Вот и сейчас, по поводу этого своего антисемитского прогноза, я спорить не буду. Считаете, что все написанное мною выше, о возможности антисемитских действий Кремля, это бред сивого мерина - на здоровье! Докажите мою неправоту себе - мысленно поставьте себя на место Путина и попробуйте придумать способ, которым вы нейтрализуете и отведете от Кремля возмущение народных масс без козла отпущения в виде евреев. Тогда и поговорим.

Тут два пути. Первый - тот, который выберут интеллектуалы, - ничего не делать. У нас признак интеллектуала - болтать, но ничего не делать.

Второй путь принципиально выглядит так. Нужно: а) немедленно дискредитировать сам Кремль, а если для этого предложат помощь США, то принимать не задумываясь - потом разберемся, и б) объединять недовольных людей под идею, альтернативную антисемитской. Я не сочувствую тем, чьи фамилии перечислил выше, пусть проваливают хоть в Израиль, хоть под землю - они заслужили. Но не в интересах России антисемитизм, не в ее интересах эмиграция деятельного населения, не в ее интересах весь этот антисемитизм и эмиграция ради сохранения и укрепления фашистского режима в Кремле.

План дискредитации Кремля я уже дал http://www.nationalassembly.ru/48257F6778168/491C3F8D35305.html, но нашим интеллектуалам он неинтересен, альтернативная антисемитизму идея - Закон о суде народа http://www.nationalassembly.ru/483C04BDEB3B0/48EA063A76EEE.html, но наши интеллектуалы точно знают, что это глупость. Что поделать - на то они и интеллектуалы. Поэтому я рассчитываю на тех коллег в Ассамблее, кто имеет зачатки собственного здравого смысла.

Неважно, кто вы - русские или евреи. Промедление преступно: когда собака антисемитизма будет спущена Кремлем с поводка, евреям придется покинуть Россию, поскольку говорить о евреях с остальным населением России будет невозможно - у всех остальных граждан, еще не так давно «познавших истину о рыночных отношениях», будут тупые оловянные глаза «познавших истину» о жидах. Чтобы понять, о чем я говорю, пусть евреи посмотрят в глаза нынешних еврейских плакальщиков Холокоста - вот такие глаза будут у всех неевреев.

Никакой ни материальной, ни моральной выгоды остающимся гражданам от этого исхода евреев из России не будет хотя бы потому, что своя поганая собака у власти, да еще и преступная, ничуть не лучше еврейской.

Заканчивая статью, хочу сказать уважаемому мною Исраэлю Шамиру - нам сегодня практически не из чего выбирать. Если для борьбы с еврейским фашизмом удастся использовать путинский - прекрасно! Если для борьбы с путинским фашизмом удастся использовать американский - просто замечательно!

 В 2007 г. скончалась бабушка моей жены - Иванова Клавдия Ивановна, всю жизнь проработавшая в НКВД-КГБ, капитан запаса. (Кажется, за несколько лет до смерти ей присвоили звание майора, но в военном билете она отметку не сделала.)

Разбирая бумаги Клавдии Ивановны, мы нашли несколько страниц воспоминаний. Я их перепечатал, прилагаю файлы. Может быть, что-то из этого вы сочтёте достойным публикации в вашей газете. Жаль, материала мало - а это ведь тоже картинки ушедшей эпохи...

Лично меня особенно заинтересовал последний отрывок, посвящённый судьбе В. И. Чапаева. Врать бабушке не было смысла, писала то, во что верила и что сама видела. Хотя это настолько расходится с официальной версией, что я не уверен, стоит ли этот отрывок публиковать вообще.

В. Владимиров.

Сейчас дети наши не ходят в баню, а мытьё в ванне - это просто гигиеническая процедура. Для нас же баня - это было событие.

В Наре. До войны в Наро-Фоминске было два типа домов - частные деревянные и общественные кирпичные, так называемые казармы. Казармы были четырёхэтажными домами с несколькими подъездами, громадными железными лестницами и широкими коридорами по всему этажу. По обе стороны коридора располагались каморки. Это комнаты в 10-12 квадратных метров на одну семью или на нескольких человек одиноких ткачих. Все коммунальные удобства находились на этаже - это кухня, туалет и титан для кипятка. Естественно, в таких условиях стирка и мытьё исключались. Поэтому все рабочие семьи пользовались общественной баней и прачечной. Мы жили в собственном деревянном доме. Дома горожан отличались от деревенских. Так, у нас не было русской печи, потому что её нечем было топить, а была маленькая голландская печка. Еду готовили на керосинке. О канализации и водопроводе не могло быть и речи. Значит, мы тоже ходили в баню. Для рабочих фабрики и их детей баня была бесплатной по субботним дням. При входе надо было отстоять очередь на лестнице. Потом входили в предбанник, или раздевалку. В большом зале стояли рядами длинные деревянные диваны, как на вокзале. Следовало найти свободное место, чтобы раздеться. Причём одевались и раздевались на одних скамьях. Кто только что вымылся и одевал чистое нижнее бельё, а рядом с ним снимали верхнее пальто и грязную обувь. Когда разденешься донага, то всё нужно увязать в один узел - и обувь, и одежду, и т. д. Постоишь в очереди, сдашь узел и получишь таз, или шайку, и идёшь мыться. Когда входишь в отделение для мытья, то сначала из-за пара ничего не видно. Пообвыкнешься и начинаешь искать место на каменной скамье. Найдёшь, кладёшь мыло и мочалку и идёшь в очередь за водой. Вся процедура занимала довольно много времени, но поскольку другой возможности помыться не было, дело это делалось систематически раз в неделю, несмотря на дождь, мороз или, наоборот, жаркую погоду.

На фронте. Когда мы выходили из окружения, командир Антипов Василий Петрович спрашивал нас дорогой, кто о чём мечтает. Несмотря на то, что мы буквально шли голодные, всё же первое желание было помыться. Когда мы вышли в расположение наших войск на шоссе Москва - Тула в с. Ненашево, то там было такое количество людей, что ни в одном доме не было свободного местечка, чтобы нам обогреться. Единственное помещение, которое было свободно от постоя, это ветеринарный случный пункт. Там было сухо, довольно чисто, и была крыша. Сели мы с Машей на какую-то скамью и сразу уснули. Мы не слышали, как зашёл красноармеец, посмотрел на нас и пошёл докладывать старшему лейтенанту, что, мол, сидят две военные сестрицы, чуть живые, и уже пухнуть начали от голода. Тот распорядился накормить. Красноармеец разбудил нас, дал котелок солдатской похлёбки и стоял, смотрел, пока мы ели. Отдав ему пустой котелок, мы, уже в темноте, пошли снова искать ночлег. И вот почти на краю села (в сторону Москвы) нас  впустила в дом женщина, хотя народу у неё и так было много. Она была очень возбуждена, так как немцы подходили к селу. Детей своих снаряжала в партизаны, а сама оставалась дома, ничего не хотела оставлять врагу. Забила скот, попрятала картошку и вытащила из ульев соты. Всем этим она стала угощать нас. Но самое главное, что она сделала, это истопила русскую печь и приготовила щёлок. Кроме нас в избе в числе других был военврач, мужчина далеко не призывного возраста, лет 60-65. Сначала мы помогли помыться ему, потом постирали бельё с себя и, конечно, вымылись сами. Довольные, но почти раздетые, сидели в натопленной избе, когда появился командир с красной повязкой на руке и приказал в десять минут оставить населённый пункт. Ничего не поделаешь, надо опять в дорогу идти на восток. А как же с бельём, оно мокрое - не оденешь, а на улице ноябрь месяц. Хозяйка порылась в сундуке и дала мне нижнюю рубашку своего сына Васьки. Так я носила васькину рубаху до тех пор, пока не попала в Москву.