Гарри был настолько поражен, что не сразу смог найти свой голос и собраться с мыслями для достойного ответа. Что-то явно было не то! Тетя Петуния справляется о его настроении или здоровье, да когда такое было?

— Мне…я…да я просто…эта непонятная гибель семьи… в этом доме…непонятно, из-за чего они умерли, — промямлил Гарри, не отрывая глаз от тети.

— Что значит, тебе не понятно? В доме был взрыв газа, это и стало причиной их смерти, — заорал дядя Вернон, расплескав остатки кофе. — И вообще, ты что, снова смотришь новости, как в прошлом году? Надеешься, что-нибудь про ваш сброд услышать, ха!

Гарри глубоко вдохнул, не дав гневу вылететь наружу.

— Нет, просто я боюсь, что гибелью этой семьи Волдеморт развязал войну, — скорее себе, чем Дурслям, сказал Гарри.

Он поднял глаза на тетю — на ее лице застыло выражение крайнего волнения и удивления. Дадли переводил взгляд с отца на мать, в надежде, что один из них прояснит ситуацию доступным ему языком. Дядя Вернон, услышав имя Темного Лорда, побагровел и начал орать так, что посуда начала слегка подпрыгивать на столе:

— Да как ты смеешь впутывать сюда какого-то там маньяка! Я тебе сколько раз должен повторять, чтобы ты не упоминал о своем уродстве и обо всем, что с ним связано под моей крышей?! С меня достаточно того, что прошлым летом ты едва не убил моего сына, негодяй, а ты опять за свое принялся?!

— Вы же прекрасно знаете, что это не я напал на Дадли, — начал Гарри.

— Как бы ни так! Меня никто не переубедит в обратном! Ты наслал на него порчу, и ему было так плохо, он слышал и видел такие ужасы, которых никогда не было в его жизни — ты это сделал!

— Я ж говорил вам, что Дементоры заставляют людей переживать самые худшие моменты нашей жизни; наши страхи и боль — их пища, — попытался образумить дядю Гарри, чувствуя, что снова начинает терять над собой контроль, а этого нельзя было допустить ни в коем случае.

— Да?! У него не было никаких ужасов в жизни, следовательно, ты их наслал на него, — бушевал дядя.

— Неужели на земле есть что-то, способное заставить Дадли чувствовать что-либо помимо радости? Неужели есть то, что способно тебя напугать, а, большой Ди? — Гарри почти не контролировал ситуацию, но ему стало почти интересно, что же испытывал этот жирный, избалованный оболтус рядом с Дементорами. — Что ты чувствовал, Дад, кроме липкого холода в легких и ощущения, что вся радость в мире исчезла навсегда?

Повисла пауза, во время которой, Гарри усиленно пытался заставить себя успокоиться и унять гнев на Дурслей. Ему было действительно, любопытно.

— Я…я видел ужасные вещи, — начал всхлипывать Дадли, и все теперь смотрели на него, — я видел, что… что я остался один… что, — он жалобно посмотрел на родителей и на его лице было выражение крайней печали, если он вообще был способен на подобные эмоции, — мама и папа мертвы, их убил он своей этой штукой, и я живу теперь только с Гарри; а… а он каждый день заставляет меня прислуживать ему и его друзьям, которые живут с ним в нашем доме.

Гарри был в таком шоке, что не смог даже засмеяться, хотя именно эту реакцию у него и должен был вызвать рассказ кузена; до безобразия избалованный ребенок, что же для него может быть хуже, чем это? Гарри посмотрел на Дурслей. Они смотрели на сына с застывшим с выражением ужаса на лице; Гарри вспомнил, как говорить и процедил:

— Я был бы рад, если бы это были мои худшие воспоминания в жизни. Если сравнить их с моими, то, боюсь, вас все троих будет тошнить, если я расскажу.

— А… а что ты видишь, когда эти штуки, как их?

— Дементоры, — подсказал Гарри.

— Да, Меденторы, что ты видишь, Гарри? — спросил Дадли и с опаской посмотрел на отца, в надежде, что тот не станет орать сразу, а даст Гарри сказать.

— Не думаю, что кого-либо из вас может это интересовать. Особенно твоих родителей, Дадли. Они не желают ничего знать, я прав, тетя, дядя?

Гарри по очереди посмотрел на каждого из Дурслей, наблюдая, как шевелятся их мысли.

Первой нашлась тетя, и, бросив взгляд на мужа, едва слышно проговорила:

— Мне хватило того, что ты рассказал, Дадли. Не могу себе представить, что может быть что-то хуже твоих переживаний!

— Еще бы! Я бы удавился, если б тебе пришлось прислуживать этому сброду во главе с этим негодяем, — вмешался дядя Вернон, но Гарри уловил в его фразе намек на любопытство.

— Да, я и не ожидаю от вас сочувствия или жалости, — мне не хочется, чтобы вы когда-нибудь испытали то, что я чувствую и вспоминаю рядом с Дементорами, — спокойно ответил Гарри. — Но если вы настаиваете, я могу рассказать…

— Вернон, я не уверена, что мы должны это слышать, да, дорогой? — Петуния была крайне взволнована и озабочена темой, которую поднял Дадли.

— Дад уже достаточно взрослый мальчик, чтоб не бояться ереси, которую несет это парень, — проскрипел сквозь зубы дядя Вернон. — Пусть говорит, но я не уверен, что стоит верить ему; когда он говорил правду-то?

Тетя Петуния постаралась изобразить на своем лице выражения безразличия и скептицизма; дядя Вернон приготовился слушать очередной волшебный бред от племянника с легкой улыбкой на лице, а Дадли, похоже был испуган тоном Гарри и вжался в стул по привычке.

— Хорошо, если вы уверены, — процедил Гарри.

Ему не хотелось рассказывать о том, что он слышит последние секунды жизни своих родителей перед тем, как их убил Волдеморт. Но Дурсли ему позволили сказать о своих родителях, сами того не подозревая.

— Когда Дементоры рядом со мной, — продолжил Гарри, внимательно наблюдая за реакцией родственников, — я слышу последние секунды жизни моих родителей. Я слышу, как мой отец кричит моей маме убегать со мной из дома, а затем его предсмертный крик, когда Темный Лорд убивает его.

Гарри начал говорить быстрее, чтоб его не успели заткнуть до того, как он закончит; ему хотелось, чтоб Дурсли почувствовали частичку его боли, если они были вообще на это способны.

— А потом, я слышу мольбы моей матери; она пытается убедить Волдеморта убить ее вместо меня. И последнее, я слышу его ледяной смех и заклинание, которым он убивает мою мать и ее последний крик.

Гарри смотрел на Дурслей, часто дыша, как будто он заново все это услышал. Он не стал им говорить, что он так же слышит смех Волдеморта, когда тот пытал его на кладбище. Гарри подумал, что Дурслям и этого хватит на всю оставшуюся жизнь. Судя по их лицам, они еще долго не смогут ничего сказать, поэтому он молча вышел из кухни и поднялся к себе в комнату.

Гарри закрыл дверь, сел на кровать и обхватил голову руками. Нужно привести мысли и эмоции в порядок, как учил его Снэйп. Гарри пытался продолжить обучаться Окклюменции на каникулах; он знал, что это непременно поможет ему в будущем учебном году, так как Темный Лорд, похоже, не собирался оставлять надежду завладеть разумом Гарри или, возможно, предпринять новую попытку заманить Гарри в ловушку. Гарри корил себя каждую минуту с момента гибели Сириуса, что плохо занимался Окклюменцией. Он не мог преодолеть свою неприязнь, ненависть, злость на Мастера Зелий. Чувство вины, казалось, навсегда поселилось в его душе. Чтобы ни говорил Дамблдор, ‘большая часть вины за смерть Сириуса лежала на Гарри.

Мысли о крестном вновь были нарушены звуком приближающихся крыльев. Гарри вскочил и подбежал к окну, на которое уже приземлилась его сова, Хедвиг.

— Привет, Хедвиг! Что-то ты долго охотился. Я уж начал переживать, где ты. Что так долго? И, что, ты принес письмо? Откуда?

Гарри отвязал конверт от лапки Хедвиги и торопливо развернул его.

Гарри!

Срочно собирай свои вещи, все, что нужно для школы. В девять вечера за тобой придут друзья, будь готов! Ты слышал утренние новости про загадочную смерть маглов? Я уверен, ты понял, кто за этим стоит. Не выходи из дома ни под каким предлогом, Гарри, это очень опасно! Собери свои вещи и жди!

Профессор Дамблдор.