Миша высунул голову в слуховое оконце, подтянулся на руках и вспрыгнул на крышу. Ого, какая теплая! И день, кажется, был не особенно солнечным, а жесть как нагрело!

Он снял тапочки и, стараясь не греметь, прошел по крыше к своему излюбленному месту у трубы. Улегшись, стал смотреть на реку. Отсюда, как на ладони, был виден новый железнодорожный мост — стройный, красивый, удивительно легкий.

Вдалеке раздался протяжный гудок. Приложив руку ко лбу — солнце било прямо в глаза — Миша увидел поезд. Он вышел из леса и теперь торопился к мосту. Паровоз казался маленьким, хлопотливым, а вагоны были совсем как игрушечные.

Состав въехал на мост, растянулся на нем длинной лентой. Стук колес сделался громким и четким. Затем поезд прокатил мимо сторожки, мимо старого форта на берегу реки и скрылся за пригорком.

Миша опустил подбородок на сложенные руки и тяжело вздохнул. Люди куда-то едут, куда-то спешат, а ты вот сиди здесь, на месте — и все тут!

Да, неудачно складываются каникулы в этом году. Сначала заболела мама, и ее положили в больницу. Сама собой отпала поездка к дедушке на Рыбье озеро, о которой Миша мечтал всю зиму. Потом у папы на аэродроме началась какая-то большая работа, и его не пустили в отпуск. Да что там отпуск — он по суткам не бывает дома. Возись тут с Толиком да вари обеды! И еще погода стоит все время неважная.

Правда, в этом потоке сплошного невезения сегодня появился небольшой просвет. Папа обещал приехать к девяти вечера и забрать Мишу и Толика на аэродром. А сегодня четное число. Значит, ночью будет рейсовый из Киева, и Миша сможет, наконец, побывать на самолете. Смешно сказать: папа работает начальником охраны аэродрома, а он еще ни разу не посмотрел, как выглядит внутри настоящий большой самолет. Один только «кукурузник» и видел. Просто даже неудобно перед ребятами…

Звякнула жесть. Миша поднял голову и посмотрел назад. Из слухового оконца показались полные загорелые руки, копотко остриженная голова. Сверкнули на солнце стекла очков. Витька!

Жесть загремела.

— Эй, ты! Поаккуратнее, — негромко сказал Миша. — Услышит дядя Ерофей, — в два счета сгонит. Он вчера шум поднял, что мы крышу проломим.

Витя зашагал осторожнее, но когда он стал опускаться рядом с Мишей, снова раздался стук.

— Что там у тебя? — нахмурился Миша.

— Камень. В кармане, — лаконично пояснил Витя.

Камень… Снова принялся за свои краеведческие дела. Вот человек! В кружке одни девчонки, а он у них вроде как за председателя. Дружи с таким!

Миша отодвинулся от Вити, давая понять, что сердится. Но на Витю это не произвело впечатления. Он лежал, подперев руками голову, и смотрел вдаль. Миша обождал еще немного: может быть, в нем все-таки заговорит совесть?.. Где там!

Наконец, Миша не выдержал:

— Ты почему на реку не пришел?

— Кружок, — не поворачивая головы, ответил Витя.

— Кружок, кружок!.. — передразнил его Миша. — А знаешь, что ребята про тебя говорят?

Витя равнодушно молчал.

— Что ты боишься в воду лезть, что вообще… Ну, что ты трус, потому и с девчонками возишься!

Витя повернулся на спину.

— Тепло как… — сказал он не совсем кстати. И, помолчав, добавил:

— Не знают они ничего. Пусть говорят, что угодно.

— Как это «пусть говорят»! — возмутился Миша. — Тебе все равно? А мне нет! Ребята смеются над тобой и на меня смотрят — ведь я твой друг. А что я могу им ответить? Ну, почему ты не пришел?

— Я сказал. Кружок.

Миша только рукой махнул: говори вот с таким!

— Послушай, — примирительно начал Витя. — Есть новость. Я был в форте и….

Но тут снизу, со двора раздался звонкий голос:

— Миша! Ми-и-и-ша-а-а!..

Это Толик. Опять, наверное, есть хочет. Что за зверский аппетит! Скоро придется для него дополнительный обед готовить. И хоть бы ел, что дают. Так нет же: «Мишка, суп невкусный!», «Мишка, опять в кисель соли насыпал!». Словно он повар какой-нибудь! Нет, надо будет категорически заявить папе…

— Ми-и-и-ша-а-а! Иди сюда!.. Я знаю, ты на крыше, — снова донеслось снизу.

— Погоди, Витя… Пойду, ему поесть дам. Теперь уж не отвяжется…

Миша на животе сполз вниз по скользкой жести и нырнул в слуховое оконце.

Толик стоял посреди двора, задрав голову, и смотрел на крышу; вероятно, собирался снова закричать. Миша подошел к нему сзади:

— Чего орешь?

Тот повернулся. Смуглое лицо, на котором грязь дополняла загар, обрадованно заулыбалось. Сверкнули белые неровные зубки.

— Есть хочу.

— Так я и знал!.. Пошли уж…

У подъезда на раскладном стульчике сидел старик с седыми волосами ершиком и, закрыв глаза, подставлял лицо теплым лучам вечернего солнца.

— Здравствуйте, Андрей Викентьевич, — поздоровался Миша.

Старик открыл глаза. Взгляд у него был цепкий, острый.

— А, здравствуй, здравствуй, молодой человек.

Андрей Викентьевич, железнодорожник-пенсионер одиноко жил в сторожке рядом с домом. Ничем особенным он не выделялся. Но несколько месяцев назад Андрей Викентьевич выиграл пятьдесят тысяч по облигации и купил себе «Победу». Эта «Победа» принесла ему славу у всех окрестных мальчишек. Тем более, что Андрей Викентьевич не любил ездить без пассажиров, а среди ребят желающих прокатиться на машине всегда более чем достаточно.

Мишу старик катал на «Победе» чаще, чем других. Так уж получалось, что по вечерам, когда Андрей Викентьевич выводил из гаража свою «Победу», Миша всегда оказывался вблизи. Впрочем, в этом не было ничего удивительного: окно Мишиной комнаты находилось напротив гаража.

Совсем иного рода взаимоотношения сложились между Андреем Викентьевичем и Толиком. Сначала все было тихо, мирно. Но однажды дядя Сережа — брат папы — неосмотрительно подарил Толику перочинный ножик. Толик немедленно приступил к испытаниям. Порезал на куски свежий номер Мишиной «Пионерской правды» — бумагу нож брал хорошо. Дерево тоже — это Толик испробовал на ножке кухонной табуретки. Ну, а резина? Как ножик берет резину? И тут Толик вспомнил про «Победу». У нее ведь колеса из толстой резины. Ничего страшного не будет, если отщипнуть от них кусочек.

…Андрей Викентьевич застал Толика, когда тот уже успел вырезать из покрышки полоску сантиметров в пять. Они стали непримиримыми врагами. «Башибузук» — так прозвал старик мальчугана…

— Что там башибузук визжал во дворе? — спросил Андрей Викентьевич.

— Проголодался, видите ли. Два часа назад обедал, — пожаловался Миша.

Старик зачмокал языком.

— Да, Мишенька, трудно тебе… Сочувствую, сочувствую. Но ничего, мне тут ребята говорили, что ты сегодня с папашей на аэродром поедешь. Все-таки развлечение… Хе-хе…

— Да, Андрей Викентьевич. Папа будет в девять, возьмет меня с собой.

— Миша! Ну, Миша! Скорей! — раздалось с лестницы.

— Иди, иди, — заторопил Мишу старик, — а то еще башибузук, чего доброго, тебя, самого проглотит… Хе-хе…

Дома Миша стал разжигать керогаз. Фитиль никак не загорался. Он поднял резервуарчик для керосина и потряс его. Так и есть — пуст!

Толик сидел в комнате и с нетерпением ждал обещанную яичницу.

— Иди сюда, — позвал Миша.

Толик побежал на кухню:

— Уже готово?

— Готово, готово! — передразнил Миша. — А керосин?..

Толик открыл кладовую, где стоял бидон. Керосин — это было по его части. Миша стряпал, а Толик должен был снабжать его горючим. Так мама распределила обязанности перед своим уходом в больницу, и это соблюдалось свято.

Как на зло, бидон был пуст. Толик подхватил его, виновато пряча глаза, шмыгнул мимо Миши. На ходу вытащил из тумбочки припрятанные три рубля и понесся за керосином.

Только он выбежал, — пришел Витя. Молча уселся в угол дивана — он всегда сидел здесь, когда приходил к Мише. Вытащил из кармана какое-то краеведческое сокровище — обломок красного камня — и принялся сосредоточенно его разглядывать.