Уже несколько раз Миллер, разговаривая с Мэкхитом, ронял намеки, которые можно было объяснить только следующим образом: если со стороны Мэкхита последует приглашение навестить его, то они не станут откладывать свой визит в долгий ящик. Это само по себе уже означало весьма много. К сожалению, у Мэкхита до сих пор не было семьи и дома. Когда же он теперь по всей форме пригласил господина Миллера на свою предстоящую свадьбу, тот поспешно изъявил согласие как от своего имени, так и от имени господина Хоторна.

Мэкхит чувствовал, что это приглашение ускорит благополучное завершение переговоров в гораздо большей степени, чем самые солидные справки. И он был прав.

Выйдя из банка в отличном настроении, он направился к мосту Ватерлоо. В задней комнате он посовещался с Фанни Крайслер и увел ее из магазина.

Они вместе обошли несколько первоклассных антикварных магазинов, расположенных в том районе, и отобрали различную мебель. Они искали особо выдающиеся вещи. Цена не играла роли. Однако, когда они зашли позавтракать в закусочную, Фанни погрузилась в молчание, а потом вдруг сказала, постукивая ложечкой по блюдцу:

– Все это чушь. На что тебе эта мебель? Для себя лично? Ясно, что нет. На худой конец ты, конечно, мог бы жить в такой обстановке, но тебе незачем обманывать меня: обыкновенные фабричные гарнитуры фунтов за сорок были бы тебе гораздо приятней, чем все то, что я сейчас для тебя отобрала. У тебя вкус упаковщика мебели… Не спорь со мной. Это нисколько тебя не унижает. Но эта мебель предназначена вовсе не для тебя. Она предназначена для господ Миллера и Хоторна. А на что им эта рухлядь? Обстановка должна быть в стиле модерн, и притом дорогая. У тебя должна быть квартира человека, шагающего в ногу со временем. Разумеется, в ней может, между прочим, находиться и несколько старинных вещей, полученных по наследству от матери: кресло, рабочий столик и тому подобное. Я обо всем позабочусь. Предоставь это дело мне. Все будет выглядеть так, что Полутора Столетиям не придется беспокоиться о судьбе их денег, доверенных тебе.

Мэкхит рассмеялся. Они вторично обошли магазины и отменили все заказы. Фанни одна занялась покупкой новой мебели.

Полли наврала насчет пикника, на который ее будто бы пригласил господин Кокс. Она вообще с тех пор больше не видела господина Кокса. Несколько раз ей приходило в голову, что неплохо бы зайти к нему за брошкой. Она была уверена, что за эту брошку любой ювелир – а может быть, даже и ссудная касса – даст ей не меньше пятнадцати фунтов.

Но у нее как раз установились хорошие отношения с Мэком. И он нравился ей все больше. И она заметила, что он следит за ней. Возле лавки музыкальных инструментов постоянно околачивались несколько человек, которые шли за ней по пятам, как только она появлялась на улице. Сначала она сердилась, потом ей это начинало льстить. Под опекой Мэка она чувствовала себя в безопасности.

Мэк не был молодым хлыщом вроде Смайлза, которому вообще не было знакомо чувство ответственности. Как только Мэк заговорил о тайном браке, она с удовольствием представила себе, какое лицо состроит ее отец, когда он обо всем узнает.

Она была убеждена, что Мэк принял это решение после того, как она наврала ему про пикник. Пикник представлялся ему чем-то невероятно разнузданным. Она смеялась при одной мысли об этом.

В пятницу вечером госпожа Пичем уложила в чемодан мужа сорочку и несколько воротничков, и Пичем отправился на вокзал. Получасом позже Полли тоже начала укладываться в своей розовой комнатке.

Она втайне от всех купила себе шелковую комбинацию и лиловый корсет, причем купила в д-лавке, чтобы приятно удивить Мэка. Она уложила их в старый черный саквояж; туда же она сунула длинную ночную сорочку с глухим воротом, единственную нештопаную.

На углу ее поджидала закрытая карета, в которой сидел Мэкхит.

Мэкхит пребывал в дурном настроении – он с утра был на ногах, и ему не удалось, как обычно, выспаться после обеда.

Сначала они подъехали к полицейскому управлению. Мэкхит приказал кучеру остановиться и на минутку заглянул к Брауну. Браун тоже нервничал. Мэкхит в течение дня уже два раза забегал к нему, добиваясь твердого обещания прийти.

Так как ему все же не удавалось найти подходящий дом, он днем дал Брауну новый адрес, что ни в малой степени не улучшило настроения старшего инспектора. Он и на этот раз не проявил особого желания прийти, но все же пообещал. Между тем успех вечера целиком зависел от его прихода. Тут дело было не только в Миллере и Хоторне, но и в некоторых других гостях, на которых присутствие полицейского сановника, несомненно, должно было произвести впечатление.

Неподалеку от Ковент-Гардена Мэк завез Полли в кафе, а сам поехал дальше, в Кенсингтон. Там его люди обставляли квартиру для брачной церемонии; этому предшествовало одно довольно неприятное событие в другом доме. Собственная квартира Мэка в южной части города не подходила для празднества, так как была слишком мала.

Мэк застал там величайший беспорядок. Мебель для нижнего этажа была выгружена раньше той, что предназначалась для верхнего, и загородила все проходы. Люди Мэка не подходили для роли упаковщиков мебели; кроме того, они уже успели напиться. О'Хара, руководивший выгрузкой, оправдывался тем, что люди начали роптать.

Это был маленький особняк герцога Сомерсетширского. Большой особняк тоже был свободен, так как герцог находился на Ривьере, но он был чересчур пышен и к тому же полностью обставлен, тогда как малый особняк был пуст, за исключением комнат дворецкого. Дворецкий был многим обязан Мэкхиту.

Мэкхиту тут нечего было делать; поэтому он опять поспешил к Брауну. В управлении он его не нашел. Тогда он поехал к мосту Ватерлоо, послал Фанни к Персику и отправился к Брауну на квартиру. Но он его и там не застал.

Фанни тотчас же узнала Персика по описанию. Они очень быстро познакомились. Персик нервничала из-за длительного отсутствия Мэка. Она пила уже третью чашку чаю. Кроме того, у нее не было при себе денег.

Приход Фанни сначала успокоил ее, но потом ее одолели сомнения – кем приходится Фанни Мэку? Фанни было немного за тридцать; она была недурна собой. Фанни внезапно рассмеялась и сообщила Полли, что она заведует антикварной лавкой Мэка у моста Ватерлоо и что у нее больной муж и двое детей. Это сообщение, как ни странно; сразу же успокоило Полли, впрочем ненадолго.

Хуже всего было то, что становилось уже поздно, а Полли еще предстояло купить себе подвенечное платье. Она опасалась, что ей, не дай Бог, придется провести весь вечер в затрапезном платье, и это убивало всю радость предстоящего венчания. Мэк сказал ей, что на свадьбе будет множество шикарных гостей.

Мэк явился довольно поздно, не разыскав Брауна, и усадил обеих женщин в свою карету. Полли ни за что не хотела отпустить Фанни, хотя Мэк рассчитывал, что та уйдет. Ссылку Фанни на то, что она не одета, Полли обошла молчанием.

Мэк взглянул на часы и выругался. Разумеется, все лавки были уже закрыты. Он отлично понимал, что Полли не следует входить в свой будущий дом в будничном платье, хотя бы даже с черного хода. Не дожидаясь ее просьб, он приказал кучеру остановиться в парке в нескольких сотнях метров от дома и пошел вперед добывать платья.

Дело это он поручил одному из своих людей, специалисту по конфекциону, который обладал таким вкусом, что мог бы заведовать отделением у Ворта, но был для этого недостаточно солиден. На следующий день у Ворта недосчитались пяти платьев, и заведующая засвидетельствовала в полиции, что они были в числе лучших. В связи с этим Були претерпел на следующей неделе уйму неприятностей, так как в преступном мире действительно не было человека, равного ему по вкусу. Так или иначе, Мэк принес Полли в карету первоклассное подвенечное платье.

Одно из оставшихся четырех надела Фанни, таким образом, иона была в подвенечном платье.

Полли нашла в доме около полусотни людей, принадлежавших, судя по их внешности, к самым различным общественным слоям. Кроме некоего лорда Блумзбери, одного полковника, двух членов палаты общин, двух известных адвокатов и пастора из прихода святой Маргариты (совершившего обряд венчания в соседней комнате), она пожала честную руку целому ряду мелких коммерсантов, агентов и закупщиков Мэка – по большей части коренастых господ с брюшком. Почти все они были с женами.