- Они ничего не доказывают. Вул не получит больше того, что ему следует. На все есть закон. Вул это знает. Но это ещё не все. Предположим, что он жертва какого-то непонятного плана и знает, что сообщники его предали. Как вы думаете, что он станет делать?
- Выдаст остальных из чувства мести, - предложил Киреев. - Это, кстати, его единственная возможность для мести.
- Не уверен, что вы правы. Тогда вообще рушится вся их затея на корню. Все схвачены, деньги возвращены - ему-то с этого какой прок? Моральное удовлетворение?
- А почему бы и нет?
- Это ваше удовлетворение не стоит восьмидесяти четырех тысяч. Вул личность битая и прекрасно понимает, что пустить деньги в ход мы им не дадим. Те, кто на свободе, должно быть, тоже понимают это. Здесь одна гарантия не попасться - попридержать деньжата. Как долго? Чем дольше, тем лучше. Может быть, как раз столько, сколько ему сидеть.
В этом случае он не прогадает. Отсидев, он получит возможность шантажировать их. От него придется откупаться, и это будет стоить недешево. Ладно, здесь пока все.
Старший лейтенант закрывал кассу. Зенич ждал его на заводском дворе. Здание заводоуправления стояло в самом центре двора, и подходы к этой злосчастной двери отлично просматривались со всех сторон.
- Покажите, пожалуйста, где останавливается автобус? - попросил капитан Киреева, когда тот вернулся.
Старший лейтенант показал.
Получалось, что напротив входа в кассу.
ДВЕНАДЦАТЬ ЧАСОВ СОРОК ЧЕТЫРЕ МИНУТЫ
Сегодня по приказу прокурора Вул был перевезен в Приморск. Узнав об этом, Мытарев распорядился немедленно доставить арестованного к нему.
Та неделя, которую Вул провел в Южном, несомненно, была ему на руку. У него оказалось достаточно времени все обдумать. Как бы он ни повел себя теперь, это будет поведение человека, хорошо организовавшего свою защиту.
В данную минуту тактика отношений с ним строится на предположениях, а не на фактах. К сожалению, он сейчас хозяин положения, но этого не знает и не почувствует, даже если играть с ним в открытую, - в подобных положениях любая откровенность принимается за недоговоренность. Он ждет атаки, а надо предложить ему мир. Надо любыми средствами сбить его с толку, заставить бросить позиции, которые он приготовился защищать. Сомнения - плохой спутник в рукопашной, а вдруг подоспеют ещё и факты? Ясно было одно: откровенность Вула стоит упорной кропотливой работы многих людей и времени, которого, как всегда в таких случаях, не хватало. Добиться этой откровенности значило бы все.
Ввели Вула. Он нащупал цепким взглядом хозяина кабинета, поклонился и замер, изобразив полную готовность исполнить все, что прикажут.
- Проходите и садитесь вот сюда, - показал полковник.
Вул обогнул стол и уселся напротив окна, сложив руки на коленях, воплощение смирения и покорности.
- Я знаком с вами давно, но встречаемся мы впервые, - начал Мытарев. Признаюсь, что эта встреча не вызывает во мне особой радости.
- Судьба, - виновато сказал Вул.
- Перестаньте. Я читал ваши показания и хочу сказать, что не верю ни одному слову. Если вы вдруг передумали и решили говорить по существу дела...
- Могу повторить, что рассказал, - поспешно вставил Вул.
- Ясно. Вам знакома фамилия Цырин?
- В первый раз слышу.
- Я так и думал. Тогда вам будет проще перенести этот удар... Цырин убит сегодня утром.
Вул не переменил ни позы, ни выражения лица.
- Распустилась молодежь, - сказал он безразлично. - В ихнем возрасте мы вели себя скромнее.
- Знаем, как вы вели себя в "ихнем возрасте", - заметил полковник.
Машинально или с какой-то определенной целью Вул при упоминании о Цырине заговорил о молодых, и надо было показать, что это заметили, но вскользь, не выпячивая.
- Он действительно молод, - продолжал Мытарев, - это вы верно подметили. Ему тридцати не было. Работал шофером междугородного автобуса, часто бывал в столь чтимом вами Южном, а свободное время посвящал довольно своеобразным наклонностям.
Вул принимал игру.
- Не понимаю, какое это имеет отношение ко мне, - сказал он. - Но, чтобы поддержать разговор, могу поинтересоваться, чем он занимался.
"Отлично, - подумал полковник. - У тебя ведь одна цель - выбраться из дела с наименьшими потерями. Откровенность в твоем положении имеет смысл в определенное время, и, когда ты поймешь, что такое время настало, ты отыграешь.
Я проинформирую тебя сейчас, а потом дам возможность разобраться. У нас совершенно нет времени, но ты будешь считать, что у нас его вагон, а у тебя нет. Ты заспешишь, иначе я плохо изучил вашего брата за тридцать лет".
- Представьте, коллекционированием денежных знаков различного достоинства.
- На сберкнижке, что ли? - тупо спросил Вул.
- В тайнике. Размеры собрания, несовместимые с возможностями коллекционера, не позволяли ему афишировать свое хобби. Заранее предвижу ваше удивление - деньги из тех, которые конкуренты перехватили у вас пятнадцатого. Ровно половина суммы. Каково?
- Все наше счастье - ваше. Вернее, ихнее, - спокойно констатировал Вул. А где ж вторая половина?
- Ее унес человек, убивший Цырина. Мы кое-что о нем знаем. Знаем, что он Цырину ровесник и как выглядит. Знаем, что деньги носит в потертом чемодане. Приняты все необходимые меры. Ему не уйти. В самое ближайшее время надеюсь порадовать вас хорошими вестями.
- Зачем вы мне это говорите? - снова помрачнел Бул. - Когда я слышу такие истории, я сильно волнуюсь, а у меня больное сердце.
- В чисто познавательных целях. Возможно, то, что вы сейчас услышали, пробудит в вас желание вспоминать. Не исключено, правда, что ваши сведения нам уже не понадобятся. Все может быть. - Мытарев нажал кнопку звонка. Проводите, - сказал он появившемуся конвойному.
Дважды на десятиметровом пути от стола до двери оглянувшись, Вул вышел.
- Товарищ полковник, - возвестил селектор голосом Одинцова. - Зенич. Переключаю на вас.
Что-то заскрежетало и зашипело, а потом из этих звуков вынырнул голос капитана.
- Слушаю, Владимир Николаевич, - сказал Мытарев.
ТРИНАДЦАТЬ ЧАСОВ ДЕВЯТНАДЦАТЬ МИНУТ
Нет, думал Зенич, по этим улицам совершенно невозможно проехать в дождь. И вообще автомобиль перестал быть подходящим транспортом, когда спешишь. Надо было предвидеть это и передвигаться на вертолете. И сюда прилететь на вертолете, прямо во двор, и всполошить это сонное царство.
Странно они здесь живут. На улице ни души, даже в продовольственном магазине никого, кроме продавцов, он не заметил. Впрочем, вот какие-то люди копошатся на соседнем участке, дом строят. Частные собственники - эти не признают ни дождя, ни выходного.
- Она дома, - нарушил молчание Киреев.
- Как вы узнали?
- Видите женщину на веранде? Это Литвинова. Пойдете один?
- Вместе. Она вас знает.
Они вышли из машины. На их появление у калитки отреагировал старый, неопределенного цвета пес, и Литвинова их увидела, но не вышла навстречу. По всему видно было, что гостей здесь не ждали.
Они долго ещё топтались у двери, пытаясь избавиться от грязи, а с навеса прыгала прямо за шиворот ржавая струйка, и пес гремел цепью и тосковал. Грязь, дождь и собачье уныние - они вобрали в себя все, чем представлялся Зеничу сегодняшний день. На веранде было тепло и уютно, пахло деревней, и Литвинова, крупная и красивая молодая женщина, мыла посуду.
- Добрый день, Любовь Ивановна, - поздоровался с ней Киреев.
- Здравствуйте, - сказал Зенич.
- Добрый, - кивнула женщина.
Она не сводила с гостей тревожных глаз, но продолжала вытирать тарелки.
- Товарищ Зенич из Приморска, - представил капитана Киреев. - Занимается делом об ограблении.
- Не знаю, чем смогу быть полезна, - довольно неприветливо сказала женщина. - Все, что знала, я уже рассказала.
Этот тон не шел к её облику. Это был не её тон и не её манера держаться, но что-то побуждало Литвинову вести себя подобным образом.