"Подлинную историю человека пишет не историк, а художник", - сказал А. М. Горький. Именно так понимает и трактует задачу автора исторических романов Н. Задорнов. Его по праву можно назвать бытописателем. Все его очерки, повести, романы основательны и привлекают не только глубиной и достоверностью материала, но и силой человеческих характеров. Положительные, добрые человеческие начала, как и сам положительный герой имеют для писателя особое значение. Именно через положительного героя несет он читателям твердость нравственных убеждений, романтизм чувств, ясное представление о чести и долге, об отношении к труду, о патриотизме и интернационализме.
В эпосе многонациональной советской исторической прозы творчество Задорнова стало заметной вехой, незаурядным явлением именно благодаря нравственной высоте его героев и книг. Очень часто понятия высокой художественности и высокой нравственности, устремленности оказываются в прямом взаимодействии, так как берут свое начало из одного истока многопланового и реалистического осмысления действительности. Полнокровное ощущение жизни, присущее Задорнову, тоже рождается в живой стихии достоверности и реализма. Для этого художника, говорить с читателем значит говорить правду.
Однажды в одной из наших бесед Николай Павлович полушутя-полусерьезно посетовал: "Наверное, я мог бы предложить читателям более захватывающие, закрученные сюжеты. Кому-то я определенно кажусь суховатым, а может быть и скучным. Слагаемые занимательного, захватывающего романа из прошлых времен мне хорошо известны. Схема занимательности проста - острый, с неожиданными зигзагами сюжет, таинственность, ошеломляющие повороты повествования, любовь, наличие детектива в интригах. Но я сознательно всего этого категорически избегаю. Жертвую остротой ощущений ради качества".
Говорят, что в каждой шутке... Впрочем, правда здесь то, что любой исторический сюжет для Задорнова - это сюжет реальной человеческой жизни, требующей понимания, точности постижения и отображения. И обязательно художественной достоверности. Ее он всегда черпал в жизни.
Работая над романами "Амур-батюшка" и "Далекий край", изучая быт людей и историю края, писатель собрал обширный и интересный материал о коренных обитателях Приамурья. Экзотика незнакомой, но не такой уж далекой жизни, внезапно обступила, словно вековая нехоженная тайга. Бродя по неведомым просторам, правя парусом древней нанайской лодки, отталкивая ее шестом от дикого берега в холодную пучину бескрайних рек, бывая в отдаленных стойбищах и поселках, он, подобно знаменитому Арсеньеву, чувствовал величие мирозданья и природы, которая его окружала. Собирая и записывая старинные предания о могучих богатырях и кровавых межродовых войнах, узнавая народные сказания, пришедшие из глубины веков протяжные песни и легенды, отправляясь на охоту на далекие заимки, слушая рассказы старых следопытов и промысловиков гольдов и нанайцев, он приобщался к чужой, удивительной судьбе, стремился увидеть природу глазами людей, обожествлявших ее, передать их духовный мир и неповторимую образность мышления.
В "Мангму" (нанайское название Амура) реализм тесно переплетен со сказочным вымыслом и сказочной стилистикой поэтических описаний. А суровая, порой страшная и дикая действительность - с легендой, навевающей то добрую грусть, то горькую печаль. Образность, притчевость повествования, определили самобытность и богатство языка романа, колоритные и яркие описания природы и людей.
Не безмятежна и не легка жизнь героев "Далекого края", пронизанная темными предрассудками, немыслимыми суевериями и жестокими обычаями родового строя. Она отражает суровый мир людей, беззащитных и перед грозной силой стихии, и перед беззастенчивым обманом торговцев, шаманов и маньчжурских колонизаторов. Мир, зажатый в тиски предрассудков и беззакония.
На примере судеб двух братьев нанайцев - Удоги и Чумбоки изображается участь малых народов Приамурья, общность человеческой беды в условиях хищнической колониальной политики Китая и других стран в середине прошлого века. Социальное неравенство, социальная угнетенность прослеживаются также и внутри двух нанайских родов, враждующих друг с другом. Примитивные на первый взгляд отношения и первобытный уклад обнаруживают тем не менее великие человеческие взлеты и падения, достоинства и пороки, обнажают глубочайшие страсти и чувства. И если Удога и Чумбока - герои добра, то противостоящие им мелкий и трусливый Писотька, хитрый шаман Бичинга, коварный старик, торговец Гао Цзо олицетворяют силы, злобы и тьмы. В этом романе историческая правда тесно сплелась с яркой этнографической характерностью, реальные исторические факты, предшествовавшие появлению на Амуре Г. И. Невельского и характеризовавшие обстановку, с которой встретились первые русские исследователи, органически слились с былинным строем произведения.
Роман "Далекий край" нашел живой отклик у читателей и критики. В 1952 году он был удостоен Государственной премии СССР. Он переведен на болгарский, немецкий, румынский и чешский языки и получил высокую оценку в печати социалистических стран. Со многими героями романа читатель вновь встречается в книгах о Невельском.
От романа-притчи без достоверных исторических героев и действующих лиц Н. Задорнов словно оттолкнулся, чтобы обратиться к многоплановому, широкому по охвату исторических событий и судеб произведению и создать галерею достоверных, правдиво-точных и ярких образов. И главным в ней был образ Невельского - патриота и мыслителя, человека невероятной целеустремленности и глубочайшей порядочности, не отступившего в трудные критические минуты перед высшими сановниками империи. "Этот рыцарь первооткрытий помог мне почувствовать душу и пульс целой эпохи", - так характеризовал своего героя писатель.
Вскоре после окончания морского корпуса молодой Невельской принял участие в обучении морскому делу царского сына Константина. Но он отказался от блестящей карьеры в столице и выхлопотал себе позволение отправиться на транспорте "Байкал" в экспедицию на Камчатку. В мыслях этого храбреца "давно жили картины далекого прошлого на Амуре", он был одержим идеей возвращения России Амура, открытого, а затем оставленного русскими в XVII веке. В архивах и старых документах он нашел немало подтверждений давних открытий: "Андрюшкино, Игнашино, Монастырщина, Покровское, Озерная. Это названия деревень. Не крепости, не остроги, а деревни с землепашцами! Вот доклады, записки, описи... Вот - кучи бумаг!" Он терпеливо разбирал бумаги, исписанные славянской вязью, и мучился сомнениями: "Кто знает все это? Кому и какое дело до этого? Страшна наша история! И не собрана, не записана, как следует, никто не знает многих ее истин, которые дали бы свет новым поколениям. Историки, может быть, дойдут еще... Но когда? Дело не ждет..."