Много непонятного было связано и с характером моих галлюцинаций. Каким-то образом мне стало известно, что кубические сооружения на деле являлись живыми существами, для которых фиолетовая радиация создавала необходимую среду обитания, а конусообразные монстры играли роль охраны или прислуги — в чем конкретно заключались их функции, я так и не успел разобраться. Вполне допуская, что подобная картина могла быть порождена высокоорганизованным сознанием и затем передана мне телепатическим путем, я никак не мог уяснить реальный смысл эксперимента. Нельзя же было и впрямь считать видения, возникшие под действием гипноза, доказательством существования внеземных цивилизаций.

Осознавая всю нелепость происшедшего, я в то же время не мог отделаться от какого-то тревожного чувства; этой ночью сон мой был беспокоен и очень недолог. IV Как ни странно, утро не принесло облегчения — я буквально не находил себе места. Казалось бы, привычка к разного рода странным знакомствам, каких у меня случалось немало во время ночных прогулок по Провиденсу, должна была сказаться и на моем теперешнем состоянии, однако мистер Аллан и его братья целиком завладели моими мыслями, не давая сосредоточиться ни на чем другом.

В конце концов я отложил все свои дела и решительно направился к дому на прибрежном холме, собираясь напрямик поговорить с его обитателями. Уже издали мне бросились в глаза приметы запустения; некоторые из окон были закрыты ставнями, в других виднелись выцветшие полуистлевшие шторы. Я постучал в дверь и стал ждать.

Никакого ответа. Я постучал снова, на сей раз громче.

Из глубины дома не донеслось ни звука.

Я попробовал ручку, дверь легко подалась под нажимом. Прежде чем войти, я огляделся по сторонам — вокруг не было видно ни души, соседние дома казались необитаемыми; если даже за мной и велось наблюдение, то никаких его признаков я не обнаружил.

Войдя в дом, я несколько мгновений стоял неподвижно, ожидая, когда глаза привыкнут к полумраку, а затем осторожно миновал вестибюль и оказался в небольшой комнате, по углам которой скромно ютилось то, что еще пару десятилетий тому назад можно было бы назвать мебелью. Судя по всему, в этом помещении давно уже никто не жил, однако люди здесь, несомненно, бывали — я заметил дорожку следов, пересекавшую пыльный пол комнаты и, двигаясь по ней, прошел через гостиную прямо на кухню. Здесь также наблюдалось полное запустение — никаких съестных припасов, многолетний слой пыли на кухонном столе — но зато на полу и на ступенях ведущей наверх лестницы я увидел множество следов ног.

Самые же удивительные открытия поджидали меня на задней половине дома, где находилась только одна большая комната — впрочем, некогда их явно было три, но перегородки между ними были разобраны, остались лишь отметины в местах стыка со внешней стеной. Мельком оглядев комнату, я сразу устремился к тому, что находилось в ее центре и являлось источником разливавшегося вокруг мягкого фиолетового свечения. Это был длинный стеклянный ящик, который вместе с другим точно таким же, но несветящимся, ящиком стоял в окружении приборов и механизмов самого невероятного, прямо-таки фантастического вида.

Я старался двигаться как можно тише, опасаясь, что мое непрошеное вторжение будет вот-вот раскрыто, однако в комнате никого не оказалось. Подойдя к светящемуся стеклянному ящику, я прежде всего обратил внимание на большой, в натуральную величину, снимок человека, лежавший на его дне — снимок Эдгара Аллана По, озаренный, как и все вокруг, пульсирующим фиолетовым светом, источник которого я так и не сумел обнаружить. Только рассмотрев хорошенько портрет, я перевел взгляд на то, что, собственно, и составляло содержимое ящика. В тот же миг вопль изумления и ужаса едва не сорвался с моих губ — там, поверх Эдгара По, стояла уменьшенная копия одного из конусообразных чудовищ, пригрезившихся мне накануне во время гипнотического сеанса! И волнообразные движения щупальцев на его голове — или как там она называлась — совершенно недвусмысленно указывали на то, что существо это было живым!

Я попятился прочь, успев только краем глаза взглянуть на второй ящик, соединенный с первым множеством металлических трубок; этот второй ящик был пуст. Затаив дыхание, я проскочил в обратном порядке череду комнат, отделявших меня от входной двери — после всего увиденного здесь у меня почему-то пропало желание встречаться с братьями, которые, видимо, отдыхали где-нибудь на втором этаже. Никто меня не окликнул и не попытался задержать; уже удаляясь от дома, я оглянулся и заметил, как что-то похожее на портретный облик По на миг показалось в одном из верхних окон и тут же исчезло за шторой. Ни разу не остановившись, я бегом пересек весь район города, лежащий между реками Сиконк и Провиденс, и замедлил шаги уже на многолюдных центральных улицах, не желая привлекать к себе внимание прохожих.

На ходу я попытался привести в порядок свои мысли. Интуитивно я чувствовал, что тайна, с которой мне довелось соприкоснуться, несет в себе какую-то страшную угрозу; однако суть ее была темна и недоступна для моего понимания. По складу мышления я не был человеком науки; обладая кое-какими познаниями в астрономии и химии, я в то же время не мог хотя бы приблизительно представить себе назначение сложных приборов и механизмов, находившихся в той комнате. Мне даже не по силам было описать чисто внешние детали их устройства; единственное — да и то на редкость неудачное — сравнение, которое мне пришло в голову, было сравнение с динамо-машиной, однажды виденной мною на местной электростанции. С определенной долей уверенности я мог утверждать только то, что все эти странные аппараты были подсоединены к стеклянным — если, конечно, это вещество было стеклом — ящикам или контейнерам, один из которых был пуст, а в другом под лучами фиолетовой радиации шевелилось покрытое морщинами коническое тело невиданного на Земле существа.

В любом случае члены этого ночного братства, появляясь на улицах Провиденса в обличии Эдгара Аллана По, руководствовались совершенно иными мотивами; нежели те, что побуждали меня покидать свой дом с наступлением темноты. Не думаю, чтобы их так уж интересовали особенности ночной жизни города; скорее всего, темнота просто была для них более привычной средой, нежели дневной свет. Намерения их были неясными, но определенно зловещими. Что же касается моих дальнейших действий, то здесь я пребывал в полной растерянности. Что я мог предпринять?

Дойдя до ближайшего перекрестка, я повернул в сторону библиотеки — мне пришла в голову мысль поискать ключ к разгадке этой тайны на ее полках. Но и тут меня постигла неудача. Я просидел в читальном зале до вечера, пересмотрел году литературы, включая даже все сведения о посещении Эдгаром По нашего города, и не обнаружил ничего — ни малейшей зацепки, ни одного достойного внимания намека.

В тот же вечер я вновь как бы случайно повстречался с мистером Алланом. Я не был уверен, знал ли он что-нибудь о моем дневном визите в его дом — ведь лицо в окне наверху вполне могло померещиться мне с перепугу — и поэтому нервничал еще больше. Однако, в его отношении ко мне, по крайней мере, внешне, не произошло никаких изменений. Лицо его, как обычно, было лишено всяческого выражения — ни насмешки, ни гнева, ни недовольства нельзя было обнаружить в этих застывших, как маска, чертах.

— Надеюсь, вы уже оправились после нашего эксперимента, мистер Филлипс, — сказал он после дежурного обмена любезностями.

— Да, я в полном порядке, — сказал я, погрешив против истины, и добавил что-то о внезапном приступе головокружения, столь некстати помешавшем проведению сеанса.

— Вы видели лишь один из внеземных миров, — продолжил мой собеседник.

— Обитаемых планет очень много, десятки и сотни тысяч. Разум, вложенный в телесную оболочку человека, отнюдь не является исключительной привилегией Земли. Жизнь на других планетах порой принимает формы, которые людям показались бы просто невероятными. Точно так же обитатели этих миров воспринимают представителей человечества.