— Ник... Я знаю, что это не то, что мы планировали, — ее взгляд вернулся ко мне. — Я не стану загонять тебя в ловушку. Но я не могу позволить тебе сбежать на верную смерть. Не теперь. Я слишком много вложила в тебя.

— Вложила? — Я выдохнул и снова упал на спину. — Обри...

Боже, чувство такое, словно я только что провел такую ​​же беседу с Лорен. Мне ненавистно было снова произносить эти слова, но в моей жизни было слишком много риска. Даже если бы я решил не следовать этому плану и умчаться с ней в закат, я разозлил слишком много людей, которые скоро встанут на тропу войны ради мести. Обри станет идеальной мишенью.

— Думаю, тебе будет лучше убраться так далеко от меня, как можешь, — закончил я.

— Зачем мне это делать? — Она потерла лицо обеими руками. — У меня от тебя сейчас голова кружится. Ты меня ненавидишь. Ты хочешь меня трахнуть. Ты не можешь отпустить меня, а теперь ты думаешь, что я должна уйти?

Я не мог обвинять ее в ее же замешательстве. Боже, даже я не знал, какого хера я хотел.

В одну минуту я хотел убить ее, а в следующую — каждого отморозка, который когда-либо тронул ее.

— Каллин и Кокс должны умереть. Я должен закончить это.

Она вскочила с места и положила руки по обе стороны от моего тела.

— В этом я с тобой, Ник, поверь мне. Он причинил боль очень многим людям. Включая меня, — кончиками пальцев Обри скользнула по моей щеке. — Тебе нужна месть? Давай выбираться отсюда. Уберемся отсюда и никогда не вернемся. Мы будем улыбаться ему оттуда, где светит солнце, и мир правильный. Бежим со мной.

Если бы я только мог. Если я бы думал, что раскаяние при воспоминании моей жены и сына в те последние минуты, меня никогда не настигнет, я бы сбежал с ней. Попытался бы вернуть какое-то подобие жизни вместе и посмотрел, что получилось бы. Может, когда-нибудь я снова буду счастлив. С ней я, вероятно, мог бы быть.

Я ухмыльнулся и притянул ее для поцелуя.

— И что мы будем с собой делать?

От хитрой улыбки на ее щеках появились ямочки.

— Все, чего захочет твое сердце. Твоя команда — мое желание, — она прикусила мочку моего уха и хихикнула, когда я схватил ее за руки и начал щекотать.

— Это так, черт возьми. Ты слишком пылкая, чтобы говорить тебе, что делать, револьверные губки, — я продолжил свое нападение, уклоняясь от ударов в бок, пока она пыталась вырваться на свободу, и перекатился на нее. Прижав руки к кровати, я удерживал ее на месте, глядя в прекрасные, яркие, золотистые глаза, которые начали сверкать. Обрушивая свои губы на ее, я принимал ее борьбу против моего тела, пока она не успокоилась, и ее стон задрожал в моем рте. — Ты заставляешь мужчину усомниться в его мотивах, это точно.

— Ты можешь хотя бы представить себе место, где мы встречаем рассветы, занимаемся сексом, едим, принимаем душ, занимаемся сексом, лежим на солнце, провожаем закаты, занимаемся сексом.

— Я поддержу эту тему...

— Я не видела, как садится солнце, пять лет. Пять лет я была так сосредоточена на выживании, и теперь... — Ее улыбка поникла до задумчивого вздоха. — Заставь его остановиться.

— Что заставить остановиться?

— Время. Я хочу остаться здесь, в этом месте навсегда, с тобой.

Я открыл рот, чтобы заговорить, но звонок мобильного предупредил о сообщении. Подняв телефон, я нажал на сообщение от Леона.

«У меня для тебя кое-что есть. Забери на месте передачи».

— Что там? — спросила Обри, когда мой желудок скрутился внутрь.

Забирать у Леона я ничего не планировал. Понятия не имел, что меня может там ожидать.

Вернул телефон назад на тумбочку и посмотрел на Обри.

— Не уверен, что хочу знать.

Место передачи было в заброшенном офисном здании за Маунт Эллиот, где Боянский часто оставлял для меня пакеты — наркотики, оружие, все, что мне было нужно. В течение нескольких месяцев они позволяли мне снимать квартиру над их баром — место, где человек мог остаться совершенно анонимно, так как никто не переходил дорогу Леону Боянскому. Это как перейти дорогу главе семьи Гамбино.

Хоть мне и стоило мысленно приготовиться к ужасному акту возмездия Кокса, вместо этого я сломал весь мозг, пытаясь представить, что Леон оставил для меня. Передача не всегда была хорошей. «Передача» означало, что он не хотел, чтобы кто-то за ним следил.

Разбитое стекло, гниющая древесина и бумага засоряли пол под рухлядью в виде мебели, тяжелой от грязи, и я прошел мимо в заднюю комнату. Там, прислоненный к стене позади стеллажа с полками, ждал пакет с типичной запиской, прикрепленной тонкой лентой: Ник.

Я сорвал маленький лист бумаги и открыл конверт. Из темной глубины пакета я осторожно вытащил холдер из конверта, и поднял его, чтобы увидеть то, что, по-видимому, было SD-картой.

Жжение внутри подсказывало мне, что содержимое этой карты не несло ничего хорошего, и часть меня хотела выбросить ее, выбежать из здания и притвориться, что я ее не видел.

Логическая сторона меня спрятала ее в карман и вышла из здания.

Иногда у меня бывает предчувствие.

Прошло полчаса с тех пор, как я забрал SD-карту, и хотя я до сих пор не посмотрел ее содержимое, что-то сказало мне, что я окажусь в противостоянии между Обри и тем, что это призовет меня сделать.

Возможно, это были мои сомнения в отношении будущего наших извращенных отношений, коих не должно было быть, или, может быть, это было отчаяние, позволяющее мне каждую ночь падать жертвой ее чар, чтобы быть затянутым в постель, где единственная мысль, простейшая мысль в моей голове, была о том, как заставить эту женщину кричать мое имя.

В любом случае, у меня было чувство, которое я не мог игнорировать, поэтому инстинкт заставил меня налить бокал вина из бутылки, которую я прикупил на обратном пути в поместье.

Обри лежала на кровати и читала Фолкнера. Когда я подошел с бокалом красного вина, ее глаза загорелись.

— Ооу! Я так давно не пила вино. Что за повод?

Я пожал плечами — жест сам по себе ложь — и поставил бокал на тумбочку.

— Подумал, это может заставить тебя опьянеть быстрее. Позволит мне воспользоваться тобой.

Улыбаясь, она подняла бокал рядом с собой и сделала глоток.

— Мммм. Пикантное. Люблю красное сухое.

— Я оставлю бутылку здесь. Нужно кое-что закончить, и я вернусь убедиться, что ты разогрелась. — Уголки моих губ приподнялись в улыбке, несмотря на то, что узлы скручивались внутри меня, и я вышел из ее комнаты, проталкиваясь в дверь своей спальни.

Оказавшись в гардеробной, я вставил карту в компьютер.

Файл был подписан «Расплата», а узлы в моем животе свернулись туже, когда я нажал «открыть».

Крики полились из черноты на экране, которая в конце концов превратилась в незнакомую комнату. Камера приблизилась к обнаженному телу женщины, грудь которой подскакивала от толчков в ее тело. Картинка увеличилась, приблизив член оператора, врезающийся в нее, а затем камера, дрожа, поднялась на ее тело, искажая качество. Его резкие вдохи заглушали ее мучительные крики, а объектив повернулся вправо, показывая ее руки, связанные за спиной.

Я понятия не имел, кто эта женщина, пока камера не поднялась на ее лицо.

Узкие ярко-карие глаза.

Угольно черные волосы, рассыпавшиеся вокруг ее лица.

Бледная кожа с небольшим розовым оттенком.

Джейд.

Мое сердце замерло, не столько из-за женщины в кадре, сколько из-за той, которая не попала в камеру.

— Кто такой Алек Вон? — спросил мужчина, врезаясь в нее настолько сильно, что ее черты исказились, и она закричала от боли. — А? Давай. Гребаная шлюха. Маленькая гребаная шлюха. Кто такой Алекс Вон?

— Я не знаю! Я не… знаю никакого Алека!

Оператор рассмеялся, словно ее рыдания забавляли его, и скрутил ее сосок, прежде чем впиться грязными ногтями в ее задницу.

— Да... вот так, шлюха. Кричи. Кричи громко. Никто тебя не услышит.