— Мы в пути уже несколько часов, Мальстен. Я обещала, что после дома Тиссы буду устраивать привалы вовремя, и я готова начать исправляться прямо сейчас, — на ее лице показалась добродушная улыбка. — Место хорошее, можно расположиться ненадолго и отдохнуть, иначе слишком быстро устанем.
Мальстен, к удивлению Аэлин, улыбнулся в ответ, хотя секунду назад охотнице казалось, что от воспоминаний и разговоров о Бэстифаре ее спутник все больше и больше мрачнеет.
— Что ж, тогда сделаем небольшую остановку, — согласился он, тут же вопрошающе кивнув. — Возвращаясь к нашему разговору: кстати, далеко не все в труппе были рады, что ими будет управлять данталли. По крайней мере, поначалу.
Охотница изумленно приподняла брови, порадовавшись про себя, что Мальстен самостоятельно решил продолжить рассказ о цирке.
— Вы им сказали? Я думала, ты вполне мог управлять циркачами, никого не посвящая в это…
— Мог, — кивнул Мальстен. — Лично я так и предполагал, но Бэстифар был яро против. Он считал, что я должен действовать открыто для труппы, что артисты должны обо всем знать.
Аэлин поджала губы.
— Он не хотел, чтобы тебе снова пришлось управлять людьми тайно, как это было на войне? — понимающе кивнула она.
— Похоже, что так, — пожав плечами, подтвердил данталли, присаживаясь на толстую корягу под высоким деревом. Спутница опустилась рядом с ним и заинтересованно посмотрела ему в глаза. — Я был не в восторге от идеи сообщить все труппе в первый же день, но Бэс был сторонником быстрых и решительных действий. К тому же, пожалуй, он слишком долго ждал начала моей работы в цирке и не хотел снова что-то откладывать.
— Как же вам удалось убедить всех… принять тебя?
— Всех мы и не убедили, — невесело усмехнулся Мальстен, позволяя памяти вновь унести себя на шесть лет назад.
Невысокая девушка с черными, как смоль, волосами, забранными в высокий пучок, сложила руки на груди и с вызовом вздернула подбородок.
— В каком смысле он, — циркачка, прищурившись, кивнула на стоящего напротив труппы артистов и музыкантов данталли, — будет управлять нами во время представления? Раздавать указания? Участвовать в номерах? Поясните, Ваше Высочество.
Бэстифар снисходительно улыбнулся, склонив голову и направив на смелую девицу выразительный многозначительный взгляд.
— Нет, Ийсара, в прямом смысле этого слова. Я привел сюда своего друга, чтобы он в прямом смысле управлял моими артистами во время представлений. В цирке грядут большие перемены, и я хочу, чтобы моя труппа была об этом осведомлена.
Гимнаст, которого, как Мальстен успел запомнить из недавней речи принца, звали Райс, выступил чуть вперед, нахмурив брови и оттеснив девушку за свою спину.
— Ваше Высочество, при всем моем почтении, это шутка?
— Кто он такой? — вновь воскликнула Ийсара, выглядывая из-за плеча гимнаста. Похоже, она нисколько не боялась навлечь на себя гнев аркала. — Новый распорядитель? Артист?
Бэстифар, похоже, не спешил сообщить своей труппе о природе их нового руководителя: он ждал, что Мальстен сделает это сам. Данталли боковым зрением почувствовал на себе взгляд аркала и, тяжело вздохнув, выпустил невидимые для людских глаз черные нити, накрепко связав их с каждым присутствующим на арене циркачом. Заметив это, пожиратель боли, расплылся в предвкушающей улыбке.
— Ваше Высочество, позвольте задать вопрос, — склонил голову сухопарый малагорец, одетый в яркий расшитый черными и золотыми узорами костюм распорядителя. — Я плохо справлялся со своими обязанностями? При всем моем почтении, я считаю, что ничего не упускал: следил за безопасностью, не раз прорабатывал с вами свой текст в представлении… разве я не заслужил хотя бы шанса доказать свою…
Бэстифар усмехнулся, приподняв руку, чем призвал распорядителя цирка замолчать.
— Ты прекрасно справляешься, Левент, и у меня не было мысли заменять тебя, — примирительно отозвался принц, выжидающе взглянув на Мальстена. — Мой друг, как ты видишь, у многоуважаемых артистов к тебе очень много вопросов. Прошу, не заставляй меня выглядеть глупцом и пускаться в бессмысленные разъяснения. Наглядная демонстрация твоего таланта будет куда как лучше. Что скажешь?
Данталли поймал на себе полный вызова взгляд Ийсары и глубоко вздохнул, мысленно готовясь к тому, что после того, как он отпустит нити, труппа малагорского цирка разбежится в ужасе: суеверный страх перед демонами-кукольниками насквозь пронизывал, пожалуй, все земли Арреды, начиная с древних времен. Будь у него выбор, Мальстен предпочел бы управлять циркачами так же тайно, как он управлял Кровавой Сотней, однако теперь это было невозможно.
Наскоро представив себе, что можно показать, данталли незаметно для человеческого глаза потянул за черные нити, призывая заинтересованно наблюдающего за обсуждением перемен в цирке скрипача взяться за инструмент и приготовить смычок. Мальстен тут же ощутил страх своей марионетки: музыкант, чувствуя, что его руки вдруг начали действовать независимо от него, не на шутку испугался. Когда это произошло сегодня в первый раз, он решил, что принял неосознанное решение подыграть репетирующим артистам на трапеции, однако сейчас музыка была совершенно неуместной, и ничто не могло заставить скрипача заиграть, кроме, разве что….
Мальстен не позволил своей марионетке произнести ни слова, заставив лицо музыканта расслабиться и принять умиротворенное выражение.
Ийсара набрала в грудь воздуха, дабы сделать скрипачу замечание, однако так же, как и он сам, не смогла произнести ни слова. Вместо того ее тело подалось в сторону спущенной к самой арене трапеции. Два человека из технического состава, повинуясь воле кукловода, поспешили привести снаряд в действие — поднять трапецию почти под самый купол.
В несколько ударов сердец данталли заставил артистов расступиться, а остальных музыкантов — спешно направиться к своим инструментам. Пока Ийсара, исполняя на трапеции грациозные перевороты, срываясь с нее и в последний момент цепляясь одними ступнями за поднимающийся выше и выше снаряд под одинокий аккомпанемент скрипки, к номеру данталли подключились литавристы, начав отбивать отрывистый ритмический рисунок, удивительным образом сочетавшийся с протяжной мелодией скрипача. Как только трапеция оказалась на нужной высоте, небольшой оркестр малагорского цирка заиграл в полную силу, заставляя нервы каждого невольного зрителя напрячься, как струна.
Через ментальные сигналы, улавливаемые с помощью нитей, Мальстен чувствовал своих марионеток, видел их глазами. Он знал, что каждый из присутствующих здесь не может поверить тому, на что смотрит: Ийсара была хорошей гимнасткой, и все же ее движениям прежде была свойственна некоторая грубость, от которой нынче не осталось и следа. Раскачиваясь на трапеции, девушка ловила самые напряженные моменты мелодии и, ведомая нитями, успевала перевернуться вокруг перекладины, одновременно исполняя виртуозный «винт» с мастерством, которым не обладала и лучшая гимнастка цирка Риа.
— Вот, о чем я говорил, — восхищенным полушепотом произнес Бэстифар, не в силах оторвать взгляда от преобразившейся артистки.
Казалось, время замерло и растворилось в поставленном данталли номере.
В следующую секунду резкий музыкальный акцент сопроводил мастерски построенный обрыв, и Ийсара, грациозно вскинув голову, повисла на трапеции, держась за нее лишь одной ступней, а уже со следующим ударом сердца ей хватило одного рывка, чтобы вскочить обратно на снаряд и под постепенно стихающую музыку опуститься на арену.
Лишь в момент, когда номер закончился, а музыка смолкла, Мальстен сделал свое воздействие неощутимым для труппы, однако нити отпускать не спешил.
На несколько секунд на арене воцарилось тяжелое молчание, а затем раздался хлопок, за ним еще один и еще. Бэстифар разразился аплодисментами, и несколько ошеломленных артистов рассеянно вторили ему, боясь разгневать своего хозяина.