Холт кашлянул.

– Слушай. Я делаю все, что в моих силах, чтобы обвинения сняли. Но тебе в это время нельзя быть в Ванкувере. Они хотят допросить тебя. В твоем нынешнем состоянии ты рассыплешься, как карточный домик. Я не могу это допустить.

Клоун

Крушение.

Нив.

Ромер.

– Хорошо, – сказал Дилан.

– Хорошо… что? – спросил Холт с ноткой неуверенности.

– Я останусь. Закончу программу.

– Ты серьезно? Потому что я потянул за много ниточек, чтобы устроить тебя в Вест–Пойнт, так что это по прихоти бросать нельзя. Тебе придется доделать это до конца.

– Знаю, – Дилан закрыл глаза.

Пауза.

– Хорошо.

– Но я хочу, чтобы ты нанял круглосуточную охрану для Ромера и моей девушки.

– Что, прости?

– И я хочу, чтобы ты переместил Лиз в частную клинику и заботился о ее лечебных тратах.

– Что еще за Лиз?

– Элизабет Энтони, – уточнил Дилан.

– Мать Ромера, – понимающим тоном сказал Холт.

– Она будет храбриться, но химия не работает. Если на то пошло, я хотел бы, чтобы ты предложил ей варианты. Частная клиника, оплаченная круглосуточная забота. И не слушай Ромера, его «нет» – не ответ.

– Зачем ему спорить?

– Потому что он не знает, – Дилан сглотнул комок в горле. – Он не видел, что грядет. А я не смог ему сказать.

Дилан смотрел в окошко комнаты, и слово «самоубийство» носилось по голове. Он вспомнил, как Алекс когда–то объяснял ему, что, как и все наборы из двух в жизни – черный и белый, юность и старость – наша тяга к жизни противостояла тяге к смерти: инстинкту к разрушению. Это чувство появлялось, когда смотришь с края обрыва. Это ощущалось, когда склонялся вперед, и темное, но захватывающее желание просило его придвинуться еще ближе к краю. Броситься вниз почти намеренно.

Он звал это «Танатос». Тяга к смерти. Желание вернуться в неорганическое состояние, откуда мы пришли. Тяга к агрессии, что была направлена внутрь и приводила к суициду.

Но Дилан сделал это не поэтому. Теперь его попытка провалилась, и он не знал, остались ли Нив и Ромер интересами Жнеца.

Жнеца, чье лицо Дилан теперь видел. Лицо, которое он заметил бы в толпе. Лицо человека, а не демона. Лицо с мотивом.

Стук в дверь отвлек его, он услышал, как открывается дверь. Через пару секунд на пороге появился Алекс в твидовом костюме и синей водолазке.

Мышцы Дилана стали вялыми при виде него. Он хотел заговорить, но вместо этого прошел к Алексу, который снял рюкзак и зашагал ему навстречу.

Он обнял Дилана так крепко, что стены между ними начали крошиться. Он прижал ладонь к затылку Дилана, как в тот раз, когда Дилан поранился, упав с лестницы на детской площадке.

Эмоции мерцали в груди Дилана. Он хотел всхлипнуть. Но подавил это, не собираясь выпускать это.

– Прости, – пробормотал Алекс в плечо Дилана. – Прости, что я сорвался.

Дилан тряхнул головой, комок боли в горле мешал говорить.

Алекс отодвинулся, обхватил лицо Дилана руками.

– Как ты себя чувствуешь?

– Живым, – сказал Дилан не так бодро, как ожидал.

Серьезный вздох, смесь облегчения и сожаления, вырвался из Алекса, он снова обнял Дилана.

– Говорят, твое сердце не билось почти минуту, – сказал он. – Тебя официально назвали мертвым. Если бы твое сердце не завели…

– Это… – сказал с импульсом Дилан, глядя на дверь перед собой большими глазами.

– Что? – Алекс отодвинулся, его ладони скользнули к плечам Дилана.

– Я умер, – Дилан посмотрел на него.

«Потому я видел его лицо».

– Я сделал это, – слабая улыбка озарила его лицо.

Алекс прищурился с тревогой.

– Ты… что делал?

Дилан смотрел сквозь Алекса, собирая все.

– Последовательность Фибоначчи, – тихо прошептал он. – Центр спирали – начало последовательности, но с другой стороны – это ее конец.

– О чем ты говоришь?

– О паре! – с энтузиазмом сказал он. – Не видишь? В время рождения и смерти ты на границе с не существованием. Между сознанием и подсознанием.

– Ладно, думаю, тебе нужно...

– Я умер, Алекс, – Дилан улыбнулся шире. – Не понимаешь? Умер. Последовательность завершена. Моя смерть была концом той линии событий. Центром спирали.

– Дилан… – Алекс умолял взглядом.

– Я выпал из его радара, – Дилан вспомнил, как Жнец смотрел на надгробие в его сне. – Он думает, что я мертв. Проклятие снято.

Алекс отошел на полшага, а потом начал потирать нижнюю губу. Он прошел в угол комнаты, схватил стул и подвинул его к кровати Дилана.

– Что? – Дилан сел на кровать, глядя на Алекса.

– Я все уладил с приемной комиссией, – он потер руки, опустив голову.

– Но? – Дилан понял по его лицу.

Алекс поднял голову.

– Думаю, тебе стоит вернуться. Ты можешь лечь в клинику. И будет круглосуточная забота.

– Зачем? – Дилан уставился на него. – Я не безумен.

Алекс опустил плечи, отклонился на стуле.

– Не безумен, Алекс.

– Я знаю. Но думаю, что тебе лучше быть там, где я могу приглядывать за тобой.

– Ты делал это всю мою жизнь.

– Но… – Алекс склонился, пытаясь смягчить свои слова. – В этот раз будет иначе, – он кивнул Дилану. – Я подойду к этому иначе…

– Я не буду в психбольнице, – сказал Дилан. – Я не должен оставаться здесь, но я этого хочу.

– С каких пор?

– С тех пор, как увидел его лицо.

– Чье лицо?

– Жнеца, – сказал Дилан и смотрел, как Алекс мрачнеет.

– Ты… его видел?

– Во сне, – кивнул Дилан. – Он пришел к моей могиле, дал Нив и Ромеру уйти. Они его не волновали, потому что они были инструментами для конца. Моего конца.

– Дилан. То, что ты испытал изменения, не значит, что это имело значение.

– Почему?

– Когда кто–то бросает монетку и получает «решку», он думает, что «орла» в следующий раз получит с большим шансом. И если он получает «решку» снова, то еще больше уверен, что следующий раз будет успешным. Но шансы всегда равны.

– Я знаю о заблуждении игроков, – сказал Дилан. – Но бросание монетки случайно. Числа Фибоначчи – нет.

– То, что некоторые факты совпали, не означает, что они связаны.

– Даже если на это указывают доказательства?

– Да. Даже так. То, что что–то возможно, и очень возможно, не означает, что это правда.

– Жнец сжег мою старшую версию у меня на глазах, когда я был ребенком. Пару дней назад этот сон прошел по кругу, Алекс. Потому что мои сны – предупреждения, – он сглотнул. – Всю жизнь они пытались помочь мне решить последовательность. И я с трудом успел.

Алекс сжал губы, глядя в глаза Дилана, словно почти поверил ему.

– Это мое преимущество, Алекс. Если Жнец реален, он не знает, что я еще жив, иначе может сделать что угодно. Со мной, Нив, Ромером.

Алекс опустил взгляд.

– Но теперь я видел его лицо. Я смогу его заметить. И я… – он замешкался, но, когда Алекс поднял голову, он без сожалений сообщил. – Я убью его.

– Ты не в себе?

– Я знаю, что ты не думаешь, что он существует, но я верю. И если я должен остаться здесь и научиться бороться с ним, я это сделаю, – он вспомнил, как целовал губы Нив в сахарной пудре на ярмарке, как резал ее шею зазубренным ножом. От одной мысли гнев и отвращение смолой заполнили его грудь. – Я перережу ему горло, даже если это будет моим последним поступком.

– Ты говоришь об убийстве.

– Это не убийство. Это самозащита.

Алекс смотрел, словно на дикого зверя.

– И ты хочешь бросить всю жизнь и попасть за решетку из–за какой–то теории, которую сочинил о парне, которого видел во сне лишь раз?

– Ты говоришь с парнем, который пытался себя убить, помнишь? Может, когда он уйдет, я смогу хотя бы поспать ночью.

– Это классический когнитивный диссонанс. Ты сделал то, что не можешь вернуть, так что изменил свои чувства, чтобы не терзаться.

Дилан чуть смягчился.

– Если хочешь остаться, я мешать не стану. Не в той ситуации, что дома. Но если ты веришь, что снял «проклятие», тебе нужно его отпустить. Ты впился в него.