– Итак, – сказала она, вставая, – я рада, что с нашими новыми знакомыми все прошло благополучно. Теперь, поскольку все наши вопросы решены, и вы, пробыв здесь три дня и ни одной минутой больше, заберете в свой состав сто моих дочерей (и ни одной больше)по их собственному желанию, после чего удалитесь отсюда в какое-нибудь укромное место и приступите к подготовке того главного дела, ради которого все и затеяно.

– Да, – подтвердил я, – мы все так и сделаем.

– Тогда, – сказала Кибела, – позвольте вас пока покинуть. Встретимся перед заходом солнца, для того чтобы учинить допрос главных злодеев, решивших устроить переворот в моем храме и воздать им по заслугам. Терресий ваш, точнее Агнии (поскольку именно ее он пытался в первую очередь угробить), а тевтончик мой, ибо я хочу как следует порезвиться с ним, прежде чем он испустит дух. А сейчас опускайте штурмоносец на землю и выпускайте оттуда свой контингент – эти три дня новая-старая охрана и обслуживающий персонал храма вам полностью подчиняются. А сейчас до вечера.

И с этими словами Кибела поднялась со своего трона (который снова превратился в обыкновенное кресло) и растворилась в воздухе. Ну и ладно, у нас и без нее, собственно, хлопот полон рот. Со своими бы делами разобраться.

Какое-то время после ее отбытия стояла полная тишина, потом Анастасия, до того с каменным видом, выпрямившись, сидевшая на своем стуле, прижала ладони ко рту и сказала на койне что-то вроде «Ой мамочки, пронесло».

– Так, – тут же сказала повернувшаяся к ней Кобра, – давай, подруга, колись, кто ты такая на самом деле? Я девушка простая и наивная, но ни за что не поверю в сказку о простой служанке. Я еще тогда, в коридоре, все хотела тебя спросить, почему ты так сильно хочешь умереть, но времени тогда на это как-то не было. Давай, рассказывай, тут у нас, считай, и так компания специфическая подобралась, так что твой рассказ не будет для нас более удивительным, чем история очаровательных хвостатых-рогатых дамочек и девиц.

– Госпожа, – удивилась Анастасия, – вы считаете меня в своей компании – но как же так, ведь мы знакомы с вами совсем немного времени? А может быть, я какая-нибудь мошенница или воровка, обманом устроившаяся служанкой в этот храм, для того чтобы помочь моим сообщникам его ограбить?

– Ерунду, пожалуйста не говори! – поморщившись, резко ответила Кобра и указала на возлежащую на ложе Птицу. – Вот эта чертова сибаритка, которая валяется, когда другие сидят или даже стоят, на самом деле сильнейший маг разума – не очень опытный, но очень мощный. Если будет нужно, то она просветит тебя от пяток до макушки и расскажет нам всю твою подноготную, вплоть до имен всех твоих любовников.

– И вовсе я не сибаритка, – проворчала в ответ Птица, – магическое лечение – оно, конечно, магическое лечение, но нога у меня еще болит; если будет надо, я встану, пойду и даже побегу, но без особой на то необходимости мне не хотелось бы пока давать на нее нагрузку. К обезболивающим заклинаниям я тоже прибегать не хочу, потому что кто знает, вдруг у них такое же привыкание, как у наркотиков. Сколько людей становилось хроническими наркоманами, сделав себе один обезболивающий укол, за ним еще, за ним еще…

– Да, – кивнула Кобра, – я знаю минимум двоих великих, что таким образом пошли по кривой дорожке. Это Джек Лондон, которого я обожаю за его рассказы, и адмирал Колчак, которого презираю за то, что он полез в политику, ни хрена в ней не разбираясь.

– Вот именно, Ника, – кивнула Птица и добавила, – что касается просвечивания, ты же знаешь, как я это ненавижу. Это же все равно что публично изнасиловать человека. Но если будет очень надо, то я на это пойду. Но только если очень-очень…

– Госпожа, – обращаясь к Птице, произнесла Анастасия, – обезболивающие заклинания действительно вызывают привыкание, ибо по большей части они всего лишь имитируют действие некоторых лекарственных растений, обладающих подобным эффектом – например, сонного мака или веселящей конопли. И не надо, пожалуйста, просвечивания, я все вам расскажу сама, а потом вы сможете меня убить…

– Да что ты заладила «вы можете меня убить» да «вы можете меня убить», – в сердцах воскликнула Кобра, – с чего ты взяла, что мы вообще имеем желание тебя убить? Чего ты такого особенного натворила, что у тебя прорезался эдакий суицидальный синдром?

– Но как же, – удивилась та, указав на меня, – когда я попросила дать мне легкую смерть, господин кивнул, а значит, дал на это свое согласие.

– Нет, – сказала Кобра, – вы видали дуру? Ты представляешь, как мы там, пока дело было еще не сделано, дружно всей компанией уверяли бы тебя, что совсем не хотим тебя убивать. И смех и грех.

– Да, – обескуражено произнесла женщина, – об этом я не подумала. И хоть я чиста перед вами, но на моей душе лежит большой грех…

Мне уже, честно сказать, откровенно надоела вся эта бабская перепалка. Эта Анастасия ломается, как целка перед первым в своей жизни сексом, хотя заранее известно, что так или иначе – но она все равно даст. Ну не могут некоторые женщины без этого, хоть ты умри – и это ужасно в них раздражает.

– Нет такого греха, – меланхолично произнес я, – который не смог бы отпустить отец Александр после хорошей исповеди. И для этого совсем не надо никого убивать. Ведь правда же, отче?

– Правда, – кивнул отец Александр, – епитимью назначить можно, а убивать совсем нет. Не облегчают убийства души, а напротив – отягощают.

– Ну вот, – подвел я итог, – рассказывай, девушка, и лучше рассказывай правду чем ложь. Тут как минимум двое отличают правду от лжи, и не стоит испытывать наше терпение и отягощать свою душу враньем. Ну, что же, начинай, мы ждем!

– Значит так, господин, – глубоко вздохнув, начала свой рассказ Анастасия, – я и в самом деле не простая служанка-поломойка. Еще совсем недавно я была второй по старшинству жрицей в храме Текущей воды, расположенном на востоке. В том месте целая река падает в глубокий обрыв, и храм призван собирать эту бесполезно растрачиваемую силу и направлять ее для пользы госпожи Кибелы. А нам, жрицам воды, посвященным Артемиде, предписан обет безбрачия. В начале своего служения мы должны быть девственницами и сохранять свое девство до самого конца жизни, не вступая в связи с мужчинами. А я поддалась служившему в охране мужчине-соблазнителю и позволила ему нарушить свое девство, потом забеременела от него, отчего и бежала вместе с ним из храма Текущей Воды, а когда у меня начал расти живот и красота моя стала увядать, то мой любовник, не задумываясь, продал меня поломойкой в этот храм, а сам нанялся служить в местную охрану. Когда я родила, он приходил ко мне по ночам пьяный, бил меня, требовал чтобы я с ним снова спала, и угрожал отнять мою дочь. Теперь я сильно боюсь и его, и Артемиды, потому что богиня-девственница очень строго карает жриц-ослушниц, променявших ее на какого-то мужчину…

– Ну, – задумчиво сказал я, – если ты боишься мести Артемиды, то могу сказать, что сейчас ей немного не до тебя. Она учится по команде сержанта тянуть носок на плацу, чистить берцы ваксой и подшивать на ночь чистые подворотнички, чтобы с утра надевать их на свежую голову. Если не веришь, то можешь спросить у своей подруги Кобры. Именно от нее молодой боец Артемида чаще всего получает взбучку за различные недостатки.

– Артемида?! – испуганно переспросила Анастасия.

– Да, она, – подтвердила Кобра, – так что бояться ее теперь не нужно. Епитимья эта на нее наложена надолго, если не навечно, и скорее всего, она покинет этот мир вместе с нами, так что вы никогда больше не пересечетесь.

– И о своем бывшем любовнике ты тоже можешь больше не беспокоиться, – добавил я свои пять копеек, – вся наемная охрана нами полностью уничтожена, и храмовые рабы уже стаскивают трупы наемников к выгребным ямам.

– Господин, – Анастасия соскользнула со стула, бухнувшись на колени, – позволь мне тоже покинуть этот мир вместе с вами. Честное слово, я сильная, я много умею, могу для вас стирать, убирать и готовить еду…