Выпили.

- Ты, видать, в рубашке родился, - повеселел Жора. - Тяжелый ящик-то?

- Килограммов пять-шесть будет.

- Господи! - Он сорвался с места, суетливо забегал по комнате. Господи, шесть килограммов! Да ты соображаешь, что значит шесть килограммов?! - Внезапно остановился, пошатнулся, осел на диван. - Ты, конечно, открыл?

Игорь догадался, о чем подумал напарник.

- Да не бойся, не взял я оттуда ничего.

Волонтир сощурил глаза:

- Ты не бойсь, я проверю. - И слегка заплетающимся языком повторил: Проверю... Думаешь, забыл я? Все помню, сколько чего...

Разлив оставшуюся водку, Игорь заглянул в холодильник и достал еще одну бутылку.

- Не волнуйся, все на месте. Разделим по-честному, Джордж, как договаривались...

С каждой минутой Волонтир хмелел все сильнее. Спустя полчаса, обнимая Игоря, допытывался:

- Ну скажи, скажи, колец много?

- Не считал, - отвечал Красильников, стараясь освободиться от его цепких объятий.

- Да я не спрашиваю, сколько штук. Ты только скажи: много? Только не ври, я помню. Они в связках были, на шпагат продеты.

Игорь, не вскрывавший ящик, мысленно прикидывая его вес, поддакивал:

- Много, много. Нам с тобой хватит.

- А камешки в парусиновом мешочке есть?

- Есть.

- А десятки золотые?

- Навалом, - говорил он и сам почти наяву видел россыпь золотых монет.

В половине второго ночи Жора, едва двигавшийся от выпитого, неожиданно резво кинулся к двери, запер ее, а ключ опустил в брючный карман.

- Ты вот что... не обижайся, парень... Будешь сидеть тут, со мной. До утра... Вместе пойдем... Вместе...

Он свалился на диван и, похоже было, потерял сознание.

Игорь, чуть не плача от досады, с ненавистью смотрел на полуоткрытый Жоркин рот, из которого вырывалось хриплое, нездоровое дыхание, искал выход, и когда решение пришло, оно показалось ему единственно разумным, снимающим все проблемы. Да, это и есть финиш, его финиш. Бег на длинную дистанцию закончился, позади остались Антоны и Тамары, Лены и Жоры, а ему наградой - золото...

Не колеблясь, он вытащил из кармана лежавшего без движения Волонтира ключ, отпер входную дверь и, обернув носовым платком пальцы, крутанул до отказа ручки газовой плиты...

СКАРГИН

Дом, как и ожидалось, был пуст. Теперь он стал точной копией второго - таким же заброшенным и обветшалым. По двору, повернувшись к нам мордой, пробежала собака с уныло опущенным хвостом. Холодная пустота подъезда была наполнена звуками, и каждый из них будто напоминал, что во всем здании не оставалось ни души. Где-то на втором этаже вовсю гуляли сквозняки, стукнула оконная рама - может, в квартире Ямпольской?..

В прихожей я первым делом подошел к двери справа. При ярком свете переносной лампы, которую притащил из машины Логвинов, увидел то, что из-за темноты не разглядел в первый раз - листок с росписью и круглой печатью. Края его были надорваны.

Несколько вспышек блица, и мы прошли в квартиру Щетинниковой. Странно было видеть единственную меблированную комнату в покинутом жильцами доме. Сбоку стоял торшер, вплотную к нему - столик, шкаф для одежды. По другую сторону - швейная машинка и кровать. Четкого представления, что именно следует искать, я не имел, подсказала сама обстановка: при осмотре в глаза бросились четыре лунки на полу, свидетельствовавшие, что на этом месте долгое время стояла кровать. Ее передвинули к противоположной стене, и передвинули, по некоторым безошибочным признакам, совсем недавно.

Логвинов уже занимался отпечатками пальцев, а я внимательно осмотрел мебель и пол. Ничего подозрительного, кроме крошечных осколков кирпича в разных углах комнаты, не обнаружил. С помощью понятых мы отодвинули кровать, и здесь, в кафельном монолите стены, увидели нечто интересное. В пятнадцати сантиметрах от плинтуса кафель был выбит и место это неаккуратно замазано белым веществом.

- Алебастр, - определил Сотниченко, когда мы, выполнив формальности, стали ковырять слой замазки.

Он был тонким, этот слой, зато тайник, скрывавшийся за ним, оказался прочным и вместительным, сделанным на совесть. Никто из нас не надеялся найти в нем что-либо; напротив, с первой минуты было ясно, что до нас здесь уже побывал кто-то. Собственно, гадать не приходилось: Красильников!

Оставалось узнать, за чем так долго и настойчиво охотились наши "кладоискатели", за что поплатился жизнью Георгий Волонтир.

На обратном пути я обдумывал создавшееся положение. Утром девятнадцатого Красильников ездил к матери, чтобы оставить у нее "коробку". Надо полагать, "коробка" и была тем искомым кладом из тайника. Светлана Сергеевна отказала ему. И он уехал. Куда? На что ушло у него время между девятью и половиной одиннадцатого? Где провел Красильников полтора часа? Где спрятал свою "коробку"?

Все замыкалось на Тане - таинственной знакомой Игоря.

Она занимала меня и раньше - девушка, промелькнувшая в свое время перед заплаканными глазами Елены Ямпольской, проскользнувшая мимо рассерженной Светланы Сергеевны, звонившая в ателье Харагезову...

Совместными усилиями уголовного розыска и народной дружины удалось отыскать шофера такси, в машине которого утром девятнадцатого января Красильников прикатил на работу. Шофер хорошо запомнил маршрут - они ездили в пригородную зону, и там, у девятиэтажного блочного дома, он больше сорока минут ожидал парня в пальто из искусственного меха. По фотографии шофер, не колеблясь, опознал Красильникова.

Установить личность Тани, располагая такими данными, было делом одного часа. Но посетить мы ее не успели. Вчера студентка третьего курса педагогического института Татьяна Филипченко лично явилась в районный отдел внутренних дел. Ее, как мне потом говорили, сопровождал долговязый светловолосый парень. Он и нес тяжелый, обернутый двумя листами ватмана пакет. Поступок Тани Филипченко понять нетрудно: месяц она выжидала, опасаясь наводить справки о внезапно исчезнувшем Игоре, потом все же решилась и, когда узнала, где в настоящее время находится ее приятель, струсила и принесла "коробку" нам...

Поздно вечером мы собрались в кабинете прокурора.