ЩЕРБИНИН ДМИТРИЙ

ЗВЕЗДА

(Н. Ф. Драма)

Посвящаю Лене Гурской.

Вилтор был в отчаянии. В том положении, в каком он оказался, даже и оптимист, даже и человек идущий через жизнь со смехом впал бы в отчаяние. За последние несколько часов Вилтор лишился почти всего, что было у него дорогого, а в течении следующего часа должно было исчезнуть и последнее - он неминуемо должен был погибнуть - ему предстояла жуткая смерть - она должна была прийти с неба.

Он стоял то с опущенной головой, то вскидывал ее, оглядывался, не находил ничего утешительного и вновь глядел себе под ноги - в груди клокотала горечь, глаза горели от слез. Безрадостной была окружающей его картина: в двух шагах начиналось озеро кислоты мгновенно разъедающее любую органическую материю. Совершенно недвижимая темно-матовая поверхность была видна метров на тридцать, дальше же медленно-медленно выгибались серые клубы, складывались в причудливые образы - иногда, казалось, что сейчас вот разорвутся, и откроется за ними что-то, но нет - пока они были слишком густы. Это озеро смерти окружали темно-каменистые гряды. И, хотя темный цвет не был единственным бывшим там светом Вилтор видел только темное. Над этими грядами поднималось блекло-оранжевое, мерцающее свечение, которое отражалось на кольцом вздымающихся пылевых облаках. Облака эти занимали незначительную часть небосклона - оставшаяся часть неба была совершенно чистой, однако - ни одной звездочки там не было - абсолютная чернота, такая исполинская что... Что Вилтор как можно реже смотрел на небо - ведь он знал, что именно оттуда должна прийти смерть - он знал, что эта чернота скоро-скоро, всего лишь через пару часов должна поглотить его. Разумом он понимал, что смерть эта должна прийти мгновенно - он даже и почувствовать ничего не успеет, как тело его разлетится на отдельные атомы. Но он испытывал ужас перед этим исполинским - представлялось, что - это чудище, которое поглотит его в свою утробу, и будет он метаться там, среди непредставимых ужасов целую вечность.

Вилтор и сам не заметил, что начал говорить вслух:

- Хоть бы этот пар до берега дошел - разом бы от тела ничего не осталось... Но нет-нет - он даже удаляется, рассеивается. Так что же ты стоишь - сделай два шага - оттолкнись посильнее - прыгни метра на два. Погрузишься с головой - и все. Не успеешь и боли почувствовать. И от этого ужаса избавишься...

Он вновь взглянул а непроницаемо-черное небо, сделал один шаг - там замер. Вот она - темно-матовая, недвижимая смерть. Еще один шаг и... Там уже нельзя будет останавливаться - там будет боль. Поднимающиеся от поверхности мельчайшие частицы начнут разъедать его плоть, выжгут глаза.

- Ну, еще один шаг, и ты вырвешься из этого ада...

Вилтор даже застонал, закрыл глаза, и тут пришли воспоминания об уходящей жизни. Так всегда бывает на пороге смерти - разум пытается ухватится за что-то, в последний раз посмотреть дорогие воспоминанья.

* * *

У Вилтора была Звезда - она зажглась перед ним в двенадцать лет, хотя и прежде он смутно чувствовал ее присутствие. Звезда потоками волшебного света хлынула через его глаза и через уши в сердце, в душу - и он, уже ослепленный, уже парящий в ее сиянии вновь и вновь наслаждался ее светом, благо, что сделать это было совсем не сложно. Звезда имела звучное имя Кэролайн, и уже не важно - было ли это имя ей дано при рождении, или это был только сценический псевдоним - Вилтор услышал, что ее зовут так - и запомнил - сотни, тысячи раз в день, да и в ночи повторял имя своей Звезды.

Кэролайн начала свою карьеру на одной из планет Сириуса. Представьте: переплетенное мертвенно-белыми многомильными молниями небо, в котором сияет непереносимая для глаз (защита с помощью световых фильтров) - звезда Сириус. Ржавая поверхность, которая резко разрывается и бьет на многие мили вверх расплавленными породами. Там что-то клубится, носятся, поедают друг друга некие тени, и от всего этого одна защита - купол. На базе из глубин выкачивают ослепительную, голубую руду - она застывает и превращается в алмазы, необходимые для постройки обшивки и двигателей межзвездных кораблей. Говорят, что когда-то людей заменят роботами, но сами люди этого не хотят здесь у них высокий заработок - там же они некому не нужны, потому что у большинства из них темное прошлое. И среди них росла девочка - одна из многих девочек и мальчиков, которые рождались на этой планете, которые росли не зная ни волшебных солнца, ни дыхания весны, ни всего того, чем прекрасна земная природа. Ничем особенно не приметная девочка - разве что глаза у нее были какие-то необычайно большие, хранящие что-то прекрасное. На нее не обращали никакого внимания, пока она не запела.

О, что же это был за голос! Всем этим людям, грязным, огрубевшим, привыкшим топить свое духовное одиночество, отверженность от родины в выпивке, казалось, будто та самая, уже забытая им весенняя, земная природа пронеслась по их ржавым коридорам. Когда услышали (а она ведь в первый раз пела, и никто ее не учил) - то забывши обо всем, веруя, что свершилось какое-то чудо, бросились, грохоча по этому железу. Едва не раздавили ее своей смрадной толпою, а она стояла перед ними вжавшись в стену - маленькая, худенькая, одетая в простенькое платьице, прижимающая к груди единственную свою куклу. Вот взглянула на них своими удивительными, зовущими к прекрасному глазами, и они взмолились:

- Спой. Спой еще! Пой! Пой!.. Молим тебя - это чудо...

Сначала маленькой Кэролайн было страшно петь перед ними, но, так как, само пение ей понравилось больше чем что-либо, то она вскоре забылась, где находится, и что перед нею кто-то стоит. Она наяву видела свои прекрасные, к сожалению, так быстро после пробуждения разбивающиеся железными стенами сны. Сначала она пела песни, которые слышала когда-то от матери, потом, в поэтическом порыве, ей стали приходить все новые и новые слова...

Теперь уже каждый вечер радовала она этих людей своим голосом, сиянием своих очей. Там был небольшой клуб, где прежде постоянно напивались, ругались, часто дрались - теперь ничего этого не было - теперь, с появлением Кэролайн этот вертеп превратился в храм. Все то, что напоминало о прежней жизни было убрано, все вычищено до блеска. Они входили туда с просветленными лицами, усаживались за столами, но не ели, не пили - разговаривали о прекрасной Кэролайн, и это были возвышенные беседы, в которых не мыслимо было хоть одно грубое слово; многие же просто молчали, с благоговением ожидая, когда появится Она. А Кэролайн никогда не заставляла себя ждать выходила на сцену, все в том же простеньком платьице, которое так шло ей, и начинала петь - они смотрели в ее глаза, слушали голос, и совершенно невероятным казалось, что есть этот жуткий, чуждый Сириус, этот ад. Нет - им казалось, что бытие в теле уже закончилось, что перенеслись они в райские, высшие сферы. Они преобразились - и днем, во время работы, разговоры были только о Кэролайн - дни пролетали как бессмысленные, ненужные виденья, как преддверья встречи с Нею...