– Я сразу поняла, что это вы, – затараторила она, держа нас за руки. – Ты так же щуришься, Леша, а Андрей глядит таким же букой.

Но тут с кислым лицом приблизилась библиотекарша и попросила “восторги по случаю встречи” перенести на лестницу.

– Я знала, что встретимся, знала! – повторяла она. – Ведь Петр Арианович велел нам, чтобы мы были вместе…

– Не забыла Петра Ариановича?

– Что ты! – удивилась она. – Ведь он научил меня читать и писать. Этого забыть нельзя!..

Лиза оказалась самой нетерпеливой, самой азартной из нас. Она готова была отправиться на поиски островов в Восточно-Сибирском море хоть сейчас.

Но, кроме того, по ее словам, она должна “найти себя”.

Что, собственно, это означало: “найти себя”?

– Обратилась бы в милицию, в бюро утерянных вещей, – поддразнивал я.

Она не обиделась. Только повернула ко мне расширенные карие, довольно красивые глаза и сказала:

– Ах, Леша, ты ничего не понимаешь, ничего!..

“Поиски”, по-видимому, давались нелегко. Как-то Лиза, возвращаясь с диспута Луначарского и митрополита Введенского, сказала нам со вздохом:

– До чего же хочется на Луначарского быть похожей!..

– Как! – притворно удивился я. – Чтобы в пенсне и с бородой?

– Чтобы все знать, как он! Чтобы уметь сразить врага остротой, сшибить с ног!.. Я подумаю еще, может, на литфак пойду… – Она опять вздохнула. – Отчего, ребята, я такая жадная? Всюду хочу поспеть сама. Музыку слушаю – хочу быть композитором или дирижером. Книгу читаю – мечтаю писать. По мосту иду (мы переходили Москву-реку) – хочу, чтобы мой был мост, чтобы я строила его. И всюду хочу первой… Это плохо – хотеть быть первой?

– Отчего же? – пробормотал я, осторожно перепрыгивая через лужу. – Есть блестящее предложение: можешь стать чьей-нибудь первой… любовью – Андрея, например…

– Вечно шутишь, Леша! – недовольно сказала она. – Как не надоест – шутить и шутить!

Мы с Андреем побывали у нее в гостях. В комнате у нее было очень уютно, несмотря на то, что там жили еще четыре девушки. Наша Лиза умела создать уют из пустяков, из ничего, воткнув в стакан букетик ландышей или разбросав на этажерке вырезанные из цветной бумаги салфеточки.

У нее был талант, свойственный, кажется, только женщинам: обживать любое, самое неуютное помещение. Она обжила бы, по-моему, даже льдину среди океана, заставив морских зайцев и нерп потесниться к краешку.

Наблюдая за тем, как она носится по комнате, накрывая на стол, дружески перебраниваясь со мной и ловко нарезая присланное из Весьегонска сало, я заметил – просто так, к слову:

– Представляю себе жену полярного путешественника именно такой, как ты. Да! Домовитой, заботливой и…

– Ага! – Она тотчас накинулась на меня, так как по-прежнему была забиякой. – Это значит: ждать-поджидать, поддерживать огонь в очаге? Англо-саксонские образцы, вычитано из книг!

– Ну что ты! – удивился я. – Какие же образцы? Вообрази усталого путешественника с заиндевелой бородой, с которой падают сосульки на коврик перед камином…

И я изобразил путешественника довольно яркими красками.

– Разве ему, – продолжал я, – не нужен отдых, не нужна заботливая, любящая жена?

– Нужна, – смягчилась Лиза. – Но самой женщине мало этого. Я имею в виду советскую женщину, тем более комсомолку. У нее… у меня… у нас должна быть своя собственная яркая жизнь! И своя слава, а не только отблеск мужниной славы.

И пошла, и пошла!.. На эту тему она могла говорить часами.

– Нет, Лешенька, милый! Уж если быть женой путешественника, то такой лишь, как Ольга Федченко или Мария Прончищева! Чтобы с мужем всюду рука об руку, чтобы вместе и в горы Средней Азии, и в тундру на собаках…

– И чтобы бухту назвали твоим именем?

– А что ж? Прончищева заслужила это… Впрочем, лично я не хочу заниматься открыванием новых земель, – неожиданно добавила она.

– Почему?

– Отмирающая профессия!

– Что-о?!

Андрей с изумлением посмотрел на меня, я – с изумлением на Андрея. Так-таки и бухнула: отмирающая!

– Это ты, чтобы позлить, – сказал я, придя в себя.

– Нет, докажу, как дважды два! Ответь-ка: настает время, когда сотрете все “белые пятна” на карте, откроете все острова, измерите все моря?

– Ну, допустим.

– Не “допустим”, а так и есть!.. Но и тогда останется на земле огромная, неизученная, таинственная страна…

– Какая же?

– Страна Завтрашнего Дня. Наш Советский Союз в будущем. И каждый человек, обгоняет свое время – новатор, изобретатель, мыслитель, – прокладывает путь в Страну Завтрашнего Дня!

– Вычитала где-нибудь! – пробормотал Андрей недоверчиво.

– Ну и что ж, что вычитала? Правильно ведь?

– А разве мы собираемся с Лешей путешествовать во Вчерашний День? Новые острова, открытые в Советской Арктике, – это разве не Завтрашний День?

– Так ведь острова уже были до вас! Как ты не понимаешь? Вот если бы вы их создали, построили на дне морском…

Споря об этих не открытых еще островах, мы не предполагали, что жизнь самым удивительным образом помирит нас – даст работу и мне с Андреем и нашей неугомонной приятельнице.

В отличие от Лизы, у нас с Андреем не было и не могло быть колебаний в выборе профессии.

Над нашим общим письменным столом, между расписанием лекций в университете и программой футбольных состязаний, висел маленький компас-брелок – подарок Петра Ариановича. Стрелка, закрепленная неподвижно, указывала на NO – норд-ост, северо-восток.

(Именно там, на северо-востоке Советской Арктики, если помнит читатель, должна была находится гипотетическая, то есть предполагаемая, Земля Ветлугина).

Образ учителя географии не потускнел с годами. В споре, в ссорах мы постоянно прибегали к авторитету Петра Ариановича. То и дело я, либо Андрей повторяли: “Петр Арианович, думаю, не сделал бы так… Петр Арианович по этому поводу сказал бы…”

Долго верили в то, что встретимся с ним.

В первый же год по приезде навели справки в Наркомпросе. Нет, в списках педагогов Ветлугин не числился.

Списались с отделом кадров Академии наук, находившейся тогда в Ленинграде. Среди научных сотрудников Ветлугина не было.

Умер?..

Но это нелегко было себе представить. О людях, всеми помыслами и делами устремленных в будущее, не так-то просто сказать: “умер”.

Умер, не нанеся на карту свои острова?!

Личность Петра Ариановича неразрывно слилась в нашей памяти с удивительными, неразгаданными островами.

Помнили о них всегда. Видели их как бы боковым зрением, отправляясь в Москву, в университет, проверяя друг друга по программе вступительных экзаменов, расхаживая по московским улицам и восторженно разглядывая афиши: “Балет “Красный мак”, “Вечер Маяковского”, “Концерт Собинова и Неждановой”.

Так бывает в поезде. Можно оживленно разговаривать с попутчиком, читать журнал или играть в домино и в то же время краем глаза следить за пейзажем, проплывающим за окном.

Иногда мы надеялись, что узнаем одновременно о Петре Ариановиче и об островах.

Разве нельзя было, остановившись по дороге в университет у щита, где вывешивалась “Правда”, увидеть заголовок: “Открытие новых островов в северо-восточной части Восточно-Сибирского моря”?

А под ним:

“С борта ледокола. От нашего специального корреспондента… Только что начальником экспедиции П.А.Ветлугиным под грохот салюта поднят флаг Советского Союза на вновь открытом архипелаге… Величественная картина крутых лесистых склонов… Конические горы, снежными вершинами упирающиеся в облачное небо…”

Но не появлялось такого сообщения в “Правде”…

Клад, завещанный нам Петром Ариановичем, оставался нетронутым. То был географический клад – острова, охраняемые льдами и туманом!.. Нельзя было на пути к островам “рыскать”, как говорят моряки, то есть откланяться от заданного курса. Стрелка компаса, закрепленная неподвижно, указывала на NO – северо-восток.