт существования последних мне представляется довольно сомнительным.