И теперь, когда они возвращались в мотель после короткой прогулки, Пеппер с удовольствием предвкушала очередные веселые истории.
Однако у Кристофера были иные планы. Они много говорили за ужином, но что его смущало — ему крайне мало удалось узнать о своей собеседнице в то время, как она узнала о нем практически все. Ну, не совсем все, поправился он. И эта мысль отозвалась в синих глазах насмешливым огоньком.
— Скажите, откуда взялось это необычное прозвище — Пеппер? — спросил он, улыбаясь до странности мальчишеской улыбкой. — Не верю, чтобы причиной послужил только цвет ваших волос, — закончил он, скорее утверждая, чем спрашивая.
Рука Пеппер непроизвольно поднялась к взъерошенной ветром прическе.
— Конечно, нет, — ответила она с застенчивой и немного печальной улыбкой. — Оно прилипло ко мне еще в самом раннем детстве. Я тогда выучилась куче соленых словечек и применяла их где ни попадя в самое неподходящее время. — О, для таких слов, разумеется, никогда не бывает подходящего времени, возразите вы, — торопливо добавила она, заметив, что губы Кристофера дернулись от сдерживаемого смеха. — Но с моим характером… — протянула она и безнадежно пожала плечами.
И тут же янтарные глаза вспыхнули теплым юмором, когда ей вспомнились некоторые изобретательные методы, при помощи которых обеспокоенная мать пыталась отучить дочь от дурной привычки. Но ничто не помогло, даже промывание рта с мылом после каждого бранного слова.
Кристофер заулыбался во весь рот.
— Я как раз подозревал нечто в этом роде, — чистосердечно признался он.
Линии, разбегавшиеся из уголков его глаз, напомнили Пеппер солнечные лучики, которые она обожала раскрашивать будучи ребенком, за что, понятно, попадало от родителей.
— Но с тех пор вам, должно быть, удалось полностью избавиться от этой привычки, — заметил Кристофер. Его лицо приняло вежливое выражение, но глаза внимательно наблюдали за спутницей сквозь ресницы, в тоне проскочила нотка сомнения.
— М-м-м, — невнятно отозвалась Пеппер, малодушно предоставляя ему самому прийти к какому-нибудь заключению на этот счет. А истина заключалась в том, что ее бедной матери до сих пор приходится морщиться и зажимать уши, когда у дочери вырывается крепкое словцо или целый поток брани — в зависимости от настроения.
Холодная весенняя ночь явно претендовала на звание романтической: небо было усыпано сверкающей россыпью звезд, луна, казалось, играла в прятки с мягкими клубами плывущих бесконечным косяком облаков.
Кристофер полностью отдался созерцанию окружающей красоты, Пеппер же с увлечением рассматривала своего спутника. Он, естественно, сильно устал, просидев за рулем машины целый день и часть ночи, но его движения тем не менее отличались плавностью, спина и плечи сохранили жесткую прямоту, а походка — упругость.
Внезапно Пеппер пошатнулась и на секунду потеряла ориентировку в пространстве, словно получила удар по голове. Чуть позже, придя в себя, она поняла, в чем дело.
Боже, как несправедливо, простонала она в мыслях. Как несправедливо, что ей выпало познакомиться с этим мужчиной при таких неблагоприятных обстоятельствах! Как несправедливо, что из-за них она обязана в зародыше подавить возникшее к нему чувство!
В ней всколыхнулось неистовое желание, и на какой-то безумный миг Пеппер захотелось отбросить осторожность, прикоснуться к Кристоферу, словами и лаской дать понять, какие чувства бушуют в ее груди. Но затем чувство долга быстро погасило порыв души.
К счастью для нее этот человек заинтересован только в безопасной доставке своей подопечной в Лос-Анджелес.
А что, если нет? Если и он охвачен сходными чувствами и эмоциями?
Да, у меня большие, очень большие неприятности!
Даже если у Пеппер и оставались какие-то сомнения по этому поводу, они полностью развеялись, когда Кристофер поглядел на нее с таким выражением, которое ей часто доводилось замечать в глазах мужчин, но никогда раньше подобный взгляд не вызывал у нее дрожи и всеохватывающего внезапного холода. Сердце, как сумасшедшее, застучало в груди, и она испугалась, что он может услышать этот грохот.
Внутри Кристофера все заболело от страстного желания, стоило ему только скользнуть взглядом по прозрачным янтарного цвета глазам спутницы, мягким коралловым губам, на которых взгляд задержался на несколько секунд, прежде чем опуститься на плечи и грудь. И он поспешил отвернуться, чтобы не выдать себя.
Большим рукам не терпелось прикоснуться к ней вместо того, чтобы прятаться в карманах брюк: правая судорожно сжалась в кулак, а пальцы левой нервно поигрывали монетами. Мозг лихорадочно подыскивал слова, стремясь хотя бы разговором отвлечь тело от опасных желаний.
И еще Кристоферу отчаянно хотелось получить ответ на один деликатный вопрос. Но именно этот вопрос он не осмеливался задать «Гленде», так как рисковал мгновенно лишиться ее расположения: «Почему она вышла замуж за Эрни Горлисса?»
В конечном счете это не имеет ровно никакого значения, твердил он себе.
Но нет, имеет, к своему стыду, вынужден был признать он, еще как имеет!
— А какими были ваши родители? — спросил он, надеясь услышать историю о распавшейся семье. Задавая вопрос, Кристофер слегка запнулся, но его собеседница, кажется, ничего не заметила.
Пеппер постаралась скрыть удивление. Она ожидала, что он спросит о ее — «Гленды» — причинах брака с Эрни Горлиссом.
— Мои родители? — переспросила Пеппер, чтобы выиграть время, и уставилась на свои руки, ломая голову над тем, что может рассказать Кристоферу. Ей совсем не хотелось все выдумывать. Но ют она оживилась. Она расскажет ему — с некоторыми пропусками, естественно, — о своих родителях и своем собственном детстве.
— Трудно представить себе более любящих родителей и лучшее детство, чем было у меня, — наконец заговорила она, осторожно подбирая слова.
Она рассказывала, а Кристофер внезапно осознал, что слушает ее с живейшим интересом, полностью захваченный той картиной, которую она рисовала перед ним. Посмеялся над проделками веснушчатой пацанки и влюбился в пылкую девчонку-подростка, вынудившую владельца заправочной станции принять ее на работу, хотя весь остальной его персонал состоял исключительно из мужчин.
Если Пеппер и чрезмерно увлеклась рассказом о своем детстве, то только потому, что оно было прекрасным. Таких родителей, какие были у нее, надо еще поискать — любящие посмеяться, энергичные оптимисты, сумевшие успешно передать это качество всем своим дочерям. Понимающие и заботливые. Очень, очень терпеливые и одаренные прекрасным качеством — терпимостью. Они научили Пеппер быть счастливой и ценить подарки каждого этапа взросления.
— А что вы станете делать, когда все это закончится? — спросил Кристофер, резко остановившись и развернув Пеппер лицом к себе. В его тоне прозвучала настойчивость, глаза выжидательно ощупывали лицо Пеппер.
Пеппер знала, каким должен быть ее ответ. Вернее, каким ему следует быть, но ей совсем не хотелось лгать этому человеку. Может быть, у окружного прокурора и не слишком требовательная совесть или вообще таковой не имеется, но ее собственная не знает жалости и уже причинила ей немалые неудобства.
Она посмотрела на державшую ее руку, а затем перевела глаза на серьезное лицо Кристофера. Насколько было бы проще, если бы она не поддалась его очарованию. Но она поддалась, и теперь ей приходится разрываться между необходимостью следовать приказу и сильным желанием быть с ним до конца откровенной.
— Точно не знаю, — уклонилась она от прямого ответа. — Иногда я говорю себе, что из меня получился бы довольно хороший адвокат, вероятнее всего, по семейному праву. А иногда чувствую, что больше подхожу на роль социального работника. Я люблю детей и думаю, что помогать им, делать их жизнь по возможности счастливее было бы самой достойной, самой благодарной и исполненной смысла работой, какой я могла бы посвятить свою жизнь… А вы? — спросила Пеппер, прежде чем Кристофер успел как-то отреагировать на ее слова. — Собираетесь сделать карьеру под началом окружного прокурора?