Источник беспорядков, последовавших уже по - моему, на третий день после введения ГКЧП, оказался Ельцин и его компания. Отсидевшись на даче, проспавшись от выпитого со страху виски и коньяка, эта публика решила выступить даже не против ГКЧП, а как бы не «за».

Ну, а дальше - больше. В ход пошли лавочники, мешочники, просто дураки и желавшие побузить лица всех оттенков и национальностей. Очень много оказалось на улице пьяных. Видел как на Манежной площади подогнали грузовичок и оттуда дюжие мордатые молодцы вытащили несколько ящиков водки, лимонада, какой – то закуски. Совали в руки прохожим пластмассовый стаканчик:

«Пей, мужик, бесплатно угощает тебя наша фирма», - с ударением на последнем слоге.

«Пей, ведь, на халяву, бесплатно!», - орал мордатый. К нему бежала целая орава сосунков лет по 15 – 16. Началась повальная пьянка…

Ну, а дальше, Ваня, ты знаешь, чем эта пьянка завершилась. Гибелью трех чудаков, которых спровоцировали кинуться под колеса БТР, ранениями солдат, словом, тем, чем всегда заканчивается, по словам Пушкина, русский бунт, бессмысленный и беспощадный.

Никогда я не защищал КПСС, тем более ЦК этой правившей 75 лет партии, виновной во многих, чтобы не сказать во всех наших бедах. Как, впрочем, и в достижениях. Я этого, в отличие от так называемых демократов, никогда не отрицал и не отрицаю поныне.

Никогда я не поддерживал верхушку КПСС, приведшую страну к развалу. Но то, что я видел, 23 августа на Старой площади меня возмутило до глубины души.

Представляешь, Ваня, полупьяная толпа орущих людей, среди которой я видел и немалое число женщин, кидала в окна здания ЦК камни, пустые бутылки, потом некоторые наиболее остервенелые личности с опухшими рожами стали бить стекла окон первых этажей палками. У одного заметил даже хоккейную клюшку.

Значит, готовились к погрому? Выходит, что так. Готовились, негодяи.

Зашёл в переулок, точнее толпа меня занесла туда, вокруг искаженные ненавистью рожи, дикие крики матом, призывы ломать двери и врываться в само здание.

Но публику остановили вооруженные автоматами омоновцы, стоявшие сразу же на входе, в самом здании я увидел станковый пулемёт, обложенный мешками с песком.

Получается, что здание уже было захвачено спецслужбами, ждали эту озверелую толпу, чтоб под улюлюканье и вопли из здания вывести работников ЦК КПСС, тех руководителей этой самой старейшей и единственной правящей в нашей стране партии.

Свыше семидесяти лет в нашей стране никто, кроме компартии, не правил. Левые эсеры вошли в союз с большевиками на какие-то два-три месяца, а потом их раскол закончился дикой расправой с обеих сторон друг над другом, так называемыми «событиями 6 июля 1918 года».

Многие люди тогда погибли в перестрелке между боевиками эсеров и латышскими стрелками, которых вызвал в Москву из Подмосковья Ленин.

Командовал латышами известный тебе, Ваня, вахмистр царской армии Вацетис. Своих командиров у большевиков не было…

Итак, толпа ждала зрелища. И дождалась. Сперва вышел первый секретарь МГК КПСС Прокофьев. Небольшого росточка, с толстым лицом, лысоватый, лет 45-ти. На него набросилась какая - то старуха с воплями: «Убийца! К суду!».

Но рядом с Прокофьевым шли его помощники, два милиционера. Им удалось несколько раздвинуть массу ревущих глоток и буквально протащить сквозь их строй Прокофьева и его сотрудников.

Дальше уже было потише. Вышел Купцов.

Его тогда только избрали 1-м секретарем ЦК КП РСФСР вместо Вани Полозкова, краснодарского казака, в общем-то, неплохого мужика, но оказавшегося явно не на месте и соответственно – явно не в своей тарелке.

Сидел бы себе в своем родном Краснодаре и не высовывался. Нет, полез. Сперва с Ельциным соревновался, кто станет председателем Верховного Совета РСФСР, а потом угораздило беднягу занять пост 1-го секретаря ЦК КП РСФСР.

Все сразу тогда окрестили эту партию «полозковской».

Хотя, видит Бог, Ваня Полозков не имел к её созданию никакого серьезного отношения. Ну, так вот в жизни нередко случается: шёл в одни двери, а попал в другие. Вовремя Иван Полозков соскочил с подножки поезда под названием «коммунизм России». То все 75 лет был «коммунизм СССР», а теперь – России.

Купцов, в отличие от Прокофьева, уже не так был тесним толпой и поэтому он, видимо, заметив, что его снимают телекамеры, попытался даже было сыграть роль Ленина на заводе Михельсона.

Был фильм такой, толпа рабочих завода Михельсона, где Ильич выступал с речью, уговаривал затянуть потуже пояса, чтобы подсобрать деньжонок на разгром «белогвардейской сволочи».

Ну, пока Ильич беседовал, его и подстрелила Фани Каплан. Хотя как она могла его подстрелить, одному черту известно. Ведь, Фани после каторги, куда она попала как член партии эсеров после революции 1905 года, практически ничего не видела. Она страдала сильнейшей катарактой. Да и стрелять никогда не стреляла, потому что никогда не видела настоящий пистолет. Ну да ладно, черт с ней, с Фани.

Так вот. Валентин Александрович Купцов начал что-то объяснять враждебной публике, даже слегка улыбался своей ядовитой мефистофелевской улыбочкой, мол, знаю я всех вас, идиотов, я один среди вас грамотный и любезный, а вы все - придурки. Не это он говорил им. Но именно это подразумевала его ухмылочка. Он её потом и в Думе не раз демонстрировал.

Сам я не видел, как ломали памятник Дзержинскому после пламенной речи Ельцина с БТРа. Не видел. Ничего сказать не могу. Но зачем ломать памятники, зачем зверствовать?

Был я в Лондоне в их парламенте.

Так там, на площади перед парламентом, стоят памятники их вождям. Рядом с памятником Карлу - королю английскому, стоит памятник Кромвелю, который отрубил голову этому королю во время буржуазной революции в Англии в ХVII веке. Ну, отрубил и ладно. У нас же все надо уничтожить. Сегодня я власть, поступаю, как хочу. Завтра ты будешь властью, ты будешь крушить, что хочешь. Так нельзя!

К зданию СЭВа и Белого дома я не ходил. Там потом бесновались все «защитники демократии», «борцы за свободу и суверенитет» и прочая и прочая и прочая. Там напивались водки, вина, нажирались бесплатных бутербродов, пирожков, лимонада. Словом, «делали историю».

Но основная масса народа к этому «деланию истории» отнеслась совершенно безразлично.

Всколыхнулась эта инертная и безразличная масса только после января 92-го года, когда Гайдар «отпустил цены» и они за месяц увеличились в сотни раз, когда буханка хлеба стала стоить полпенсии бывшего совслужащего.

Вот только после этого этот служащий или рабочий, мастер и прочее спохватился: «А что же произошло, мать-перемать? Как же так?» Да и то не сам всполошился, а лишь после того, как вечером или уже в кровати ему обо всем этом рассказала жена либо любовница и стала пилить из-за отсутствия денег.

А чего пилить? Испокон века наши русские люди всегда так безразлично относились к судьбе своего Отечества, пока, как говорится, не припечёт!

Я уже говорил, Ваня, о дневниках Ивана Бунина «Окаянные дни», по времени относящихся к 1917-1918 годам. Напомню ещё раз. Вопрос русского благодушия, граничащего с наплевательством ко всему и вся, волновал тогда и Ивана Алексеевича.

«Откуда это равнодушие? - спрашивал он сам себя. - Между прочим, и от ужасно присущей нам беспечности (Ваня, слышишь - беспечности, не зря я умоляю тебя, прошу - запахни душу, не открывай ее всем кому ни попадя, Ваня), легкомысленности, непривычки и нежелания быть серьезными в самые серьезные моменты. Подумать только, до чего беспечно, спустя рукава, даже празднично отнеслась вся Россия к началу революции, к величайшему во всей её истории событию, случившемуся во время величайшей в мире войны!»

В точку бил твой, Ваня, тезка. Как с ним не согласиться?

К сожалению, среди более чем полусотни партий и организаций появившихся к августу 91-го на политической арене России ни одна, в том числе ни КПСС, ни КП РСФСР, ни одна, я это не устаю повторять уже десять лет, партия не осудила «демократическую» четвертую революцию после революций 1905, февраля и октября 1917 годов.