Я закончила играть, воспоминания с прежней силой нахлынули на меня, Я видела Пьетро, раскланивающегося перед публикой. Потом — Пьетро, издерганного и усталого, уже не на сцене, а после концерта, когда восхваления и лесть умолкают, и он остается один. Когда у него наступает момент опустошения после полной самоотдачи во время выступления. Я вижу, как он без сил откидывается в своем кресле в гримерной… быть может, понимая, что играл в тот вечер в последний раз.

В зале раздался глухой смешок. На какое-то мгновение мне почудилось, что это вернулся Пьетро, чтобы посмеяться надо мной. Если есть сила, способная поднять его из могилы, то это несомненно — музыка.

Но в зале оказалась мисс Стейси. Она сидела в одном из кресел. На ней было бледно-розовое креповое платье, и в волосах бантики того же цвета.

— Я тихонько вошла, когда вы играли, — сказала она, — это было великолепно, миссис Верлейн.

Я ничего не ответила. И мисс Стейси продолжила:

— Ваша игра так много напомнила мне из нашего прошлого. Хотя в отличие от вас Изабелла всегда так нервничала. После выступления она даже плакала у себя в комнате. Думаю, потому что никогда не была довольна своим исполнением и знала, что, если бы смогла продолжить занятия со своими учителями, то достигла бы гораздо большего. Когда я сейчас вас слушала, то подумала… Меня бы нисколько не удивило, если бы ваша игра вызвала сюда духов умерших. Думаю, Изабелла так и не смогла найти успокоения. Наверное, она бы сюда явилась… Да, зал выглядит именно так, как в те времена, когда здесь играла она. На вас это никак не действует, миссис Верлейн? Как вы сами думаете, не явятся ли сюда привидения, растревоженные вашей игрой?

— Если бы они существовали, тогда, конечно. Но я не верю, что они есть на самом деле.

— Опасно так говорить. Они могут услышать.

Ничего не ответив, я закрыла крышку рояля и поднялась со стула. Да, это как раз такой случай, когда могли бы явиться привидения. Но я думала не о духе Изабеллы Стейси, а о Пьетро.

Отражение в зеркале внушало уверенность — темно-вишневый бархат и эта прекрасная орхидея на груди. Ни одно платье не шло мне так, как это. Пьетро не говорил об этом, но его взгляд давал понять больше, чем слова.

Пьетро встал за моей спиной и, положив руки мне на плечи, посмотрел на наше отражение в зеркале. Эта сцена навсегда запечатлелась в моей памяти.

— Ты выглядишь достойной… меня, — сказал он со своей обычной самонадеянной прямотой. Я рассмеялась и ответила, что в таком случае я действительно выгляжу очень хорошо.

Зачем я опять все это вспоминаю? Я не должна сейчас о нем думать. Надо разогреть руки. И я начала их массировать. Они еще вполне гибкие и мягкие, сказала я себе. И еще одно я твердо знала: в этот вечер в моих руках появится особая магическая сила. И ничто не сможет ее разрушить. Даже дух Пьетро.

Интересно, что за гости будут на этом приеме. Друзья Нейпьера или сэра Уилльяма? Вряд ли Нейпьер за то короткое время, что он провел в Лоувет Стейси после возвращения, успел завязать многочисленные знакомства. Каково ему после стольких лет изгнания снова оказаться дома? Нечто подобное произойдет и со мной сегодня вечером. Ведь я тоже в известном смысле была в изгнании, и теперь состоится мое возвращение на сцену. Вряд ли сегодняшняя публика окажется требовательной. Пьетро играл для совершенно других слушателей. Мне бояться нечего.

В девять часов я спустилась в большой зал. Сэр Уилльям был уже там в своем кресле. Миссис Линкрофт стояла позади него в длинной юбке из серого шифона и васильковой блузке. Она не принадлежала к собравшемуся в зале обществу. Как и у меня, ее место среди слуг, пусть и особо приближенных. Эта мысль, как я помню, возникла у меня при взгляде на ее строгую фигуру, застывшую позади сэра Уилльяма.

Сэр Уилльям подозвал меня и выразил сожаление, что я не присутствовала на обеде. Я ответила, что предпочла провести время перед концертом в тихой обстановке. Он понимающе кивнул.

Затем ко мне подошел Нейпьер вместе с Эдит. Она выглядела совершенно прелестно, хотя заметно нервничала. Я ободряюще улыбнулась ей.

Когда все расселись, я направилась к роялю. Как и Пьетро, сначала я решила исполнить «Венгерские танцы». Как только мои пальцы коснулись клавиш и возникли первые волшебные звуки, я уже ничего не ощущала, кроме радости, которую они мне давали. Во время игры у меня перед глазами возникали восхитительные видения, и состояние победного воодушевления охватило меня. Я забыла, что играю перед незнакомыми людьми в зале старинного замка, я даже забыла о Пьетро, ничего не существовало для меня, кроме музыки.

Зал разразился аплодисментами. Я улыбалась публике, продолжавшей мне хлопать. Я едва различала лица. Увидела только, что сэр Уилльям выглядел растроганным. Нейпьер сидел очень прямо, аплодируя вместе с публикой. Сидевшая рядом с ним Эдит смотрела на меня с почти счастливой улыбкой; в дальнем конце зала — Оллегра и Элис; Олеггра подпрыгивает на стуле от радостного возбуждения. Элис невозмутимо хлопает в ладоши. Я почувствовала, что концерт доставил им удовольствие, но не столько музыкой, сколько моим успехом.

Аплодисменты стихли, и я начала играть «Рапсодию». Это была вещь, которую великолепно играл Пьетро, но теперь это меня не трогало. Для меня «Рапсодия» всегда открывала многокрасочный мир печалей и радостей. Исполняя ее, я испытывала самые разнообразные эмоции, так же, как и Пьетро. Однажды он сказал мне, что в одном месте «Рапсодии»у него всегда возникает ощущение, что он сидит в кресле у зубного врача и ему выдергивают зуб, мы оба тогда очень смеялись. «Сплошная боль, — сказал он. — Одна боль… и затем острая радость».

Страдание. И вновь ликование. Ничего, кроме музыки, для меня не существует. Когда я закончила, то поняла, что никогда еще так хорошо не играла.

Я поднялась со стула, и меня оглушили овации.

Нейпьер оказался возле меня. «Мой отец хочет поговорить с вами».

Я подошла к креслу-каталке, где сидел сэр Уилльям. На глазах старика были слезы.

— Просто нет слов, миссис Верлейн, — сказал он. — Настолько это было превосходно. Ваша игра превзошла все мои ожидания. Уверен, многие захотят услышать вас снова. Это… Напомнило мне…

Он не смог договорить, и я сказала: «Понимаю, сэр Уилльям. И благодарю вас».

Нейпьер смотрел на меня, но я не могла разобрать, что выражали его глаза.

— Это триумф, — прошептал он. — Надеюсь, вы одобрили мой выбор произведений.

— Спасибо. Это великолепные вещи.

Он с улыбкой поклонился. Ко мне приближались гости, чтобы поблагодарить за доставленное удовольствие. Пришлось задержаться в зале. Я обратила внимание на мисс Стейси. Ее лицо выражало какое-то мрачное возбуждение, будто она, получив какой-то тайный знак из потустороннего мира, знала, что сегодня ночью сюда явятся привидения. Я заметила и миссис Линкрофт, которая отправляла Элис и Оллегру в их комнаты; слышала слова похвалы, несколько гостей упомянули имя моего мужа. Мало кто из них бывал на его концертах, но все знали его имя.

Наконец мне удалось уйти к себе.

В своей комнате я не могла оторваться от своего отражения в зеркале. Легкий румянец, блеск глаз, цвет волос словно бы стал гуще, темно-вишневый бархат оттенял матовое свечение розовато-белой, как магнолия, кожи.

— Я смогла, — шептали мои губы. — Пьетро, я смогла.

В загородном доме. Для нетребовательной публики. Разве они понимают что-нибудь в музыке?

Но они любят ее!

Ха! С таким же успехом им бы понравилась игра Эсси Элджин. Она бы тоже смогла. Ты взяла только техникой, Кэра.

Вот и все, мне опять ничего не было нужно кроме Пьетро, кроме того, чтобы быть с ним, спорить с ним… ничего, только бы ощущать его рядом с собой.

У меня пылали щеки. Я чувствовала, что задыхаюсь в этой комнате и устремилась прочь из нее. По боковой лестнице я спустилась вниз и вышла в сад.

Стояла теплая июньская ночь. Было полнолуние. Я прошла в свой любимый уединенный сад с прудом и села на скамейку. Мне безумно хотелось вернуться в те дни, когда мы с Пьетро жили в Париже, когда мы сидели на открытых террасах кафе и говорили о нашем будущем, о нашей жизни… Я должна была сделать все, чтобы не потерять ни Пьетро, ни музыку; настолько это было бы лучше для нас обоих; мы бы понимали друг друга, он бы больше ценил меня. Нельзя было позволять ему подавлять меня. Если бы я чувствовала уверенность в себе, я бы смогла быть к Пьетро заботливей и мягче, у меня бы хватило сил охранять его и не дать умереть.