Если и есть вещь, перед которой Сонни не может устоять (кроме женщин), то это спор.
— Сто долларов, — Сонни растягивает слова. — Потому что я чертовски уверен в обратном.
— Договорились, — я протягиваю руку.
Сонни пожимает её.
— Утром ты будешь менять свои простыни, — подстрекает он. — А у меня будет сто баксов.
Он провоцирует меня.
Я говорила, что конкурентоспособна?
Игнорируя его, я поворачиваюсь в кресле, молясь Богу, чтобы Том не ушёл из бара с блондинкой. Я смотрю на него, пока раздумываю над тем, как выиграть это пари.
Он всё ещё здесь и не целует её. Хороший знак.
Но она всё ещё с ним, и он не отталкивает её.
Том смотрит через бар прямо на меня. Я быстро отвожу взгляд.
А затем, выждав несколько секунд, оглядываюсь назад.
Блондинка что-то шепчет ему на ухо. Он смеётся. После этого его рука самым непосредственным образом ложится на её бедро.
Я чувствую себя немного плохо.
Он не может заняться с ней сексом, потому что... потому что...
Мне нельзя проигрывать этот спор. Если я провалюсь, Сонни никогда не перестанет подкалывать меня.
Чака Хан “Никто другой”[11] начинает играть в баре. Блондинка, кажется, слишком радуется песне.
Она проскальзывает между ног Тома, седлая его бедра. Она вращается напротив его ноги — ну, скорее толкается, вращаясь. Она всухую трахает его ногу.
Дерьмо.
Том склоняет её над баром — при таком раскладе он будет трахать её уже через пару секунд.
Я закрываю глаза и до боли зажмуриваюсь, размышляя. Мои пальцы впиваются в кожу на ладонях.
И вот причина того, что я делаю дальше. Для начала, я обвиняю Чаку Хан в сухом траханьи ноги, и я придерживаюсь только этого.
Ничего общего с тем, что мне плохо от ревности.
Не-а, ничего подобного, вообще.
Я встаю, подняв своё пиво, и направляюсь прямо к Тому и его блондинке. Я так готова к тому, чтобы прекратить их маленькое представление, что это даже не смешно.
Глаза Тома вспыхивают, когда я подхожу. В его взгляде есть настороженность. Но он улыбается — нет, он усмехается, и это окончательно меня разъяряет.
Ублюдок.
Моя кровь закипает.
— Я просто не могу в это поверить! — говорю я Тому плаксиво.
Из-за моих рыданий блондинка отрывается от него.
— Не могу поверить, что ты поступаешь так со мной, снова! — я толкаю его в руку.
Шок ослабляет черты его лица.
— Ты обещал любить меня! — говорю я плаксивым голосом и издаю удушающие звуки, когда начинаю реветь. Я даже вытираю нос о свой рукав для эффекта.
— Ты обещал, что этого не повторится! После того последнего раза, когда я подхватила от тебя лобковых вшей и должна была пойти со всем этим к врачу, а во всём моём влагалище распространили вонючее лекарство! Я доверяла тебе, когда ты сказал, что этого не повторится! Но вот ты где — снова — с другой поклонницей!
Я поднимаю руки вверх просто для пущего эффекта. В моей руке стакан, в котором осталось немного пива.
— Ты лгун, изменник и сукин сын, Том Картер! Мы так трахались, что это даже не смешно! Свыше ста процентов!
Том открывает рот, чтобы заговорить, но я не даю ему шанса.
Я выплёскиваю пиво ему в лицо.
Блондинка отпрыгивает назад от брызг.
Только сейчас я понимаю, что весь бар молчит. Чака Хан уже не поёт, и все смотрят на меня.
Дерьмо. Грёбанный трындец.
Кажется, я немного увлеклась.
Том проводит рукой вниз, вытирая пиво с лица.
Я тянусь и ставлю пустой стакан на ближайший стол.
— Ладно... ну, я думаю, мне пора идти.
Я неловко улыбаюсь бармену, который смотрит на меня из-за стойки.
Избегая глаз Тома, я резко поворачиваюсь и быстро иду обратно к ребятам, не поднимая глаз до тех пор, пока не добираюсь до нашего стола.
Ребята смотрят на меня так, будто у меня выросло три головы, но я замечаю понимающую ухмылку на лице Шеннон.
— Хм... что это было? — практически рычит на меня Сонни.
— Это моя победа в споре, — я самодовольно улыбаюсь и поднимаю руку ко рту. Я слизываю липкие капельки пива с неё. — Выкладывай. Я считаю, что ты должен мне сто долларов.
— Святое дерьмо! — смеётся Ван. — Она определённо обманула тебя, мужик.
Ван смотрит на меня с восхищением и ухмыляется, поднимая для меня руку, поэтому, конечно же, я даю ему пять.
Сонни награждает меня подлым взглядом и лезет в карман. Он достаёт мой выигрыш и бросает две пятидесятидолларовые купюры в мою протянутую руку.
— С тобой приятно иметь дело. Увижу вас, парни, в автобусе.
Затем я уношусь оттуда сломя голову, игнорируя взгляд Кейла, говорящий: «Обсудим это позже».
Когда я выхожу на ночной воздух и останавливаюсь, моё сердце колотится, как сучка, в моей груди.
О, Боже мой! Не могу поверить, что я сделала это!
Сдавленный смех вырывается из меня.
Я продолжаю идти, но чем дальше отхожу от бара, тем всё больше понимаю, что натворила.
Я просто устроила сцену на публике и выплеснула в лицо Тома пиво.
Теперь люди подумают, что мы вместе.
А Том знаменитый. Очень знаменитый. Трюк, который я только что провернула, привлечёт внимание прессы.
Нет, всё будет хорошо. Я не могу представить себе какого-то там типа, который вызванивает в жёлтую прессу.
Я преодолеваю половину парковки, направляясь к автобусу, когда позади меня, словно гроза, раздаётся голос Тома.
— Какого чёрта это было?
Я медленно поворачиваюсь. Свирепое выражение на его лице заставляет меня прогнуться внутри от давления.
Однако я излучаю стальную уверенность и удерживаю нейтральное выражение лица. Я кладу руки на бёдра.
— Пожалуйста, — говорю я, выражая свою позицию.
Том сужает глаза.
— Я должен сказать «спасибо»? — он делает несколько шагов ко мне, его длинные ноги сокращают пространство между нами.
Я борюсь с желанием отойти.
— За что именно? За то, что орала на меня, как банши, в общественном баре, или за пиво, которое ты выплеснула мне в лицо? — он резко хлестнул рукой по пропитанной пивом футболке, которая прилипла к его твёрдой груди и толстым бицепсам, и…
Сфокусируйся, Лила.
— Хм... за то, что спасла тебя, — говорю я спокойно. Но чувствую я что угодно, кроме спокойствия. Мои внутренности трясутся, а мысли кружатся, как буря.
— Спасла меня? От чего?
Я смотрю на него снисходительным взглядом.
— От блондинки, которая не оставила бы тебя в покое.
Его лицо выражает гнев и растерянность и перерастает в ярость.
— Ты говоришь мне, что всё, что там происходило, случилось только потому, что ты подумала, что я нуждался в спасении от горячей блондиночки, которая была в нескольких минутах от того, чтобы сосать мой член? — он делает ещё один бурный шаг ко мне. — Ты забыла, кто я? Я не Папа Римский, чёрт возьми, Лила! Я Том Картер, и тебе хорошо известно, что мне очень нравятся горячие блондиночки, особенно те, которые более чем готовы встать на колени и сосать мой член! — ещё один шаг. — И только от того, что ты не видела, как я занимаюсь этим на этой неделе, это не перестаёт быть правдой.
Его слова пронзают мою грудь, как кинжал. Я отшатываюсь.
— Ладно, извини. Я не знала, что ты хотел её, — Иисус, эти слова ранят. — Я думала, что помогаю. Я просто... ну, мне показалось, что ты не хотел, чтобы возле тебя вились женщины, учитывая то, что случилось с Шеннон в первый день, и я поспорила с Сонни…
Дерьмо.
Эти нефриты превращаются в узкие щелочки.
— Ты поспорила с Сонни о чём?
Я глотаю.
— Ничего. Я ни о чём не спорила.
Я повернулась, чтобы трусливо сбежать обратно в автобус, но Том перехватывает мою руку и тянет меня к себе.
— Закончи эту фразу.
— Хорошо, — я выдыхаю, вырывая свою руку из его руки.
Убрав волосы с лица, поднимаю подбородок.
— Мне было тяжело, когда Сонни сказал, что ты собираешься переспать с той блондинкой и что мне придётся отдать свою кровать, чтобы ты мог использовать её для... кое-чего с ней, — я машу рукой, пытаясь не давиться словами.
11
Chaka Khan «Ain’t Nobody» ).