Мрачно глядя на Каспиана, Агата гладила нож длинным пальцем, выглядывающим из-за бара. Металл сиял в свете свечей. Слава Перуну, присутствие Бригиды в таверне не давало Агате и жителям броситься на него. Глубоко вдохнув, он посмотрел в глаза головы кабана над баром. Генрик говорил, что Агата убила его одним кинжалом. Раньше он не верил.
В гостинице были три двери: слева, тупик с комнатами; за Агатой, дверь на кухню, где был муж Агаты, напряженно чистил ту же чашку, с которой был с момента, как Каспиан вошел; и справа от них был выход на площадь. Они со Стефаном должны быть готовы сбежать.
— Пришел за компенсацией? — спросила Агата, фыркнув. — Я не заплачу. Тебе повезло, что ты не один, иначе я закончила бы начатое.
Это было ошибкой. Эта женщина чуть не убила его, и она могла легко попытаться сделать это снова, особенно в окружении ее друзей. Но он не мог уйти домой без ответов.
Между ним и дверью шестеро людей сжимали кружки и хмуро глядели на него. Стефан прислонился к стене у выхода. Гобелен рядом с ним изображал охотников, преследующих оленя, стрелы торчали из его спины. Каспиан вспомнил, как его окружала толпа.
Он сглотнул ком в горле. Стефан был тут. Хоть он выглядел расслаблено, он все время разглядывал комнату, сжимая рукоять кинжала.
Каспиан вытер потные ладони о накидку.
— Может, нам поговорить наедине?
— Тут сойдет, — Агата вонзила нож в стойку, скрестила руки на груди. Пряди темных волос выбились из пучка.
Она была тут королевой, а он — чужаком, забравшимся на территорию врага. Может, он поспешил, придя сюда. Он думал только о поиске правды, но если посетители будут против него, ему не хватит сил отбиться, даже с поддержкой Стефана и Бригиды.
Он облизнул сухие губы и кашлянул.
— Что случилось между вашей дочерью и Генриком?
Агата ударила мозолистыми ладонями по бару, склонилась, от ее кожи доносился запах спирта. Генрик говорил, что никто не делал горилку лучше нее, потому он ходил сюда несколько раз в неделю. Из-за пара от чанов ее лицо все время было румяным, а плечи были широкими и мускулистыми от помешивания.
— Твой брат ее изнасиловал. Вот, что случилось, — она оскалилась.
Это не могло быть правдой. Не Генрик. Должно быть другое объяснение.
Может, Агата не так поняла намерения Генрика насчет ее дочери? Он пытался вспомнить, когда Генрик упоминал Дороту. Он всегда заигрывал с женщинами в деревне, разбил много сердец. Отец и мама не позволили бы наследнику жениться на ком-то ниже дочери лорда, а маленькая гостиница «Дума» не могла соблазнить его родителей богатством. Но, может, Агата надеялась, что они согласятся? И когда Генрик переспал с ее дочерью, конечно, она разозлилась. Генрик поступил неправильно, но это не считалось насилием.
— Может, возникло недопонимание. Я знаю его лучше всех. Он — нежная душа, учится быть жрецом Перуна. Я могу поговорить с Доротой? Я хотел бы услышать ее точку зрения.
Агата откинула голову и рассмеялась. Но без тепла или веселья. Она потянулась за ножом.
Он повернулся боком, закрывая себя спереди.
В голове вспыхнули давящие тела, его сдавленные руки, сжимающие его ладони… Он словно снова оказался нагим на дороге.
Ее прищуренные глаза впились в него взглядом, кровь шумела бурной рекой в его венах. Молния Перуна, он словно снова был в центре толпы, готовой сжаться, как кулак, лишив его тело последних капель достоинства, безопасности и уважения.
— Я не заставлю ее проходить это снова, — Агата мрачно смотрела на него. — Ты как твой отец, — она ударила ладонью по бару. — Он послал тебя с деньгами, чтобы заглушить меня, чтобы ты смог сбежать ночью, да? Твой род плюет в глаза Мокоши.
Он должен был просто уйти. Здесь ему не победить. Но он не мог позволить ей порочить имя отца.
— Мой отец поклоняется богам. Он придерживается законов Мокоши, не перешел в новый культ Велеса, как некоторые. Мы все знаем цену вреда женщине. Он помог бы восстановить справедливость.
Агата фыркнула.
— И где было чувство справедливости твоего отца, когда Генрик приходил в мою таверну ночь за ночью, напивался до беспамятства и хватал мою Дороту?
Он отпрянул на шаг. Было глупо сюда приходить.
Идея была плохой с самого начала. Ему не нужна была чужая сторона истории. Он знал Генрика. Он не стал бы ее насиловать.
Он повернулся уходить, но девушка преградила ему путь. Темные волосы свисали вяло вокруг ее лица, ее фартук был в пятнах чуть темнее кругов под ее глазами.
— Дорота, ты не должна тут быть, — проворковала Агата, тут же смягчившись. Она обошла бар, обвила рукой плечи девушки.
Дорота покачала головой, глядя на пол.
— Все в деревне знали, что я была помолвлена с мужчиной из Тарновиче, но ему было все равно… Генрик мог получить все, чего хотел… — ее голос был тихим шепотом.
Он хотел защитить Генрика, перечить ее словам, но… она не ошибалась. Генрик родился первым, как наследник, он получал все, чего хотел. А то, чего не мог получить своим положением, Генрик добивался обаянием. Даже в детстве Генрик часто воровал его игрушки.
— Хватит, тебе не нужно больше говорить, — Агата обвила рукой Дороту, ее поведение стало нежнее шерсти ягненка.
— Той ночью… — голос Дороты дрожал, пока она продолжала. — Отец выбросил его на улицу и сказал не возвращаться… Я думала, на этом все и кончится, но, когда вышла той ночью во двор, он ждал. Он… — она тихо заплакала, и Агата обняла ее.
Что-то терзало его изнутри, делало пустым, и, хоть его рот был открытым, слов не было.
Он не мог отрицать. Он видел, как Генрик заигрывал со служанками в замке, особенно, когда выпивал. Порой он догонял их позже и шутливо просил пощадить. Но они всегда смеялись, словно это была шутка. Но он смотрел на Дороту, и смешно не было.
— Тише, — шепнула Агата, прижимая Дороту к себе.
Дорота отодвинулась от нее и яростно посмотрела покрасневшими глазами на Каспиана.
— Он схватил меня. Закрыл рот, чтобы я не кричала… — слезы катились по ее лицу.
Его глаза жгло. Этого не могло быть. Не Генрик, не он, ведь он был таким правильным. Каспиан равнялся на него всю жизнь.
Но… Генрик так быстро ушел. За пару дней до отправления Генрик тренировал его во дворе. Каспиан жаловался на усталость, так что Генрик отпустил его с остальной тренировки, чтобы он побродил по округе со Стефаном. Генрик говорил, что его навыки с мечом не имели значения, ведь он будет вместо отца, а Каспиан сможет рисовать в свое удовольствие. Три ночи спустя Генрик уехал. Мама была безутешна, Искра провыла всю ночь.
Он забыл… или не хотел видеть правду? Знаки были там, а он делал вид, что слеп.
— Когда он закончил, откатился в сено и уснул. Он изнасиловал меня и уснул, — завизжала она, и воцарилась оглушительная тишина.
Его сердце гремело в ушах. Генрик. Что он наделал?
Стефан обогнул столики и добрался до него. Жители, которые делали вид, что не слушали, привстали со своих мест.
— Каспиан, пора идти, — Стефан освободил место между посетителями. Это был его шанс сбежать.
— Он разрушил мою жизнь. И какую цену заплатил? Ничего, — Дорота сжала фартук, слезы катились по щекам и пропитывали ее блузку.
Агата сжала ее руку, встав за ней, и хмуро посмотрела на него.
— Ты считаешь это место мирным, идеальным. Потому что такие, как твой отец, подавляют пострадавших женщин монетами и властью. За каждой вуалью мира скрывается насилие.
Стефан сжал руку Каспиана.
— Сейчас.
— Сорви вуаль, — прорычала Агата.
Он повернулся и схватил Стефана за плечи. Это была ложь. Должна быть. Если Генрик был способен на такое, выпив, то… Тогда…
— Давай вернемся, — Стефан потянул его за локоть.
— Скажи, что это не так.
Стефан отвернул голову.
Его пальцы впились в плечо Стефана, но тот даже не вздрогнул.
— Стефан?
Тяжкий вздох.
— У меня не было выбора. Твой отец отослал бы меня, если бы я рассказал. Мы все поклялись хранить тайну.
Лучше бы Стефан ударил его по животу. Боли было бы меньше.
Генрик. Золотой сын. Идеальный старший брат. Насильник? Два лица, демон и жрец, не сочетались в одно.
Он не мог это принять. Он отказывался.
Стефан потянул его повернуться, посетители мешали пройти. Он собирался пробить путь, если нужно. Каспиан потянулся за мечом, но нежная ладонь на запястье остановила его.
Бригида. Она медленно покачала головой, повернулась к людям на дороге и нахмурилась. Она шагнула вперед, никто не расступился.
Ее фиолетовые глаза смотрели на дверь.
Она распахнулась. Жители деревни завопили, а густой и тяжелый туман проник в таверну. Он плыл, как призрак, двигался сквозь разбегающуюся толпу. Он остановился на миг перед Бригидой, будто смотрел в ее глаза, а потом рассеялся, отлетев в убегающих с дороги людей.
Бригида многозначительно посмотрела на него, а потом на Стефана.
Он пошел к двери, будто пьяный. Стефан, закинув руку ему на плечи, вел его между пустыми столами. Почти все убежали из таверны. Было уже почти утро. За ним Бригида просила оставшихся быть осторожнее. Она хотела защитить его.
Но ни это, ни то, разорвет ли его толпа, не было важно.
Знал ли он Генрика?
Холодный воздух бил ударил по лицу, когда они вырвались из таверны на площадь деревни. Первые лучи утра падали на дорогу и здания вокруг площади. Стефан почти тащил его к колодцу неподалеку. Каспиан склонился, схватился за колени, пытаясь успокоить дыхание. Мир вокруг него кружился. Красок больше не было, все стало серыми пятнами. Горячие слезы катились по его щекам.
Слова отца звенели в ушах. «Не покидай замок, пока все не успокоится».
Почему он не послушался? В слезах Дороты не было лжи. Такую боль нельзя было сыграть. Он не раскрыл ложь Агаты, а разорвал свое сердце об секреты, которые не стоило откапывать.
Генрик был насильником.
Как он мог врать? Этот гад изнасиловал женщину и сбежал. Уничтожил жизни. Почему? Потому что Дорота отказала ему?