- Куда возвращаться?- не понял я.

Стасик подошел ко мне вплотную, наклонился к уху.

- Домооооой!- оглушительно проорал он.

Я потерял равновесие, споткнулся о велосипед и, падая, больно ударился коленом о педаль…

- Чего ты так орёшь? - Климчук испуганно тряс меня за плечо.- Сон плохой увидел?

Я очумело смотрел на него. Оглядывался по сторонам. Жёлтая лампочка накаливания исправно горела в люстре. А вот сквозь заложенное хламом окно слабо пробивался другой свет – уличный, утренний. Почему-то болело колено. Иных признаков нездоровья не ощущалось.

-Да-а, сон, сон, - задумчиво протянул я.

- Ну, вот значит и просыпайся, одевайся,- раздраженно заговорил Климчук.

- Какие-то гады ночью из машины рацию вывентили! Как еще только аккумулятор не спёрли! Мародёры хреновы! Григорьевич, с твоим чертовым вином удивительно, что вообще весь автобус по частям не растащили!

- Не надо было столько пить вчера, - добродушно крикнул из кухни Николай Григорьевич.

По-моему он занялся четвёртой бутылкой. Уж больно голос весёлый.

- Значит, это вот,- мямлил Климчук, что-то вспоминая,- фон на улице упал. Дождик покапал, спасибо ему, пыль прибил слегка! Поэтому шагом марш в туалет, желательно этажом выше. Потом лопай эти хреновы пирожные, запивай соком и – в путь-дорогу.

Через полчаса все были в сборе. Присели на диван, на дорожку, так сказать. Лельченко слегка осоловело хлопал глазами. Бутылку он и правда прикончил.

- Да, блин, дозиметр покажи мне!- вдруг вспомнил Володя.

Я тоже забыл про него. Вытащил из кармана. Нитка зашкалила за последнюю отметку в 50 рентген и застряла.

Климчук изумленно тряс дозиметр, как градусник, чертыхался, удивлялся:

- Разрядился он, что ли?

Наскоро «обнюхал» меня датчиком радиометра, объявил, что «ни хрена нет». Шваркнул дозиметром о стенку:

- Такую гадость только на КПП и показать! Крику не оберёшься!

Мы с Володей первыми спускались по лестнице. Я увидел, как Николай Григорьевич осторожно запер дверь, перекрестил её и низко поклонился дому…

Небо было плотно затянуто облаками. Иногда капал мелкий дождь. От вчерашней солнечной погоды не осталось и следа.

Климчук лихо крутил баранку. «Рафик» на предельной скорости летел к Чернобылю.

Я то и дело снимал респиратор, отрывками рассказывая Володе ночной сон.

Климчук встряхивал головой, удивленно слушал, иногда покручивал ус одной рукой.

- Очень странный сон. Просто кино, а не сон! Как-то реально всё, как-то живо очень…

Лельченко просунул голову между кресел и внимательно вслушивался.

- Ой, никакой не сон это был, сынок. Ой, слышал я историю про тех ребяток-то.

Я воспрянул духом:

- Так быть может, ты, Вов, или Вы, Николай Григорьевич, залезете в это колесо? Вдруг там…

- Ой, сынок, шо-то мне, старому пердуну, не больно хочется лезть в непонятно какой ад!-вздохнул Николай Григорьевич.- Сгину еще в том чёртовом колесе!

- Я, Жень, хочу капитана получить, а не койку в психушке,- буркнул Климчук, - но, думаю, поговорим еще об этом в спокойной обстановке. Оставь-ка мне ваш телефончик.

«Рафик» тормознул возле здания ПТУ, где теперь обосновалась правительственная комиссия и местное начальство. Из здания немедленно выскочил отец, взмахнул руками, и мы побежали навстречу друг другу.

- Уже пешком хотел идти в Припять,- обнимаясь, ворчливо сказал он,- почему по радио не отвечали?

- Рацию спёрли,- меланхолично сообщил Климчук,- что, пора на выезд, в Киев?

Подошел Лельченко. Оглядел всех. Пожал каждому руки:

- Хто ж воно знает, может свидимся когда еще?- с некоторым сомнением сказал он.

Увидеться нам больше никогда не довелось. Свою работу на площадке АЭС Лельченко выполнил добросовестно и честно. Свои рентгены тоже получил сполна…

Климчук плюхнулся на водительское сиденье. «РАФ», как всегда, завёлся чётко.

- Объяснятся на КПП будем долго,- сказал Володя,- отмываться тоже долго. В прямом смысле слова.

«Жека, помни про своё обещание! Не забывай!» - Голос Стасика как-то очень далеко прозвучал в моей голове и замер…

26 апреля 2016 года двое мужчин торопливо шли по проспекту Ленина украинского города Припяти. Один – высокий, немолодой, располневший, но четко держащий шаг, в парадной форме полковника армии Республики Беларусь. Полковник был седовлас и седоус, но лицо его выглядело моложаво, глаза блестели и было ясно что он еще не разменял до конца свой шестой десяток.

Второй мужчина был заметно ниже ростом, несколько моложе, с закрученными на украинский манер усами, полноватый, в старомодных очках-хамелеонах и не по сезону тёплом светлом костюме. В руке он держал черный кожаный кейс, которым весьма эмоционально размахивал в разные стороны, в такт другой руке.

- Вот, спалимся мы тут с твоей белорусской формой,- выговаривал он полковнику,- на черта ты её надел? И так границу пересекли чёрт знает как!

- Полковник, он и в отставке полковник!- гордо отчеканил Владимир Павлович Климчук.

- Форму носить имею право и ни перед какими бандерами раскланиваться не собираюсь!

Человек с кейсом махнул рукой и замолчал. С Володей и в молодости спорить было – обделаешься, а уж теперь и подавно.

Оба с интересом оглядывались по сторонам.

Припять, увы, было не узнать. Из города-призрака она превратилась в город-лес. Её Величество Природа победила радиацию, победила и человека…

Местами асфальт исчез практически полностью. Деревья с молодой, светло-зелёной листвой росли, где хотели. Посреди дорог, площадей, на козырьках подъездов, а порою и на крышах домов. Парки превратились в леса, дома обветшали, с них то и дело осыпалась штукатурка, многие окна были открыты нараспашку, а стёкла практически всюду отсутствовали. За прошедшие три десятка лет город растащили по винтикам. Из квартир вынесли всё, что было мало-мальски ценного, даже радиаторы отопления. Поснимали проводку, розетки, выключатели, сантехнику. Растащили склады и магазины. Брошенные автомобили угнали и, один бог знает, чьи задницы на их сиденьях получали невидимые рентгены и кто мылся в радиоактивной ванне водой из радиоактивного смесителя.

Мужчины быстрыми шагами, почти бегом, вылетели на Центральную площадь, резво прошлись по густо заросшей травой и деревьями аллее имени Ленинского Комсомола и очутились в парке аттракционов.

- Вот и конечная цель нашего визита, Евгений Константинович, - объявил Климчук,- Альфа и Омега всего сущего – Ваше любимое чёртово колесо!

- Мы перешли на Вы? Давно?- спросил Евгений Константинович.

- Это я, исходя из торжественности момента, - шутливо заявил Володя.

Но тут же нахмурил брови, сосредоточился и остановился.

- Постоим, осмотримся, покурим, - четко, как в юности, беспрекословно объявил он.

Оба закурили. Осматривались по сторонам. Колесо обозрения было на своем месте. Некогда ярко-желтое, а теперь ржавое. Оно никогда не работало. Планировали открытие на 1 мая 1986 года, да вот…

Сколько же годков утекло! Сколько всего случилось за эти три десятилетия! Не стало великой страны, некогда единый Союз распался на отдельные государства, и отношения между ними складывались совсем не гладко. Восстановленная было работа Чернобыльской АЭС была прекращена под настойчивым давлением Запада. Украина не смогла удержать планку самой спокойной республики бывшего Союза и, вероятно, прошла свою точку невозвращения к стабильному существованию. Крым последние четверть века конфликтовал с Киевом и просился домой – в Россию. Допросился, в конце концов. И теперь крымчанам очень трудно стало ездить в свою бывшую, взбалмошную и беспокойную, тяжело больную национализмом страну…

Личные драмы пережили и двое куривших в парке мужчин. Каждый год добавлял седых волос и утяжелял шаг. Исчезла былая легкость и резвость. Юность незаметно сменилась молодостью, зрелостью. И лучшие годы были, наверное, позади. Но далёкий майский день 86-года никуда не сгинул, никуда не делся и не исчез из памяти. Просто потускнел и спрятался за повседневными заботами, скрылся в тумане прошлого и ничем не напоминал о себе. Но вот однажды встретились в российском Крыму, двое последних, оставшихся в живых носителей припятской Тайны. Неудивительно это вовсе. Полуостров Крым имеет свойства сводить на берегу Черного моря людей, уже не чаявших увидеть друг друга. Любой житель Советского Союза это хорошо знает. И за бокалом знаменитой крымской «Массандры» ожила и вспыхнула память. Вспыхнула яркой ностальгией полковника и жгучим стыдом журналиста, почти забывшего обещание данное… кому? Призракам? Юношеской фантазии? Или чему-то непознанному? Или реальным мальчишкам, которые почему-то останутся мальчишками навсегда?