Георге старательно обтесывал длинную жердь — ствол пушки-макета. Работа спорилась, время бежало незаметно; пряный дух свежей щепы приятно щекотал ноздри, и капрал пьянел от такого мирного, уже подзабытого запаха. Рядом, что-то мурлыча под нос, трудился и обнаженный по пояс Берческу — полуденное солнце припекало не на шутку.

— Эй, капрал!

Виеру оглянулся и увидел коренастого немецкого унтер-офицера, который махал ему рукой.

— Иди сюда!

Виеру нехотя поднялся, стряхнул с одежды мелкие щепки и направился к большой группе немецких солдат, которые, беззаботно посмеиваясь, собрались вокруг поддомкраченного грузовика; на земле лежало колесо, а возле него стоял автомобильный насос.

— А ну качни… — Унтер-офицер показал на насос.

До Георге, который все еще пребывал в радужном настроении, навеянном работой, смысл этих слов дошел с трудом; он уже было взялся за рукоятку насоса, как вдруг кровь ударила в голову, и Георге, медленно выпрямившись, мельком взглянул на унтер-офицера и пошел обратно.

— Эй, ты куда?! Стой! — Унтер в несколько прыжков догнал Георге Виеру и схватил за плечо.

Георге обернулся. Немец был одного роста с ним, но пошире в плечах, на капрала повеяло сивухой — унтер-офицер был навеселе.

— Ты что, не понял? Пошли… — потянул немец капрала за рукав.

Виеру отдернул руку и зашагал дальше.

— Георге! — услышал он вдруг крик Берческу. И в тот же миг сильный удар в челюсть свалил его с ног.

— Паршивый мамалыжник… — зашипел, брызгая слюной, унтер и пнул Георге ногой. — Вставай!

Георге вскочил и в ярости ударил по губам унтера. Тот явно не ожидал такого оборота, отшатнулся, провел тыльной стороной руки по губам и, увидев кровь, с криком бросился на Георге. Они сцепились и покатились по земле.

— Держись, Георге! — долетел до Виеру голос Берческу…

Немецкие и румынские солдаты дрались до тех пор, пока не прибыл наряд полевой жандармерии.

— Расстрелять мерзавцев! Всех! — Немецкий полковник топнул ногой. — Они осмелились поднять руку на солдат фюрера!

— Господин полковник! — Генерал Аврамеску, спокойный и корректный, поднялся из-за стола. — Я считаю, что это не лучший способ поднять боевой дух румынских солдат перед предстоящими боями.

— Какое мне до этого дело! Ваши солдаты совершили преступление и должны за это отвечать по законам военного времени. Шесть немецких солдат доставлены в госпиталь. Я требую отдать зачинщиков драки под трибунал!

— То, что вам нет дела до результатов предстоящего сражения, где боевой дух — одно из слагаемых победы, я постараюсь довести до сведения командующего группой армий генерала Фриснера. Ну а по поводу зачинщиков драки я не возражаю: по нашим сведениям, затеял потасовку немецкий унтер-офицер Отто Блейер.

— Господин генерал, вы меня неправильно поняли, — стушевался полковник при имени генерала Фриснера. — Возможно, э-э… в этом есть вина и немецких солдат. Но драка была больше похожа на бунт! И этот ваш, — полковник открыл папку, нашел нужный листок, — капрал Георге Ви-е-ру, — с отвращением прочитал по слогам, — самый настоящий красный! Я приведу его высказывания…

— Не нужно, — генерал Аврамеску устало махнул рукой. — Капрал Виеру пойдет под военно-полевой трибунал. Но остальные солдаты будут освобождены из-под стражи и отправлены на фронт. Это мое окончательное решение. Вас оно устраивает, господин полковник?

— В какой-то мере да… — полковник замялся.

Генерал Аврамеску понял его.

— Этот разговор, господин полковник, останется между нами. Генерал Фриснер слишком занят, чтобы разбирать подобные незначительные недоразумения.

— Конечно, господин генерал! — просиял полковник. — Ваше решение правильное, и я к нему присоединяюсь…

Георге и Берческу сидели в одной камере. Виеру изредка щупал заплывший глаз, и тогда Берческу посмеивался, несмотря на то, что у самого вид был не ахти какой.

— Георге, а здесь лучше, чем на передовой, — неизвестно отчего довольный Берческу похлопал по каменной стене. — Кормят вполне прилично, тихо, спокойно…

— Это точно, — весело согласился Виеру и потянулся до хруста в костях.

— Георге, но как ты унтера… — Берческу расплылся в улыбке. — Я, ей-богу, не ожидал…

Через день рядового Берческу освободили, а капрал Виеру остался в камере ждать приговора военно-полевого трибунала.

Стоило Пригоде изготовиться для броска, как часовой тут же оборачивался и шел в направлении разведгруппы. Пригода уже несколько раз довольно выразительно поглядывал в сторону Маркелова, но тот отрицательно покачивал головой — лишний раз шуметь ни к чему…

Тогда от эсэсовцев удалось уйти без потерь — все-таки дождались ночи. Правда, пришлось немного изменить маршрут. Маркелов несколько раз пытался выйти на нужные координаты. Но казалось, что немцы их ждали именно там, куда старший лейтенант нацеливал разведгруппу. И все-таки, несмотря на эти досадные накладки, разведчики добыли чрезвычайно ценные сведения о сосредоточении танковых и артиллерийских подразделений вермахта, о чем незамедлительно доложили в штаб фронта — рация работала безупречно. Преследователи исчезли, словно сквозь землю провалились, и это обстоятельство не давало покоя Маркелову. Исчезновение шести разведгрупп, неудачи остальных при переходе линии фронта, солидно поставленная блокировка возможных маршрутов поиска — все говорило о том, что гитлеровское командование весьма тщательно позаботилось о сохранности своих тайн, особенно тех, которые касаются оборонительных сооружений и мест дислокации военной техники.

А тут — полное спокойствие, никаких намеков на повышенную боевую готовность в связи с проникновением разведгруппы в тыл, тем более что уж варианты примерных маршрутов немецкая контрразведка могла вычислить вне всяких сомнений: Маркелов в разведке был уже не новичок и методику немцев знал не понаслышке. Возможно, это объясняется большой нервозностью гитлеровцев — что ни говори, а уже на исходе третий год войны…

Маркелов приказал отходить. Пригода досадливо поморщился, еще раз окинул взглядом довольно крепкую фигуру часового и пополз в глубь лесных зарослей за остальными.

Через некоторое время наткнулись на батарею противотанковых пушек-макетов, а рядом, буквально в километре, разведчики обнаружили до двух десятков танков, тоже фанерных.

— Не нравятся мне эти деревянные игрушки. — Татарчук, покусывая травинку, задумчиво смотрел на мощный эскарп, за которым скрывались в глубоких наклонных траншеях макеты танков. — Мы их на маршруте видели уже много, как бы не сказать — чересчур много. А, командир?

— Да. Похоже, на этом участке фронта немцы не ждут наши войска…

— Ну, хорошо, допустим, это и впрямь ложные позиции. Тогда почему они так тщательно замаскированы с воздуха? — Татарчук показал на маскировочные сети, прикрывающие макеты.

— Ты в чем-то сомневаешься?

— Не знаю… — Татарчук был непривычно угрюм. — Не нравится мне это — и все тут! Вы только посмотрите, как добротно оборудованы позиции. Что, фрицам делать нечего, как только рыть траншеи под эти дрова?

— Возможно, позиции были и впрямь приготовлены под настоящие танки, да потом их перебросили в другое место. — Маркелов чувствовал, что спорит больше по инерции — в глубине души он был согласен со старшиной.

— У меня есть предложение, командир.

— Выкладывай.

— На связь мы должны выйти почти через час. За это время не мешало бы посмотреть позиции вблизи.

— Согласен. Пойдешь с Ласкиным. Мы вас прикроем… Татарчук и Ласкин ушли. Остальные рассредоточились и замаскировались.

Неутомимый шмель обстоятельно осматривал круглые головки клевера невдалеке от Пригоды. Вот он нечаянно зацепил крылом паутину, дернулся несколько раз, пытаясь освободиться, и притих. Большой паук выскочил и заторопился к своей жертве. Шмель басовито загудел при виде разбойника, рванулся в сторону, но паук тут же забегал вокруг него, опутывая клейкой паутиной.