При появлении 10 000 французов под начальством герцога Гиза, Альба повернул назад. Пока война велась без решительного результата то в неаполитанских, то в римских владениях, в другом месте, именно в Нидерландах, она завершилась окончательно в пользу испанского оружия в сражениях при Гравелингене (август 1557 г.) и Сен-Кантене (июнь 1558 г.). Уже после первой из этих удачных битв испанцы двинулись к Риму, в то время как французы выступали из Италии. Папа должен был согласиться на мир, заключенный на весьма снисходительных для него условиях, благодаря набожности противника.

После победы при Сен-Кантене был заключен новый мир в Шато-Камбрэ, 3 апреля 1559 года. Завоеванные области были обоюдно возвращены обеими сторонами. Герцог Савойский Эммануил Филиберт, изгнанный французами, возвратился в свои владения. Взамен того французы оставили за собой Кале, который они еще раньше отняли у англичан, и немецкие епископства, относительно которых Филипп заявил, что это дело его не касается. Кроме того, состоялся и на этот раз тайный уговор насчет искоренения ереси, и новая дружба должна была скрепиться политическим брачным союзом. Печальное супружество Филиппа с английской королевой Марией – о чем будет сказано ниже – закончилось ее смертью еще за год до описываемых событий. Затем Филипп вступил в брак с французской принцессой Елизаветой, дочерью Генриха II; на официальном придворном языке молодая супруга называлась «оливковой ветвью» или «королевой мира».

Таким образом, Филипп отстоял от своего вечного врага свои итальянские владения, и управление ими – за исключением Сицилии – не представляло особых затруднений. В Милане и Неаполе, как вообще во всей Италии, существовала партия недовольных, все еще ожидавшая от французов освобождения страны от испанского ига. Но искусная правительственная власть, опиравшаяся на частные интересы населения и умевшая противопоставлять интересы одного сословия интересам другого, поддерживала спокойствие в этих областях, благодаря весьма надежному числу войск и тому, что в современном обществе называется общенациональной идеей, а именно: церковно-католический вопрос, связывающий народ с его властителями. Иначе обстояло дело в бургундских землях: здесь глубоко въевшаяся рознь вызвала долговечную, большую всемирно-историческую борьбу, которая разрешилась созданием свободного цветущего государственного строя на германско-протестантской основе.

При вступлении на престол Филиппа Нидерланды состояли из семнадцати провинций, включавших в себя современные Бельгию и Голландию. Здесь жило многочисленное цветущее, зажиточное население и насчитывалось 350 больших и 6300 маленьких городов и посадов. Среди городов были такие как Гент с 70 000 жителей, Брюссель с 75 000 жителей, Антверпен со 100 000 жителей, в то время как в Лондоне тогда проживало не более 150 000 человек. Нидерландские жители занимались преимущественно торговлей, которая особенно оживилась и расширилась благодаря все возрастающему значению Атлантического океана в сношениях с многочисленными владениями, входившими в состав империи Карла V.

По улицам Антверпена ежедневно проезжали не менее двух тысяч торговых фургонов. В нидерландские гавани входили или выходили из них, тоже ежедневно, сотни судов, прибывавших или уходивших со всех стран света. Уже с 1531 года в Антверпене высилось громадное здание банка и существовали одно португальское, одно итальянское и одно турецкое торговые товарищества. Промышленность стояла на высокой степени развития, все руки находили себе заработок. Даже пятилетние дети обеспечивали себе оплачиваемые занятия.

Страна производила весьма своеобразное впечатление: почва была обращена всюду в сады, хотя большую часть ее пришлось отвоевать у моря. Местные произведения обменивались на иностранные на двух антверпенских ярмарках, проходивших дважды в год и длившихся каждая по двадцать дней. Однако излишней роскоши не было; добропорядочность и известное образование были очень распространены в народе. Трудно было встретить безграмотного человека даже среди крестьян.

При этом развитии и благосостоянии жители пользовались свободой. По крайней мере города, сословия, области и корпорации имели свои многочисленные привилегии. Каждый налог вводился не иначе, как с утверждения генеральных штатов – собрания, состоявшего, как и везде, из представителей дворянства, духовенства и городов. Впрочем, и здесь, как и везде, преобладал дух областного партикуляризма: помимо общего высшего трибунала в Мехельне, каждая область имела свое сословное собрание и свою областную судебную палату. Области резко отличались одна от другой своим внутренним устройством и жизненными обычаями. Так Фландрия, Брабант, Геннегау со своими крупными земельными владельцами, имели аристократический характер, а Фрисландия отличалась демократическим духом.

Необходимость придать этой пестрой смеси требуемое единство, без которого немыслим государственный строй, давала правителю немалую силу, если только он умел не задевать вышеуказанного партикуляризма. Карл был мастер на такие дела: он чувствовал самого себя нидерландцем и эти части его обширных владений были единственными, в которых он пользовался действительной популярностью. Вместе с тем эти земли приносили ему большие доходы, и он умел это ценить. Они давали ему вчетверо больше, нежели Перу и Мексика.

Но теперь царствовал уже его преемник. Филиппу с самого начала был не по сердцу этот предприимчивый народ, и он поспешил покинуть Нидерланды при первой возможности, оставив здесь правительницей свою сводную сестру Маргариту, вдовствующую герцогиню Пармскую, находившуюся в полной от него зависимости. Маргарита была женщиной весьма недюжинного ума, ревностной католичкой, однако склонной, как все слабодушные люди, к уверткам или даже прямому обману. Филипп оставил при ней в качестве первого советника сына великого министра, Николая Перренот де Гранвелла, о котором уже упоминалось выше как о канцлере Карла V.

Маргарита, герцогиня Пармская. наместница нидерландская. Гравюра работы К. фон Зихема

Антон Гранвелла быстро возвысился на духовном поприще; едва достигнув сорокалетнего возраста (1561 г.), был уже кардиналом. Это был человек чрезвычайно даровитый, изъяснявшийся на семи языках, достаточно проницательный для того, чтобы оценить ошибочность известной политики, но в то же время готовый в полной мере быть ее орудием. Члены его совета были люди тоже далеко не знатного происхождения и столь же готовые на все, как и он.

Высшее дворянство было крайне недовольно учреждением такого управления. Преданно послужив Карлу V, когда можно было приобретать на этой службе лишь много чести, но мало золота, принося даже тяжелые жертвы, это дворянство видело теперь, что новый король, поручая власть своим выскочкам, хочет оттеснить местную знать.

Среди этой аристократии выделялись особенно два лица: Ламораль, граф Эгмонт, принц Гаврский и принц Оранский Вильгельм, из дома Нассау. Эгмонт был красивый, отважный рыцарь, оказавший большие услуги королю в битвах при Гравелинге и Сен-Кантене. Он имел многочисленную семью от своего брака с одной баварской принцессой. Никудышный придворный, беззаветно доверяя чистоте своих намерений, народной любви и своей солдатской верности королю, он не знал, что мадридский деспот сделал уже на списке служащих у него родовитых людей против его имени такую пометку: «неблагонадежен в религии» nutat in religione.

Ламораль, граф Эгмонт. Гравюра работы А. Вальяна

Принц Оранский был более примечательной личностью. Выросший при дворе императора Карла, рано определенный им на дипломатическую службу, он почерпнул в этой превосходной школе все, чему можно было в ней научиться, хорошее и плохое, даже сам царственный наставник возлагал на него большие надежды. Во время своего отречения в Брюсселе, больной император опирался на плечо этого 22-летнего юноши (Вильгельм род. в 1533 г.). О его религиозных убеждениях трудно сказать что-нибудь определенное: его родители приняли новое учение, сам он был воспитан в католической вере, но его религиозные убеждения, как и у его тестя, Морица Саксонского, были вполне подчинены политическим взглядам. Натянутость его отношений к королю была уже не новостью. Филипп ненавидел его со всей той недоверчивой злобой, которую ограниченный ум питает ко всякому занимавшему относительно независимое положение, благодаря своим огромным владениям в Германии, Голландии, Брабанте и Франции. Принц получил прозвище «Молчаливого». Действительно, он обладал умением молчать, хотя и бывал разговорчив в обществе. Но и тут итальянцы и испанцы, старавшиеся выведать его мысли, нередко обманывались в своих надеждах – он всегда умел хранить свои тайны от постороннего нескромного взгляда.