Киллиан изумлено взглянул на своего наставника.

— Я не думал, что жрецу с вашим положением требуется официальное разрешение, чтобы причислить меня к своей команде. С Ренардом и Иммаром было так же?

— Так же, — кивнул Бенедикт. — Иммар сопровождал меня в небольшой оперативной группе, когда был юнцом едва ли не моложе тебя. Он поступил на службу в Крон в шестьдесят девятом году. Я тогда вернулся в головное отделение с годовым отчетом, и этот юноша изъявил желание отправиться со мной, потому что услышал о моих похождениях от жреца Бриггера. Заручившись одобрением начальства, я взял его с собой. Ренард примкнул к нашей команде чуть позже. Я встретил его в Ильме в семьдесят третьем. Мы с группой были во Флацдере проездом. Местные жрецы, наслышанные о моих делах и громких речах на помостах, предложили мне провести допрос пойманного данталли, а после — и казнь, и я согласился. Когда уже шел в подвал к пленнику, я услышал спор старшего жреца с одним из последователей. Старший жрец упомянул некий изъян своего подопечного и заявил, что слабость хоть одного из дознавателей будет для монстра лишним поводом держаться дольше на допросе и показательно насмехаться, а юный последователь, как водится, был с этим не согласен.

Киллиан криво усмехнулся в ответ.

— То есть, старший жрец во Флацдере взял Ренарда на службу, несмотря на слепоту, но не собирался давать ему возможность проявить себя? Похоже, не я один отнесся к вашему боевому товарищу предвзято…

Бенедикт прищурился.

— И был столь же недальновиден, сколь и старший жрец Ильма. На самом деле, Ренарда, разумеется, взяли в Культ не из жалости: он себя прекрасно проявил и прошел все вступительные испытания на высшем уровне. Однако при этом о его изъяне многим было непросто забыть, и часто это мешало воспринимать его… гм… полноценно.

— Всем, но не вам, — усмехнулся Киллиан.

— Похоже, ты пытаешься уличить меня в бахвальстве, жрец Харт, — Бенедикт вернул спутнику усмешку. — Что ж, на этот раз, пожалуй, не стану отрицать, что хвалюсь своей интуицией. Я тогда обратился к старшему жрецу с целью понять суть спора и увидел, о каком изъяне идет речь. Надо признать, мне было непросто скрыть собственное смятение, но — из принципа ли, из присущего моему тогда весьма юному возрасту упрямства ли — я сказал, что одобряю присутствие этого человека на допросе. Так как дознание вел я, мне не отказали. Ренард, к моему великому удивлению, сумел мне помочь выбить из пленника информацию куда быстрее, чем я рассчитывал: пойманный данталли отнесся к слепоте моего помощника с нескрываемым ужасом. После казни я спросил у старшего жреца разрешения на то, чтобы Ренард Цирон отправился со мной, и тот, казалось, был только рад отпустить его. Ренарду же я сказал, что если он доедет со мной до Крона, не разочаровав меня в пути, я получу разрешение, и он сумеет стать полноценным членом нашей оперативной группы.

Киллиан улыбнулся.

— Насколько я понимаю, он не разочаровал.

— Ни разу, — кивнул Бенедикт, останавливая коня и спешиваясь. Измученная долгой дорогой спина неприятно заныла, а в ноги словно впилось множество колючек. Убедившись, что сумеет сделать шаг, не покачнувшись, Бенедикт дождался, пока спешится спутник, и многозначительно кивнул на возвышающееся перед ними здание головного отделения Красного Культа, уступающее в высоте, пожалуй, лишь городскому Храму Тринадцати. — Надеюсь, не разочаруешь и ты. Спрашиваю в последний раз, Киллиан: ты уверен, что хочешь примкнуть к моей команде?

Жрец Харт скептически сдвинул брови и склонил голову, удержавшись от того, чтобы лишний раз потереть простуженную шею.

— Сколько бы вы ни переспрашивали, отрицательного ответа не последует. У вас не получится так легко избавиться от меня, Бенедикт, — с усталой усмешкой отозвался молодой человек.

— Что ж, — улыбнулся Колер, — тогда не будем медлить. Жрец Бриггер уже, должно быть, ждет нас.

Сонный лес, Карринг
Двадцать седьмой день Матира, год 1489 с.д.п.

Пожалуй, впервые пробуждение проходило столь медленно и тяжело: веки никак не желали подниматься, по телу разливалась неприятная ломота, руки и ноги казались непомерно тяжелыми и с трудом могли шевелиться.

Когда глаза все же удалось открыть, окружающее пространство расплылось перед ними размытыми кляксами, и лишь голос, зазвучавший поблизости, позволил вспомнить смешавшиеся в кучу последние события, беспорядочно блуждающие по закоулкам сознания.

— Мальстен, — нежная женская рука легла данталли на плечо, послышался облегченный громкий вздох. — Слава богам, ты очнулся! Я уж думала, что ты…. Никогда меня больше так не пугай, слышишь?

Мальстен перевел рассеянный взгляд на спутницу, черты которой расплылись перед глазами неясным пятном: различимым оставался лишь силуэт молодой женщины, а также цвет ее волос и одежды.

— Я же обещал, что все будет хорошо, — тихо отозвался данталли: в горле пересохло, и сдержать рвущийся наружу сухой кашель вышло с большим трудом.

Аэлин вновь облегченно вздохнула, обессиленно уткнувшись лбом в грудь лежавшего на настиле спутника. С трудом приподняв налитую тяжестью руку, Мальстен успокаивающе погладил женщину по плечу.

— Боги, как же я испугалась! Все это время я непрерывно взывала к милости Венселя, чтобы он позволил тебе исцелиться. Когда ты упал, я думала, что… что ты умер.

Мальстен слабо улыбнулся и, когда охотница отстранилась от него, попробовал приподняться на локтях. Первая же попытка, к его собственному удивлению, увенчалась успехом, и хижина тринтелл, как ни странно, даже не подумала сделать перед глазами крутой оборот, хотя черты ее так и оставались расплывчатыми.

— Ох… — выдохнула Аэлин, в голосе ее послышалось сочувствие. — Мальстен, как ты?

Данталли, обыкновенно не привыкший привлекать внимание к своим недугам, на этот раз предпочел ответить честно, понимая, что если зрение не восстановится, он станет обузой охотнице в дальнейшем пути и ничем не сможет ей помочь в спасении Грэга Дэвери.

— Вижу очень плохо, — опустив глаза, покачал головой кукольник.

— Как Тисса и предполагала, — виновато отозвалась Аэлин, накрывая ладонь Мальстена своей.

— Кстати, где она?

— На улице, — в голосе охотницы послышалась улыбка. — Готовит какой-то отвар. Говорит, что в доме от него бы стояла жуткая вонь. Этот отвар должен помочь твоим глазам быстро восстановиться. Ну… или, по крайней мере, выглядеть не так жутко.

Данталли непонимающе сдвинул брови в ответ на нервную усмешку, прозвучавшую в голосе Аэлин.

— Жутко? А что с ними?

— Как бы сказать, — охотница неловко пожевала губу, — они… все в крови. Темно-синей, почти черной. Выглядит, если честно, страшновато даже для меня. Я думала, за два дня станет хоть немного лучше, но, похоже, ошиблась…

Мальстен невесело усмехнулся, тут же посерьезнев.

— Постой, я, кажется, не уловил с первого раза. Ты сказала, два дня? Хочешь сказать, сегодня двадцать седьмой день Матира? Мы потеряли столько времени?

Аэлин покачала головой.

— Я бы не назвала это потерей — скорее, заслуженным отдыхом после треклятого болота дьюгара. К тому же, мы выяснили точно, что мой отец еще жив.

— Так мне удалось это сказать? Я не был уверен, — прерывисто вздохнул Мальстен, вспоминая видение, которое передала ему тринтелл с помощью размытой записи в промокшей тетради Грэга Дэвери.

— Удалось, — кивнула Аэлин. На некоторое время воцарилось молчание, в течение которого охотница напряженно пыталась подобрать слова, чтобы расспросить спутника о видении более подробно.

Данталли прекрасно понимал, что Аэлин заслуживает знать правду о том, что сделал Бэстифар, чтобы заставить Грэга навести свою дочь на след анкордского кукловода — то есть, правду о том, как аркал пытал плененного охотника расплатой своего подручного данталли, чтобы вынудить его написать те самые строки в дневнике.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: