ГЛАВА 3

Каспиан опаздывал. Сильно.

Он вышел из тени дуба, ударенного Перуном, и поля перед ним не были полны шуршащей высокой ржи, которую он гладил пальцами. Только голая земля с короткими обрубками колосьев заполняли пространство. Запах свежесрезанной травы разносил ветер. Очистили почти все поле, осталось лишь немного пшеницы. Он подвинул картину на спину. Поправил ремешок сумки и ускорился. Если пропустит в этом году, папа оторвет ему голову, хоть он и был наследником.

Осенний свет был таким красивым утром, идеальное время для рисования озера. Он хотел лишь немного задержаться. Он месяцами пытался уловить необычное ощущение того места. Порой казалось, озеро знало о нем. Было просто изобразить темное бездонное озеро, отражение деревьев на поверхности. Но он хотел запечатлеть покалывание магии в воздухе, цвет биения его сердца в миг, когда он впервые увидел воду. Но поймать на картине магию того места было невозможно, как и пытаться нарисовать ноты ее песни…

Та девушка была настоящей или иллюзией леса? Годами его брат, Генрик, привозил краски из Тарновиче, но в последние годы тихие сплетни жителей деревни привели его к домику в, так называемом, Безумном лесу. Хоть он надеялся увидеть существ из легенд, он лишь замечал силуэты краем глаза. Ему было не по себе, но он не мог отвернуться от манящего леса. Сколько раз он ходил по диким зарослям, искал ведьм озера ради их краски? Он надеялся, что с их краской немного их магии пропитает его картину. И ни разу за месяцы он не видел ее.

Снопы ржи лежали рядами, бросали длинные тени, тянущиеся к замку. Двухэтажное здание возвышалось там, грозное творение из дуба и камня отражало мощь и силу его семьи. Таких замков было мало даже вне региона Рубина, и некоторые лорды все еще жили в домах чуть больше хижин, но его папа, когда был младше и сильнее, настоял, что все лорды Низины увидят силу семьи Волски.

Приземистые деревянные здания окружали замок, среди них были кузня, коптильня и амбары для зерна. Он прошел мимо них в один из амбаров, где запахи свежего сена и лошадей щекотали нос. Внутри было темно — идеально — и он опустил картину в пустом стойле.

Ей понравилось. Хоть деревья были изображены мутно, а отражение — слишком ярко, и картине не хватало эмоций, ей понравилось.

Если бы папа увидел, разбил бы картину.

Нужно было получше ее спрятать. Стараясь не размазать высыхающую краску, Каспиан устроил картину за золотыми стогами ржи. Позже он вернется за ней.

У дальнего края поля жнецы шутили и смеялись, на них была выгоревшая на солнце одежда, шляпы и шарфы, они носили рожь охапками, собирая в стога, чтобы потом убрать на хранение. Оставался один ряд, и за ним белые волосы папы были пятном краски на серых тучах, собирающихся над головой. Церемониальный серп сиял в его руке.

Если бы он не был будущим лордом Рубина, сегодня срезали бы не только рожь.

Ритуал урожая почти завершился. Вскоре придет время вручать церемониальный серп.

Каспиан побежал по полю. Если он не сильно опоздал, папа выслушает его, ведь сегодня был его последний шанс. Он оставил хлеб и мед Перуну у дуба, ударенного Перуном. Он принес сверток льна в храм Мокоши и попросил Ее о благословении. И на всякий случай он зажег свечу для Велеса, лорда мира мертвых, новый культ его поклонников разрастался с каждым месяцем все сильнее. Только бы папа послушал. Хоть раз.

Жнецы собрались полукругом перед папой, который выглядел сегодня здоровее, чем обычно. Они стояли спинами к нему, и Каспиан мог легко слиться с ними, пока приближался.

— Как думаешь, кого назовут лучшим жнецом? — спросил фермер.

— А есть сомнения? Джулиан чуть не стер ладони до кости, — второй мужчина попытался ткнуть Джулиана в ребра, но попал чуть выше бедра — Джулиан был выше остальных на голову. Может, потому его замечали девушки деревни.

Джулиан улыбнулся.

— Я трудился так же, как все вы.

Никто не верил той лжи. Он не только помогал жать в поместье Малицки, его доме, но и приходил сюда помогать с урожаем. Двойная работа в трудное время года.

Каспиан стирал засохшую краску с пальцев. Джулиана устраивала его роль, в отличие от Каспиана. Его жизнь была полной искусства, приключений и радости, давала ему свободу на исследование мира. Но в последнее время все испортило обучение, письма и тренировки с мечом. Словно спешили наверстать упущенное время. Из-за потерянного наследника.

Генрик отбыл внезапно. Если бы Генрик хоть предупредил, что хотел стать священником, он больше внимания уделял бы урокам. Не просто убегал бы, чтобы порисовать в новом месте, не задирал бы Стефана по любому поводу. Все было бы просто.

Но с тех пор, как Генрик ушел, ничего не было простым. Он не был таким умным, как Генрик, который быстро впитывал уроки. Он не очаровывал как Генрик, которого все любили, который в деревне и таверне бывал чаще, чем дома. Его не так уважали, и как воин Генрик был куда лучше. Но, как второй сын, он никогда не переживал из-за этого, особенно когда у Генрика все так хорошо получалось. Если наследник так подходил для правления, кто ожидал, что второму сыну нужно было беспокоиться об этом?

Но он стал наследником.

Он проклинал Генрика за то, что взвалил на него такую ношу. Но как он мог винить Генрика за то, что его призвали на службу Перуну? Когда боги звали, человек должен был отвечать. Он не должен был проклинать Генрика… но порой хотел. Очень сильно.

Джулиан поднял кулак, словно хотел игриво стукнуть мужчину рядом с собой, но замер. И рука зависла в воздухе.

— Каспиан, — Джулиан чуть отошел, как и другие фермеры, открывая его папе.

Угольно-черные глаза папы посмотрели на него. У его рта и на лбу были глубокие морщины. Знакомый вид в эти дни. Каспиан мог лишь надеяться, что недовольство папы быстро пройдет.

Склонив голову, Каспиан занял место рядом с отцом.

— Снова был в Безумном лесу, — сказал быстро и пылко папа, обжигая его как огонь печи Святого Сварога.

— Да, папа, — с уважением ответил он. Каспиан встал прямо, опустив взгляд, чтобы его не отругали еще и за наглость.

— Где это?

Холодный пот выступил на его лбу, но он постарался отыскать в себе очарование.

— О чем ты?

Хорошо, что он спрятал картину. Она не была идеальной пока что, но он был близок к этому и не хотел, чтобы папа уничтожил почти готовое произведение.

Папа буркнул и повернулся к жнецам.

— Спасибо всем вам за труд при сборе урожая. Нас благословили им. Вы все старались, но больше всех — Джулиан, — он одарил Джулиана редкой полуулыбкой. Папа ясно давал понять, что предпочел бы такого трудолюбивого и харизматичного сына. Как Генрик.

Папа хотел, чтобы он был лидером. Но как он мог делать это, глядя снизу вверх? Генрик всегда был среди людей, часть общества. Откуда могло взяться уважение и доверие людей к Каспиану, если он не был уверен в себе?

Жнецы хлопали Джулиана по спине, он подошел за церемониальным серпом, делающим его главным жнецом, любимцем Мокоши. Завтра Джулиана коронуют, и вся деревня будет праздновать, а потом и пировать вечером.

Джулиан принял серп от папы, повернулся к другим фермерам с кривой улыбкой и трофеем. Как ему повезло не быть связанным долгом, работать столько, сколько он хотел, делать, что пожелает, жениться, на ком захочет. Как приятно было иметь выбор.

С Джулианом во главе жнецы срезали последние колосья ржи. Уважение Джулиана среди людей и папы было заслуженным.

И его не заслужить, если стоять и смотреть на них свысока.

— Позвольте мне присоединиться к сбору урожая, — сказал Каспиан, пока не усомнился.

— Это шутка? — папа поднял руку, чтобы ударить его, но Каспиан поймал его худое запястье. Он двигался, не думая, обычно он не посмел бы так перечить отцу. Но он все равно знал, что папа не прекратит ругать его.

— Я не могу управлять людьми, которые не доверяют и не уважают меня, — он не хотел трудиться так, но не мог связать роль будущего правителя с беспечной юностью, которая была у него не так давно. Только так он мог заслужить уважение и доверие, которые нужны были, чтобы сменить отца однажды.

— Ты не можешь быть лидером, если пренебрегаешь своими обязанностями. Почему ты не можешь быть как Джулиан? Он знает свое место и делает работу без жалоб, — папа оскалился, отдернул руку и закашлялся.

Каспиан сжал плечи отца, кости под туникой, которая раньше хорошо сидела на нем, а теперь свисала с худого тела. Папа согнулся, задыхаясь, стало видно его острые ключицы. Вес потери ощущался невероятно сильно.

Каждый громкий вдох папы был кинжалом в живот. Мама предупреждала его не злить отца, но он снова забылся и высказал свое мнение. Так папа не протянет и до зимы.

— Вам нужно прилечь, папа. Я прослежу за остальным, — он водил ладонью круги на спине отца.

Папа шумно вдохнул.

— Я смогу умереть спокойно, когда ты женишься. До этого я буду на ногах.

Они закрыли тему, но он не мог теперь давить на отца. Холодная рука Велеса уже сжимала его, желала утянуть в мир внизу.

Его ладонь замерла на спине отца. Сколько он помнил, Роксана, его юная суженая, всегда тянула его за рукав, ходила за ним, как цыпленок за курицей. Всю жизнь она была ему как сестра. И даже теперь мысли о брачной ночи с ней вызывали тошноту.

— Не говори так. Ты словно на смертном одре. В следующем году…

— У меня нет следующего года, — отец выпрямился и опустил худую ладонь на плечо Каспиана.

В угасающем свете дня лицо папы было осунувшимся. Ветер трепал его длинные белоснежные волосы.

Было ясно, чего ожидал отец, и хороший сын выполнил бы это без возражений. Жениться на женщине, которую выбрали родители, чтобы укрепить Рубин и деревню Чернобрег? Ладно. Он сделал бы это легко…

Будь это не Роксана.

Роксану он помнил, будучи крохой.

Она тянула его за уши, чтобы он шел быстрее, пока он носил ее по полям ржи на спине.