Тынэна отняла лицо от груди Виктора, потянула его в комнату и захлопнула дверь. Помогла снять задубевший от соленой морской воды плащ и спросила:
— Чаю хочешь?
— Ничего мне не надо, — ответил Виктор. — Хочу только посмотреть на тебя.
Они сели рядом на кровать, а Виктор продолжал:
— Я как увидел тебя в бинокль, что ты прибежала на берег, и решил, что и ты тоже…
— Люблю, очень люблю тебя, мой хороший, милый, — прошептала Тынэна. — Вот до сегодняшнего дня, вот до этого часа не знала, что это так.
— Утром мы уйдем в бухту Провидения и до конца войны, наверно, уже не увидимся, — сказал Виктор. — Ты будешь меня ждать?
— Кого же мне еще ждать, как не тебя? — ответила Тынэна. — Я и так тебя всю жизнь ждала. Верила, что ты обязательно придешь ко мне на своем самом красивом корабле.
— Ну уж и самый красивый корабль! — улыбнулся Виктор. — Протекает, как решето. По всем мореходным правилам плавать на нем во льдах запрещается.
…В окно медленно проступал осенний рассвет. Тынэна не спала. Она лежала с открытыми глазами и не сводила глаз со спящего Виктора. Жесткие черные волосы упали на лоб, и губы его вздрагивали во сне.
Тынэна боялась потревожить его. Она шептала про себя все нежные слова, какие приходили на память, мысленно целовала его и обнимала.
Виктор вздрогнул и широко открыл глаза:
— Который час?
— Пять утра, — ответила Тынэна.
— Мне пора…
— Я провожу, — Тынэна быстро оделась.
Они шли рядом по тихой, еще не проснувшейся улице Нымныма. На полярной станции тарахтел движок — радиостанция Нымныма принимала военные сводки.
"Вымпел" покачивался на спокойной воде, красивый и гордый корабль, который плавал по Ледовитому океану, хоть это ему не полагалось.
Виктор свистнул, и со шхуны спустили шлюпку.
Почему-то на прощание не нашлось никаких слов, и Виктор с Тынэной стояли, крепко прижавшись друг к другу, пока шлюпка не ткнулась носом о прибрежную гальку. Виктор взял ладонями лицо Тынэны, приблизил к своему и коснулся щекой ее щеки. И так они стояли с закрытыми глазами, словно стараясь надолго запомнить биение собственных сердец.
Виктор с трудом оторвался от Тынэны и прыгнул в шлюпку.
Застучал судовой двигатель. Из выхлопной трубы показались облачка голубого дыма, забурлила вода за кормой, и гидрографическое судно «Вымпел» взяло курс на Берингов пролив.
На корабле подняли паруса, и судно, подгоняемое двойной тягой — мотором и ветром, — быстро стало уходить за дальний мыс.
До восхода Тынэна простояла на берегу.
За окнами неистовствовала пурга. Ветер грохотал по крышам уже четвертый день. В школе отменили занятия до наступления затишья, и Тынэна в вынужденном безделье коротала время за чтением.
Можно было бы пойти к Елене Ивановне, но последнее время отношения у них разладились, — с тех пор как директор школы заметила беременность Тынэны. Сначала она никак не могла в это поверить и все допытывалась, правду ли говорит Тынэна.
— Вот его письма, — показала Тынэна. — Два из бухты Провидения, одно из Владивостока и еще одно с дороги. Пока писем больше нет, но верю, что они будут.
Елена Ивановна повертела в руках треугольные конверты и со вздохом произнесла:
— Как ты легкомысленно поступила, Танюша!
— Я его люблю, — отозвалась Тынэна.
— А если он не вернется?
— Вернется. Он мне обещал, и он любит меня! — с необычной для нее горячностью воскликнула Тынэна.
— Трудно тебе будет, девочка, — с сочувствием произнесла Елена Ивановна.
— Ему еще труднее там, на войне, — возразила Тынэна.
Она не скрывала своей беременности, и скоро во всем селении уже знали, что у Тынэны будет ребенок. Иные с любопытством посматривали вслед, когда она шла по улице, а большинство и вовсе не обратило на это внимания: рождение человека — дело, конечно, хорошее, но не такое уж выдающееся, чтобы об этом много рассуждать.
В последнем письме Виктора был номер полевой почты. Тынэна сразу же написала ответ:
"Милый и хороший мой Виктор! Спасибо тебе за фотокарточку. Правда, она очень маленькая, но все же ты там такой, какой есть. Хочу тебе сообщить радостную новость: у нас будет ребенок. Я уже решила: если будет мальчик, назову его Виктором, а если девочка, то выбирай имя сам. Море у нашего берега давно замерзло, и «Вымпел» больше не приходил. У нас идут занятия. Пишу на доске перед первоклассниками и вспоминаю тебя — доска-то покрашена краской, которую ты привез. Зима. Теперь письма в наш Нымным будут идти долго — два, а то и три месяца. Но я все равно буду тебе часто писать и ждать твоих писем. В нашем селении теперь мы двое ждем писем с фронта — я и Елена Ивановна. Она говорит, что мы с тобой поступили легкомысленно: надо было подождать, когда кончится война. Разве надо отворачиваться от любви? Она к нам пришла такой, какая она есть для нас. Ни у кого такой любви нет и не будет. Она такая только у нас, и какая она — мы знаем только вдвоем с тобой. Вот я читаю книги, сравниваю нашу любовь с книжной и радуюсь, что у них все не так, как у нас. Слишком много слов и мало чувств. Как будто любовь состоит только в том, чтобы говорить о ней. Конечно, я чувствую, что Елена Ивановна хочет пожурить меня: молодая, мол, еще почти школьница. Но вслух сказать не решается. Наверное, жалеет меня. Думает: девочка и так несчастна, зачем же мне еще ее растравлять? А я очень счастлива и ничего не боюсь. Я такая стала смелая от любви, что вполне могла бы пойти на фронт вместе с тобой.
Ну и расписалась же я! Мы мало друг друга видели, мало сказали слов, поэтому хочу выговориться в письмах.
Больших новостей в селении нет. Приехал новый учитель истории. Фронтовик, контуженный. Часами лежит с обвязанной головой и смотрит на стену. Осенью, когда была утиная охота и на косе началась стрельба, он чуть не сошел с ума: ему вдруг показалось, что немцы подошли к Нымныму. Едва-едва его успокоила. Он живет в соседней комнате.
Милый мой и любимый! Я тебя прошу: береги себя! Теперь мы тебя вдвоем ждем. Целую нежно, долго и крепко.
Твоя Таня Тынэна".
Уже четвертый месяц от Виктора не было писем. В редко выдававшиеся зимой погожие дни Тынэна не сводила глаз с дороги, идущей на юг, ожидая появления собачьей упряжки. Почта обычно приходила с оказией и очень нерегулярно. Иногда прилетал самолет, но и он не всегда привозил письма. Единственным источником новостей было радио, и Тынэна повадилась, как в детстве, бегать в радиорубку полярной станции.
Она садилась на самодельный, покрытый оленьими шкурами диван и слушала по разным доступным приемнику станциям сообщения Совинформбюро.
А писем от Виктора все не было. Она уже знала наизусть каждое слово старых его писем и даже взялась как-то и проверила их с точки зрения орфографии.
"Милый мой, далекий и молчаливый, — написала она тут же ему письмо. — Напрасно ты говорил, что у тебя плохо с русским языком. Я внимательно прочитала и проверила все твои письма и нашла в них всего лишь несколько совсем пустячных ошибок. И вот уже давно нет от тебя писем, но ведь мы так далеко друг от друга. А должно быть, и те, кто живет на материке, теперь тоже не часто могут порадоваться письмам с фронта от своих близких. Но сейчас ждать мне гораздо легче, чем вначале. Нас стало двое, и он все громче и настойчивее напоминает о себе. А на улице опять пурга. Окно мое совсем замело, дневного света в комнате почти не бывает. Электричества тоже не стало. Все время жгу лампу. Мы научились делать ламповые стекла из стеклянных консервных банок. Надо только осторожно отбить дно, нарастить банку жестяной трубой — и стекло готово. Оно нисколько не хуже настоящего, только часто лопается, и поэтому надо иметь запас. Но ребята наделали мне таких стекол.
Продукты в нашем селении есть. Остался еще довоенный запас. Я берегу три банки сгущенного молока, и, кроме того, у меня есть целый килограмм сахара. По карточкам мне полагается каждый месяц три пачки махорки. Я их отдаю охотникам. Мои земляки стараются помогать фронту, чем могут. Пушнину отдают та заготовительный пункт без денег — в фонд обороны. Передали все облигации. Женщины шьют рукавицы и теплые меховые жилеты для бойцов. Я купила несколько пыжиков и уже сшила тебе жилет. Как настанет хорошая погода, сразу же вышлю. И рукавицы приготовила. Сделала отдельный палец, чтоб тебе удобней было стрелять.
Еще раз прошу тебя: береги себя, но бей фашистов беспощадно.
Целую тебя нежно, долго и ласково.
Твоя Таня Тынэна".