Делагерра, безо всякого выражения, продолжал:

– Однако, именно так это и было – если ты уверена, что тебе хочется знать.

– Хочется, Сэм. Его глаза неотрывно глядят на меня со стены, куда бы я ни посмотрела. Просят меня сделать что-нибудь. Он очень хорошо со мной обращался, Сэм. У нас, разумеется, были свои проблемы, но... они ничего не значили.

Делагерра сказал:

– Этот Имлей баллотируется в судьи при поддержке группы Мастерса – Ааге. Ему за сорок, и он, вроде бы, играет в домики с одной девицей из ночного клуба по имени Стелла Ля Мотт. Каким-то образом их сфотографировали вместе, очень пьяных и раздетых. Эти фото были у Донни, Белл. Их нашли у него в столе. Согласно записи в его ежедневнике, в двенадцать пятнадцать у него была назначена встреча с Имлеем. Мы полагаем, они поругались, и Имлей продырявил его.

– Это ты нашел фотографии, Сэм? – спросила девушка очень спокойно.

Он покачал головой, криво улыбнулся.

– Нет. Найди их я, я бы, вероятно, выбросил. Их нашел комиссар Дрю – после того как меня отстранили от расследования.

Подбородок у нее подскочил. Ясные голубые глаза расширились.

– Отстранили от расследования?! Тебя, друга Донни?!

– Да. Не придавай этому особого значения. Я ведь фараон, Белл. В конце концов я подчиняюсь приказам.

Она ничего не сказала и больше на него не смотрела. Немного погодя он произнес:

– Мне нужны ключи от вашей хижины на озере Пума. Мне дали задание съездить туда и посмотреть, нет ли там каких улик. У Донни там бывали совещания.

В лице девушки что-то изменилось – появилась чуть презрительное выражение. Она произнесла бесцветным голосом:

– Сейчас принесу. Но там ты ничего не найдешь. Если хочешь помочь им облить Донни грязью... чтобы они могли оправдать этого Имлея...

Он едва заметно улыбнулся, медленно покачал головой, глаза задумчивые, очень грустные.

– Глупые разговоры, детка. Прежде чем сделать это, я бы вернул свою бляху.

– Понятно. – Она прошла мимо него к двери, вышла из комнаты. Пока ее не было, он сидел совершенно неподвижно и с обиженным выражением на лице, созерцал пустую комнату. Он тихонько выругался себе под нос.

Девушка вернулась, подошла к нему и протянула руку. Что-то звякнуло, упало ему в ладонь.

– Ключи, фараон.

Делагерра встал, опустил ключи в карман. Лицо у него словно одеревенело. Белл Марр прошла к столу, ее ногти заскрипели по эмалированной коробке, вытаскивая из нее сигарету. Она бросила, не поворачиваясь:

– Не думаю, как я уже сказала, что тебе повезет. Очень плохо, что у вас пока ничего, кроме шантажа, против него нет.

Делагерра сделал неторопливый выдох, постоял немного, затем повернулся.

– Ну что ж, – мягко проговорил он. Его голос прозвучал совсем небрежно, как будто день славный и никого не убивали.

У двери он снова обернулся.

– Я загляну, когда вернусь, Белл. Возможно, тебе уже будет лучше.

Она не ответила, не пошевельнулась. Незажженная сигарета была поднесена к губам, совсем близко. Чуть погодя Делагерра продолжал:

– Тебе следует знать, какие я испытываю чувства. Когда-то мы с Донни были как братья. До меня... до меня доходили слухи, что у тебя с ним не очень получается... Я чертовски рад, что это было не так. Но не позволяй себе становиться слишком жесткой, Белл. Не из-за чего быть жестокой – со мной-то.

Он подождал несколько секунд, уставившись на ее спину. Она не пошевельнулась и не заговорила. Он вышел.

Узкая каменистая дорога отходила от шоссе и бежала по склону холма над озером. Тут и там среди сосен проглядывали крыши хижин. Открытый сарай был врезан в склон холма. Делагерра поставил свой пыльный “кадиллак” под навес и спустился по узкой тропке к воде.

Озеро было темно-синее. На нем плавали три каноэ, а вдали, где-то за изгибом береговой линии, постукивал лодочный мотор. Делагерра пробирался меж густых зарослей подлеска, ступая по сосновым иголкам, обошел пень и по небольшому поржавевшему мостику направился к хижине Марра.

Хижина была построена из полукруглых бревен, на озеро выходило широкое крыльцо. Она казалась одинокой и пустой. Ручеек, бежавший под мостиком, вился вокруг дома, и один конец крыльца резко обрывался над огромными плоскими камнями, меж которых журчала вода. В половодье, весной, камни оказывались под водой.

Делагерра поднялся по деревянным ступенькам, вытащил ключи из кармана, отпер тяжелую входную дверь, затем, прежде чем войти, постоял немного на крыльце и закурил сигарету. После городской жары здесь было очень тихо, очень приятно, очень прохладно и чисто. На пеньке сидела горная сойка и перебирала себе перышки. Далеко на озере кто-то дурачился на гавайской гитаре. Он вошел в хижину.

Покрытые пылью рога, большой грубый стол, заваленный журналами, старомодный приемник на батарейках, фонограф в форме ящика, рядом с ним стопка как попало сложенных пластинок. На столе у большого каменного камина стояли высокие грязные стаканы, рядом – полбутылки виски. Наверху по дороге проехала машина и остановилась где-то неподалеку. Делагерра, хмурясь, оглядел комнату и пробормотал себе под нос с чувством поражения. “Всего лишь предлог”. Никакого смысла в поездке сюда не было. Человек, вроде Донегана Марра, не оставил бы в какой-то хижине в горах ничего важного.

Он заглянул в две спальни – одна импровизированная, с парой тюфяков на полу, другая обставлена получше, с кроватью, поперек которой была небрежно брошена женская пижама. Не похоже было, что это пижама Белл Марр.

В задней части размещалась небольшая кухонька с примусом и плиткой для топки дровами. Другим ключом он открыл заднюю дверь и вышел на небольшое крыльцо вровень с землей, рядом лежала большая куча нарубленных дров, а на колоде топор с двумя лезвиями.

И тут он увидел мух.

Деревянный настил вел вниз к сараю для дров под домом. Луч света прорвался сквозь деревья и упал на настил. В солнечном свете куча мух облепила что-то коричневатое, липкое. Мухи не хотели улетать. Делагерра наклонился, опустил руку и коснулся липкого места, понюхал палец.

Чуть дальше, в тени, у двери сарая, было еще одно пятно этого коричневатого вещества, поменьше размером. Он быстро вытащил из кармана ключи, отыскал нужный, отомкнул большой висячий замок на сарае и резко распахнул дверь.

Внутри лежала большая куча дров. Не сложенных в штабель, а просто наваленных как попало. Делагерра принялся отбрасывать большие грубые чурбаки, в одну сторону.

Наконец, он наклонился, ухватился за застывшие лодыжки в фильдекосовых носках и вытащил мертвеца на свет.

Это был хрупкий с виду мужчина, не высокий, и не низкий, в хорошо скроенном костюме из ткани переплетения “рогожка”. Маленькие начищенные туфли немного запылились. Лица у него, можно сказать, не было. От страшного удара оно превратилось в кровавое месиво. Верхняя часть головы была раскроена, и мозги смешались с кровью в редких седовато-рыжих волосах.

Делагерра быстро выпрямился и вернулся в дом, туда, где стояло полбутылки шотландского в гостиной. Он вытащил пробку, выпил из горлышка, подождал немного, выпил снова.

– Уф-ф-ф! – проговорил он и задрожал, когда виски, наконец, стало его забирать.

Он вернулся в сарай, снова наклонился, и в это время где-то заработал двигатель автомобиля. Делагерра будто к месту прирос. Двигатель набирал обороты, затем звук постепенно стал слабеть, и снова воцарилась тишина. Делагерра пожал плечами, пошарил по карманам мертвеца. В них ничего не оказалось. Один их них – вероятно, с номерком чистки – был срезан. Этикетка портного на внутреннем кармане пиджака тоже была срезана, остались только рваные швы.

Человек окоченел. Вероятно, он был мертв не больше суток. Кровь на лице густо запеклась, но еще полностью не высохла.

Делагерра присел около него на корточки и посидел немного, глядя на ярко блестевшее озеро Цума, на отдаленную вспышку весла на каноэ. Затем снова зашел в сарай и поискал наощупь тяжелый чурбак, на котором было бы много крови, но не нашел такого. Он вернулся в дом и вышел на переднее крыльцо, дошел до его конца, пристально посмотрел вниз с обрыва, затем на большие плоские камни на дне ручья.