А вот на фон Меллентина это нифига не подействовало. Тевтон непробиваемо был уверен в своей правоте – и хоть ты режь его на куски, никакие угрызения совести его не мучили. По-моему, он вообще не знал, что это такое и с чем ее едят – какая-то там совесть. Сбылась мечта Алоизыча об арийцах, напрочь лишенных этого химерного чувства. Пришлось подключить к допросу саму Кибелу, наложившую на этого мерзавца свое болевое заклинание. С ним дело пошло на лад, и фон Меллентин заговорил – точнее, торопливо заблеял, выплевывая слова. Оказывается, он умел только причинять боль, и совершенно отказывался ее терпеть. Но впрочем, этот допрос всего лишь подтвердил то, что мы уже знали и что подозревали, поэтому, не доводя мужчинку до болевого шока, отправили его на брачное ложе Кибелы, делать ей очередную дочь. Это вообще не здесь, не в храме, так что предсмертных криков мерзавца уже никто не слышал, о чем я ничуть не жалею.
В связи со всем этим Ефимия имела все основания пугаться, и мне было необходимо поскорей успокоить ее.
– Нет, – ответил я, – я буду говорить с тобой не так, как с Терресием, и не так, как с фон Меллентином. Я буду просто с тобой говорить, и ничего больше. Понятно?
От неожиданности Ефимия даже застыла, выражая своей позой удивление вперемешку с недоверием.
– Да? Просто говорить? – переспросила она, – а почему ты, мой господин, сказал на кухне, что забираешь меня оттуда навсегда?
– А потому, – ответил я, спокойно глядя в ее серые, полные тревоги и надежды, глаза, – что у меня к тебе есть предложение, от которого ты не сможешь отказаться, а если и откажешься, то всегда сможешь вернуться к своим грязным казанам, горшкам и сковородкам.
– Неужели ты хочешь сделать меня свой любовницей? – хрипло рассмеялась она, – весьма неожиданное предложение для старой и некрасивой женщины, чья рука больше привыкла к тетиве лука и рукояти меча, чем к мужскому жезлу… Я уж и не помню, когда у меня последний раз был мужчина. Помню только, что тот тип так напился неразбавленного вина, что ему было все равно, с кем возлечь на ложе – со мной или с ослицей…
– Нет, Ефимия, – покачал я головой, напрочь опровергая ее предположения, – я не хочу сделать тебя своей любовницей. У меня к тебе совсем другое предложение.
– И какое же, мой господин? – язвительно произнесла Ефимия, – ведь вы, мужчины, при виде женщины не способны думать ни о чем, кроме того, как засунуть ей между ног свой мужской жезл. Развратники!
– Да ну? – притворно удивился я, решив не развивать пикантную тему, – а я то хотел предложить тебе работу по специальности… командную должность, со всеми положенными в таких случаях льготами и привилегиями, с возможностью покинуть этот храм, где тебе больше никогда не будет жизни – и с последующим выездом за рубеж, то есть за пределы этого мира. Конечно, для этого тебе потребуется пройти некоторое обучение, но не думаю, чтобы ты с этим не справилась…
Ефимия снова замерла как вкопанная, резко обернувшись в мою сторону. Видимо, это у нее уже становится традицией. Похоже, она боялась поверить собственным ушам.
– Мой господин не шутит над старой женщиной? – с надеждой в голосе медленно спросила она, – что, неужели я снова смогу взять в руки лук и меч?
– Нет, – ответил я, уже мысленно поздравляя себя, поскольку моя миссия явно близилась к логическому завершению, – не шутит. А что касается старой и некрасивой женщины – то тебе, Ефимия, вообще сколько лет?
– Через пару лун будет тридцать два года, – неохотно ответила она и потупила взор, вслед за чем тихо пояснила, – просто магия огня очень сильно сушит тело, и обычно боевые жрицы не доживают и до сорока, расплачиваясь здоровьем за свое мастерство.
– Ну, если согласишься на мое предложение, то этот вопрос мы тоже порешаем, – кивнул я, – фантастической красоты не обещаю, но внешность здоровой женщины, выглядящей на свой возраст, мы тебе вернем. У меня в команде теперь как минимум три первоклассных мага и одна юная сопливая богиня – и я не думаю, что они не справятся с этой задачей.
– Мой добрый господин, – склонила голову растроганная Ефимия, и голос ее дрожал, – я бы и так согласилась на ваше невероятно щедрое предложение, но последние слова делают его по-настоящему царским. Можете считать, что вы имеете мое полное и окончательное согласие.
Вот так я завербовал Ефимию в мой отряд и, честно сказать, ни разу не пожалел. Баба исполнительная и прямая, как древко стрелы, да и отобранные в отряд юные амазонки от нее просто без ума.
Отбирали мы их в несколько кругов. Сначала шли физические тесты: бег на короткие и длинные дистанции, метание копья, диска и наскоро изготовленной кузнецом по моему эскизу макета гранаты, а затем, для испытания реакции и глазомера – стрельба из лука по тарелочкам. Тут меня ждал облом – в том смысле, что физическая подготовка в храмовой школе была на высоте, и отсеялось по этим показателям не более полусотни девиц, в основном из-за того, что плохо реагировали на внезапно вылетающую из-за занавески тарелочку. Короче, в «обычное» ВДВ весь выпускной курс школы можно было брать однозначно – эти девицы были способны были дать сто очков вперед нашим лучшим парням-призывникам на два-три года их старше, а потом догнать и еще раз как следует дать.
Те доброволицы, что прошли тесты по физподготовке, поступали на собеседование – сперва к Птице, чтобы отсеять махровых феминисток и националисток (для которых лучше было умереть, чем надеть на себя штаны), потом к Кобре, которой ассистировала Агния, дававшая девицам краткие характеристики. И то в результате этих трех барьеров у меня на руках осталось чуть больше двухсот кандидатур – почти вдвое больше, чем мне требовалось и разрешено было взять. Никакие другие испытания, позволяющие подобрать наилучший контингент, просто не приходили мне в голову – не заставлять же их писать сочинение на койне в вольном стиле или состязаться между собой в игре в шахматы…
Мы пошли иным, самым простым и верным путем. Если мы больше не можем никого отсеять по делу, будем отсеивать без дела, а для того нам послужит госпожа Удача, или, по-местному, богиня Тихэ. Нет, саму богиню в храм звать не стали, потому что кормить, поить и ублажать ее не было никакого желания. Просто мы устроили лотерею. Конкурсанток тщательно пересчитали – получилось двести шестнадцать голов, потом положили в большой горшок сто белых камешков и сто шестнадцать черных, накрыли все это дело платком и по очереди предложили тянуть из-под платка жребий. Белый камень – добро пожаловать на борт. Черный камень – все, свободна, до свидания.
Наверное, столько жарких молитв о даровании удачи, как в тот день, богиня Тихэ не получала уже давно. Но статистика неумолима – только сто юных амазонок поступили в наш отряд, а остальные были беспощадно отвергнуты; после чего мы, попрощавшись со своими былыми попутчицами, которых Кибела устроила на разные должности, отбыли к месту новой дислокации, оставив храм Вечного Огня своим обычным заботам. Только три женщины: Азалия, Авила и Феодора решили навсегда связать свою жизнь с нашими парнями. Уходят с нами и те девочки, что танцевали на обряде магической инициации Кобры. Сперва я был против – они же совсем дети, но Птица сказала, что без нас им жизни уже не будет, во время обряда между ними и Коброй образовалась устойчивая связь и бросить их здесь – это все равно что убить. А остальных, в том числе и мою бывшую Туллию, вполне устроили места не самой черной прислуги при храме. Чистить коровники и мыть сортиры их не заставят – это точно, Афина обещала проконтролировать, ведь Кибела – она такая рассеянная…
Все женщины, прошедшие с нами определенные приключения, были беременны, и Кибела уже пообещала, что та мать, которая родит девочку от пришельца из верхнего мира, до конца своих дней не будет знать никакой нужды; в то время как за мальчика выплачивалась очень большая, но разовая премия. Вернули мы Кибеле и двух пленных «диких» амазонок. Атаманшу Афанасию и еще одну молодую, имя которой выскочило у меня из памяти. Куда та их дела, я не знаю, но вряд ли дала медаль и отправила в санаторий, потому что сношение с Врагом рода человеческого – вопрос очень серьезный. Но это уже не наше дело.