Весьма возможно было предположить, что некоторые города и даже провинции Франции отпадут от нее и соединятся под протекторатом Испании. Особенно сильно это мнение имело место в кругу Священной Лиги. Но придерживалась его только известная ее часть, другая же настаивала на том, чтобы герцог Майеннский провозгласил себя королем. Его хотели подобно древним франкам избрать поднятием на щиты. Все ревностные приверженцы старокатолической партии единодушно согласились бороться против «Беарнца» и «Наварца» до последней капли крови.

Герцог выступил из Парижа во главе 24 000 войска с целью сразиться с Генрихом. Этот поход состоялся от имени прежнего кандидата Лиги, короля-кардинала Карла Бурбонского, которого католики звали Карлом X. В сущности же это был ничтожнейший из всех претендентов на французский престол, который и сам-то находился во власти законного короля, своего же племянника. Для католической партии Лиги было большим несчастьем то, что помимо Карла X она не могла противопоставить Генриху IV другого полноправного, независимого, словом, настоящего короля.

Надо отдать справедливость Генриху IV, что он, несмотря на свое крайне щекотливое и опасное положение, вел себя мужественно и тактично. Он наотрез отказался тотчас же перейти в католичество, мотивируя свой отказ тем, что никто не стал бы уважать человека, который так легко меняет свои убеждения, а тем более такие, за которые многие не побоялись заплатить своей жизнью. Но при этом дал понять, что он отчасти допускает и понимает это учение. Этих слов было достаточно для того, чтобы надежда на его обращение в католицизм не была утрачена и чтобы в неприятельских войсках произошло некоторое колебание. Отдельные города, округа и немалое количество людей перешли на его сторону. Из чужеземных владений первой признала его Венецианская республика.

Военные силы Генриха подкрепились еще и англичанами, присланными Елизаветой, с которой он вступил в тесный союз. Наконец, в марте 1590 года при Иври – торговом пункте на реке Ере, в Нормандии, он решился дать сражение. Дело было уже наполовину проиграно, когда сам Генрих IV, которого никто не мог бы превзойти в рыцарской отваге и доблести, бросился в самую сечу. Роялистские инстинкты окружавших короля дворян взыграли, и они с криком «Vive Dieu!» бросились туда, где мелькал быстро колыхавшийся белоснежный султан короля. Победа оказалась на их стороне. Вскоре после описываемых событий скончался король-кардинал, и Генрих, оцепив Париж, довел его до страшной голодовки и пребывал в твердой уверенности, что теперь-то уж он попадет, так сказать, прямо в цель.

Но тем временем испанский посол Мендоза не дремал. Он усердно раздувал чаяния черни на помощь его повелителя-короля, и необразованный народ поминутно выкрикивал ему на улице: «Виват! Виват!». Как раз вовремя подоспел с севера герцог Пармский на помощь к осажденным, и неприятель был отбит. Таким образом, неудачно закончился первый поход Генриха IV, которому не удалось вовлечь в битву своего противника, знавшего военное дело еще лучше него. Неудача Генриха ободрила сторонников Лиги, рассчитывавших как-нибудь подвести Францию под защиту или под власть короля испанского.

Простой народ и духовенство были особенно склонны принять покровительство Испании. Испанский посол Мендоза, который, казалось, готов был завладеть для Испании хотя бы всем миром, был, собственно говоря, самым могущественным лицом во Франции, насколько власть Лиги распространялась на ее владения. Даже сам Филипп II не предавался так ревностно своим планам, как члены Лиги, эти преданные сыны своего отечества. Они единодушно согласились провозгласить королевой Франции дочь его, Изабеллу (от его брака с Елизаветой французской) – внучку Генриха II, вопреки всем правилам салического закона, исключающего женщин из престолонаследия.

Однако Генрих все еще не считал себя побежденным. Два последующих года миновали в непрестанной борьбе, и отдельные провинции стали уже серьезно готовиться к междоусобной войне. В то же время роялисты и приверженцы Лиги заключили договор, по которому каждая сторона имела право беспрепятственно возделывать свои поля. На стороне Генриха IV оказались, кроме преданных его делу вассалов и дворян, еще и англичане, а также немцы-протестанты. За противником же стояли: присланные папой Григорием XIV отряды и герцог Пармский, который наступал с севера во главе своих испанских войск.

Война шла с переменным успехом и для того, чтобы выяснить, наконец, какого положения должно держаться Французское государство, в Париже в 1592 году герцогом Майеннским были созваны все государственные чины. Туда должен был прибыть и герцог Пармский, но, к довершению этой критической минуты, последний неожиданно скончался. Французские депутаты собрались в январе 1593 года, когда прибыли туда и испанские уполномоченные. Салический закон был решительно отвергнут и права испанской инфанты на французский престол признаны действительными.

Тогда, по желанию Филиппа II, его послы объявили имя будущего супруга инфанты: то был один из потомков габсбургского дома – эрцгерцог Эрнест – брат царствующего императора Рудольфа. Но эта дерзость была уже слишком велика, чтобы французы могли ее безропотно снести. Они протестовали, и испанские послы предложили назначить вместо него Карла Гиза, сына «Блуасского мученика», т. е. племянника герцога Майеннского. Однако и тут явилось некоторое препятствие со стороны его дяди, который не хотел подчиняться своему же племяннику и полагал, что если сажать на престол француза, так и он сам еще может рассчитывать на него.

Одновременно с церковными и гражданскими настроениями поднялась еще одна, весьма значительная власть, в защиту салического закона, как одной из основ государственного строя Франции. Этой властью был французский парламент, верховное государственное судилище. Высшие сословия и так не особенно были расположены к испанцам, а теперь лишь ухватились за пример такого верховного органа как парламент и смело пошли по указанному им пути. Таким образом, перевес снова оказался на стороне Генриха IV, тем более, что теперь уже не было другого Пармы, который был бы для него так же опасен, как первый.

Таков был тот удачный и умно выбранный момент, когда Генрих IV решил принести свои религиозные убеждения в жертву своему королевскому долгу. 25 июня 1593 года в церкви Сен-Дени (Saint-Denis) он покаялся в своем заблуждении и принес торжественную клятву отныне вернуться в лоно римско-католической Церкви. Обычно говорят, что это ему было не трудно, что он только вскользь выразился, что «Париж стоит того, чтобы за него отслужить благодарственную службу», но вряд ли это далось ему так легко. Не может быть, чтобы отречение от тех духовных правил и убеждений, которые составляют святая святых души человека, могло кому бы то ни было достаться легко, а тем более такому человеку, в высшей степени достойному занимать высокий пост короля Франции. «Бог и мои права!» («Dieu et mon droit») – эти слова стали Генриху девизом, но мало было выражать это на словах – надо было доказать и на деле. И Генрих понимал, что его права, как законного властителя французского престола, имеют свои жесткие требования: ничто не должно стоять на дороге между ними и его обязанностями, как государя – главы и представителя интересов вверенного ему, волею Божией, народа, который ему, Генриху, предстояло объединить и укрепить в борьбе против его многочисленных врагов.

Единственным препятствием оказывалась его вера и ее то он должен был принести в жертву своему сану и благу своего народа. И в самом деле, тысячи людей, целые города и провинции только и ждали этого решения, чтобы соединиться с ним, своим королем и защитником. В том числе и город Париж, губернатор которого, Бриссак, ярый сторонник Лиги, также перешел на сторону Генриха IV, как законного главы и представителя интересов французского народа.

22 марта 1594 года началось вступление королевских войск в Париж под звуки благоговейного «Те Deum'a» и восторженные приветствия толпы. Испанцы удалились, в Париже полновластно водворился законный его повелитель, который явился спасти свой народ от сорокалетних распрей и неурядиц.