- А твоя девушка?

- Что моя девушка? Ах, да... Она сейчас ветеран труда и тыла, у нее больные отекшие ноги. Ее внучка похожа на нее в молодости как две капли воды, но девица вышла отвязная, непутевая. Я отыскал ее сразу же, как только вернулся из Сибири, где-то в конце пятидесятых. Посмотрел со стороны на ее житье-бытье, потом встретил ее муженька, пьяницу и дармоеда в темном переулке и малость поучил его уму-разуму. Не удержался...

- Ты ее до сих пор любишь?

- Издеваешься? У вампира любовь к человеку может быть только плотоядной. Скажем так — я ее помню. Налей себе вина, я оплачу.

- Почему ты не перебрался за границу. Для тебя ведь нет ничего невозможного. Там демократия, там бы защитили твои вампирские права и ты не только свободно пил кровь, но тебе бы ее еще и поставляли по средам и пятницам.

- Ох, сколько иронии и сарказма... вижу, не любишь ты заграницу, - усмехнулся он. - Ну, был я там. Прожил пять лет и смотался обратно на родину. На большее меня не хватило.

- И что? Там тоже есть такие, как ты?

- Есть, - зло сказал он и замолчал, подумал и стал рассказывать дальше: - Познакомился я с тамошними братьями-вампирами. Ну, так - у них одно на уме — без разбора лакать кровь, только о своей жажде и думают. Одним словом — упыри.

- А здесь?

Он засмеялся:

- Да уж, встретил я одного, горького пьяницу. Выпили, поговорили о нашем житье-бытье. Он мне, кстати, и рассказал, что спасается от жажды алкоголем. Он дольше меня на этом свете мается. Долго плакался у меня на плече, а потом попытался укусить. Я пару раз сунул кулаком в его наглую пьяную морду, плюнул и ушел.

- В тебе еще так много человеческого.

- Ты это говоришь, потому что не знаешь, насколько я отвратителен, что я вытворял и на что способен, - он остро глянул на меня. - И выбрось из головы эту дурь, что можешь спасти меня, облегчить мою участь и прочую ерунду. Мне легче одному...

- Как хоть тебя зовут?

- Никак. Если я назовусь, ты меня позовешь, и я вынужден буду прийти.

- То есть, я больше не увижу тебя?

- Я возьму твои воспоминания о нашей встрече, и ты никогда не вспомнишь обо мне...

- А если я не соглашусь забыть тебя?

- Кто это, интересно, будет спрашивать твоего согласия? - скривился он.

Я смотрела на него и совсем не понимала себя. Меня, против воли, тянуло к этому парню.

- Помнишь полицейских, что приходили за мной? – вдруг спросил он, махнув в сторону стеклянных дверей и этот скупой жест выдал, насколько он оказывается был пьян. - Так вот, один из них, тот пузан, что разговаривал со мной, в бытность свою был худющим, большеглазым пацаном, постоянно разбивающим футбольным мячом стекла моих окон. Это сейчас он не помнит, как я таскал его за уши, потому что забрал у него память о себе, как и у своих соседей по той огромной коммуналке, где я жил. Да... - он хохотнул довольно, - соседи, помнится, сторонились меня. Считали странным, что я днем все время сплю, а ночью куда-то ухожу. Я объяснил, что работаю в подвале истопником и на меня перестали обращать внимание. Гораздо больше, чем моя загадочная персона, докучала всем одна сварливая бабка. Эта старая калоша поедом ела соседей, в том числе и меня. Дня не проходило, чтобы она не затевала скандала, после которых странно успокаивалась. Сейчас это называют энергетическим вампиризмом, а тогда о таком знать не знали. Получилось так, что мы с ней остались в огромной сталинской коммуналке одни, когда остальные соседи разъехались по новым квартирам. Вот тут то мы и потягались с ней, стараясь выжить один другого. Угадай, кто победил? Пра-авильно, бабка. Эту паршивку не напугал даже вид моих клыков, которые я специально ей продемонстрировал. Я же просто брезговал ее кровью. Ну вот, что ты наделала? – вдруг вскинулся он, полыхнув красноватыми отсветами в глазах. - Зачем поддалась мне? Я разговаривал с тобой, как с хорошей девчонкой, а ты оказалась обыкновенной сучкой с сентиментальной чушью вместо мозгов. Ладно, я избавлю твою голову от всего того, чем я ее сейчас забил. Я даже не успею дойти до дверей, как ты забудешь всю эту чушь, в том числе и меня, - привстав, он наклонился ко мне и прошептал на ухо: - Она тебе ни к чему. Ты забудешь, зато я буду помнить... хотя память порой причиняет боль не хуже серебра.

- Но почему? – всхлипнула я с болью в сердце.

- Потому что, не было, и нет человека, который бы мог противостоять мне, тем более женщина. Смирись и забудь. Не выбирай дорогу страданий, живи спокойно и беззаботно... как все.

Но я не хотела забывать. Он взглянул мне в глаза, и я невольно дотронулась до ворота блузки, под которой прятался медный, потемневший от времени, бабушкин крестик. Я выбирала другое. Я не хотела, чтобы кто-то решал мою судьбу, даже из самых лучших побуждений. Этот вечер - часть и моей жизни тоже. Но что я могла сделать? Даже если бы я захотела, то не в силах была ни отвести глаз в сторону, ни закрыть их, под его пристальным неподвижным взглядом, словно буравившим мой мозг, заставляя мысли путаться.

Единственное, что я могла, это глубоко спрятать свои мысли и чувства, представив себе пустой экран. На уме вертелись, раз за разом, слова какой-то немудреной песенки, и я не давала острой игле своего разума, сойти с этой убогой дорожки памяти, сосредоточившись на надоедливом припеве. Я сама торопилась на миг стереть свои воспоминания, чтобы сохранить их, и сидела с застывшим, неподвижным лицом, почему-то посчитав, что именно так и должен выглядеть человек которому вторгаются в мозг. Не мигая, смотрела я в глаза вампира, и меня затягивало в тяжкий омут безвременья. Время остановилось. Он встал и, перегнувшись ко мне через стойку, поцеловал в губы холодным поцелуем, пахнувшим кровью и водкой. Я слышала, как он уходил, не смея шевельнуться, боясь, что он почувствует, поймет, что я обманула его и вернется, чтобы...

Мое сознание застыло, мысли затихли. Сейчас, где-то за гранью своего осознанного бытия, я понимала, на какую боль обрекала себя, чтобы там, в будущем вечно терзаться от потери... Он хотел избавить меня от этой муки, взяв ее себе. Я же хотела помнить его. Не знаю, сколько я так сидела, одна в пустом баре, уронив голову на ладони. Тихо пела Шаде. Я смогла. Я противостояла ему напряжением своей воли, а он так и не узнает об этом. Подошел Андрюша.

- Слушай, когда пойдешь к Митричу, позови меня. Возьмем расчет вместе.

- Он тебя тоже уволил? - подняла я голову, взглянув на него.

- Нет. Но он уволил тебя. Я не хочу оставаться здесь без тебя.

Я невольно взглянула на него глазами мудрого безымянного вампира и кивнула. Меня не тронуло его признание. Слышишь: не тронуло. Я пишу в слабой надежде, что он прочтет это, что узнает о том, что есть на свете тот, кто смог противостоять ему.

Видишь, я все помню и ничего не забыла из того, что ты рассказал за те несколько часов, что мы провели с тобой, сидя в баре одни.

Я не забыла.