Ашот принял деньги левой рукой, изобразив на поношенном лице искреннее извинение.

У него зазвенел мобильный телефон, и правой рукой он прижимал к уху трубку.

– Да! Алло! Галя? Я прыду сэгодня. Дэнги? Дэ-нги принэсу. Падажды мэня, не спи, филм посмот-рым. Дэнги? Дэнги ест, дэнги принэсу.

К чести Ашота надо сказать, что он самый ответственный из ночных сторожей. Тоже отлучается, конечно, но, бывает, что и ходит всю ночь из конца в конец по стоянке, напевая под нос мотив какой-то своей национальной песни. Я был тому свидетелем, и не раз.

Когда в смене местные, тех вообще никогда не найдёшь, напьются и спят в служебной «шестёрке».

Мне подумалось, что русские женщины могли бы организовать движение ЗА нелегальную иммиграцию. Гали, Любы, Клавы и Нади, лет сорока и далее, весом в восемьдесят и более, не имели бы никаких шансов поиметь рядом с собой частично трезвого мужика, умеющего работать и приносить домой деньги, равно как и ублажать свою матрону в постели, если бы не Ашоты, Тиграны, Дауды и Сулейманы.

Они (тетки) взялись бы за руки и вышли навстречу колонне ДПНИ, тяжёлыми грудями остановив манифестацию костлявых патриотов. Что, сказали бы женщины, вы хотите, чтобы все эти нерусские элементы покинули наши земли? Хорошо. Мы их выгоним из своих квартир, сегодня же. А вы, мужички, сможете сделать бабам приятно? Прямо сейчас! Ну-ка, болельцы за родину, уважьте-ка нас, да так, чтобы вдосталь, до упоения. А уедут чёрные, будете возделывать нас, как комсомольцы целину, каждую ночь, а днём работать, а ввечеру приносить домой картошку и мясо. Как вам такой русский мир, родимые?

На том бы и закончилось православно-патриотическое бдение борцов с черножопыми, разбежались бы бесславно по переулкам, придерживая руками разорванные штаны да крестясь истошно.

Я всегда, когда иду пешком, думаю о чём-нибудь эдаком. Иногда я ещё шевелю губами или смеюсь. В общем, выгляжу как настоящий придурок.

Но это только так кажется. На самом деле я очень умный.

Просто чувствительный.

К людям, к жизни, к справедливости, к истине, к искусству.

Дома я включил компьютер и запустил универсальный проигрыватель. Открыл специальную папку «Knokin' on Heaven's Door», выделил и поставил на проигрывание все тр3-файлы из папки.

Я говорил, что мне надоели старые хиты. Но только не этот. Я никогда не устаю слушать «Стучась в двери небес» Боба Дилана. Я даже коллекционирую версии этой песни. Вы представить себе не можете, как много исполнителей отметилось треками с «Knokin' on Heaven's Door»! На моём компьютере 39 файлов. Композицию играют: U2 (концертная запись), Dana Robbins, Bryan Ferry, Randy Crawford, Daniel Lioneye, Wyclef Jean (когда-нибудь слышали о таком?), Roger Waters (да, тот самый, из Pink Floyd), Warren Zevon, Avril Lavigne (даже эта попсовая девчонка!), Leningrad Cowboys (стоит послушать только из-за одного названия группы), Jerry Garcia, один, и он же со своей бандой – Jerry Garcia Band, Calva Y Nada (не спрашивайте меня, кто это), Seliq (альбом называется так же, «Knockin' on Heaven's Door»), Ed Robinson – 2 трека, Guns'N'Roses – 7 треков, Sisters of Mercy – 5 треков (представляете себе Sisters of Mercy, рычащих Knock-knock-knocking?..), Eric

Clapton – 7 треков (I.M.H.O. лучший – из альбома «Crossroads»), и, конечно, сам Bob Dylan – 4 трека. Особенно трогательно он скрипит старческим голосом на версии концерта «MTV Unplugged».

Само собой, есть у меня и диск с фильмом «Knokin' On Heaven's Door», история двух парней, приговорённых к смерти последней стадией рака и отрывающихся по полной.

Вовсе не нужно слушать много песен или читать много книг. Достаточно одной, если вникнуть в её суть. Вот кришнаиты поют всё время «Харе Кришна, Харе Рама» и читают «Бхагавад-Гиту», а понимают и чувствуют больше, чем иной академик или искусствовед.

Главное, чтобы песня или книга были правильные. «Knokin' On Heaven's Door» – правильная песня. Таково моё мнение. Старина Боб мог бы вообще больше ничего не написать, одной этой песни достаточно, чтобы двери Небес открылись перед ним.

Когда я напишу свою главную и единственную книгу, я буду остаток дней просто работать в офисе, как обычный человек, и пить пиво по вечерам. Хм…

Я пил пиво и медитировал под песню, звучащую снова и снова, разными голосами, в разных аранжировках. Потом разделся и, выключив компьютер, лёг на тахту. Моя бессонница осталась в далёком прошлом, когда я не работал в офисе с девяти до шести, вёл богемный образ жизни и мог заниматься сексом хоть каждый день, было бы с кем.

Не прошло и десяти минут, как я провалился в свой странный сон о Хазарии, канувшей в Лету…

Загорелась звезда падучая, в южном небе,

в пустоте зияющей, чёрной. Летела звезда

из космоса, хвостом вертела, ровно кошка.

Каждую ночь горячее и ближе.

Саат лежал на пригорке, положив руки под

голову, и смотрел. К беде, говорили старые

люди, к трагедии.

А какая беда может в Хазарии

приключиться? А всякая. Может, недород.

Или перерод – тоже несчастье. Одним годом

хлеба уродились в рост коню. Саблями

косили, молотили булавами. Самим

не съесть, беда! Грузили подводы с верхом,

везли за горы, молили соседей: спасите

от перерода! Возьмите хлеба наши, дайте

взамен камней тяжёлых. Соседи помогали.

Запрудили тракты подводами, в одну сторону хлеба везут, в другую – камни. Тракты узки, по полю. Истоптали чернозём. Всё одно, не пройти не проехать. Молоко киснет в кочевье, а в городе только камни горой, пить-есть нечего! Больные к знахарям добраться не могут, мрут в дороге среди подвод.

А пахать под зиму, скот пасти некому. Все хазары только хлеба вывозят да копят камни. Поля бурьяном поросли, скот разбежался. А все одно, не вывезли хлеба! Амбары ломились. От изобилия завелись в подполах мышата невиданные, хольные, злые. Буде человека у амбара поймают, кости поперекусывают и оставят стонать да гнить. Для баловства и из вредности. Оно сказать, всякой животине, кроме хлеба, ещё и шоу надобно, о том дальние цари говорили, емператоры. Скучно мышатам с такой провизией, вот и потешались. А подъели мышата хлеба, и начался голод. У хазар на новую весну ни скота, ни посевов. Пробовали камни есть, да поломали зубы и животы тяжёлым попортили.

Так и дохли. Много народу вымерло. Только те живы остались, кто наловчился

мышат камнями побивать и жарить

на костре из сухого бурьяна.

Вот вам и год урожайный. Нет, хорошо,

когда в меру. Чтобы бедному хазарину

на миску похлебки только, а уж мурлам

обжорство.

В другой год объявили, что мурлы беду на себя принимают, спасают от перерода люд и земли. Лишний хлеб за бугры вывозят. И нелишний прихватят. Всё с тайным умыслом, суверенным. Чтобы у недругов мышата завелись, кости им грызли, точили силу вражью. А родной люд чтобы в труде да здоровье. Хитро так! За то мурлам привилегии, синий фонарь под хвостом кобылы.

Если бы не мурлы, сплошная погибель. Ну и Великий каган, конечно. Всякая беда бывает. Сухота – несчастье, а мокрость – того пуще. Теплынь людей изводит, хладень морит.

Но паче всего – могилород, вдовье семя, ключ слёзный, умерщлятово, смертень. Война.

Лежал Саат на пригорке, звезду падучую смотрел, думы думал. Чу, топот конный. Поднялся, видит: скрытная сотня кагана скачет, при полной конспирации, к холкам пригнулась, не гикнет. Только плетью стегает,

пятками бока бьёт да коней торопит —

«хоц, хоц!». В руках смольные факелы.

А поутру пожар в Итиле. Да пара деревень

окрест дотла выгорела, с насельцами.

Ветер дым горький по степи катает.

Дети плачут, жёны воют. Мужики в золе

копошатся, кости родные ищут, а глаза

пустые, мёртвые.

Вот оно, горе от звезды падучей!

Но сталось так, что горе то – зачин беды

большей, свальной.

Шаманы утку распотрошили, на печени гадать. И сказала печень, что пожары те – от злых чечмеков из скальных гнёзд. Печень утиная не соврёт. Для верности её с травами истолкли да съели. И точно: чечмеки виноваты. Поутру на площадях да базарах оруны хазарам правду сказали. Попомнили чечмецкому корню всё зло былое, историческую неприязнь. Слова кагана в дома носили: не дадим поругать купность Хазарии! Усмирим чечмеков недобрых, концевой нарядок восправим! А на то нужно войско в конец тартар хазарских отправить, к самым гнёздам скальным, где чечмеки преют, зло в котлах