Сказать, что овцам требуется целый комплекс профилактических санитарных мер, - значит, выразиться весьма сдержанно. Ни одно животное, исключая разве человека, не нуждается в таком интенсивном и непрерывном врачебном наблюдении. Собственно говоря, учебники битком набиты описаниями овечьих болезней, названия которых, как правило, практически непроизносимы, и диагностировать их по большей части возможно только в процессе вскрытия. Грубо говоря, овца - золотая мечта паталогоанатома, но ночной кошмар практикующего ветеринара, - если, конечно, не держать все эти болезни под контролем.

"На больной овце сразу можно ставить крест, - как-то раз объявил Карни Сэм Дженкинс на своем ежедневном семинаре для завсегдатаев универсального магазинчика при бензозаправке миссис Руби Маккорд. - Овца как родится, так сразу и начинает искать местечко, где бы копыта откинуть".

Заявление Карни касательно того, что больные овцы выздоравливают редко, имело под собою некие основания. Овцы от природы наделены стадным инстинктом в значительно большей степени, нежели другие животные; и этот самый стадный инстинкт не позволяет им отделяться от собратьев, даже если они тяжело больны. И пастух, скорее всего, не заметит никаких признаков недуга до тех пор, пока болезнь не зайдет достаточно далеко, став неизлечимой. Это при том, что большинство животных склонны уединяться, когда заболевают или собираются принести потомство.

Я всегда считал, что есть на свете определенные виды работ, в которых всяк должен непременно поучаствовать, прежде чем ему дозволено будет наслаждаться "жизненными благами". Привести в порядок изгороди, поймать несколько тысяч бройлеров в пыльном курятнике, нарубить дерева на неделю в сосновых лесах южной Алабамы, причем в августе, и какое-то время вручную собирать хлопок на каменистом поле, - это лишь несколько примеров. Выведение глистов и обрезка копыт у целого овечьего стада так и напрашиваются в помянутый список.

Если бы процесс сводился лишь к тому, чтобы попросить курчавую пациентку открыть рот для пары впрыскиваний малоприятного глистогонного снадобья, это была бы не работа, а сплошная забава. Но овцы терпеть не могут, когда покушаются на их пасти; так что едва распылитель с глистогонным приближался к морде, животные переставали блеять и делали вид, что у них как раз случился острый спазм жевательных мышц. Впридачу к подлой симуляции, их шерстяные шубки зимой отсыревают, летом - нагреваются, а осенью полным-полны острых, как иголочки, колючек; так что час-другой бродить среди овец, сражаясь с упрямицами, - опыт отнюдь не из приятных.

Для того, чтобы обрезать овце копыта, животное необходимо усадить в особую позу на манер Будды. Разумеется, эта процедура ей нравится ничуть не больше, чем покушения на пасть, так что овца принимается что есть силы выкручиваться и вырываться, стремясь вернуться в нормальное положение: чтобы все четыре ноги твердо стояли на земле. К счастью, овцедержатель опытный и стойкий обычно в силах убедить овцу, что в ее же интересах во время педикюра сидеть тихо. Если не подравнивать копыта по крайней мере раз в год, особенно в южных штатах, роговая ткань непомерно разрастется и у животного возникнут затруднения при ходьбе. Длинные, разросшиеся копыта также чреваты тем, что овца того и гляди подцепит копытную гниль, - это заболевание приводит к сильной хромоте и порою достигает размаха эпидемии.

Я с радостью отметил, что Ронни привел на подмогу двух подручных, подростков Эда и Калвина. К сожалению, эти юные завсегдатаи бильярдной, обладатели нежных, лилейно-белых ручек, о мозолях отродясь не слышали, и овец видели впервые, если, конечно, не считать картинок в книжках воскресной школы при Баптистской церкви.

Я по-быстрому собрал все мои глистогонно-обрезочные инструменты и, перескочив через забор, окунулся в колышащееся море мохнатых созданий. Ронни последовал моему примеру и мигом ухватил первую подвернувшуюся под руку овцу, демонстрируя Эду и Калвину, что от тех требуется.

- А ну, бегом сюда, парни! Никто вас не укусит! - крикнул Ронни. Когда же подростки принялись оглядываться в поисках ворот, вместо того, чтобы перемахнуть через забор, я понял, что разумнее было бы оставить их в городе гонять бильярдные шары. Зачастую проще все сделать самому, нежели полагаться на бестолковых, неуклюжих помощников, что только путаются под ногами.

Ронни взял на себя поимку овец, а я принял командование над Эдом и Калвином.

- Эд, хватай вон ту! Да не упусти же! - орал я.

- Калвин, а ну, за дело; хватит в носу ковырять! Время-то идет! вопил Ронни.

- Док, вы мне эту дрянь на руку пролили. От нее, часом, вреда не будет? - тревожно спрашивал Эд, вытирая перемазанную зеленой жидкостью ладонь об овцу.

- Не-а, наоборот, еще лучше насобачишься в пул играть! - заверил я. У тебя, часом, глистов нет?

- Это у меня-то? Нет, откуда бы!

- Ты так уверен? Я слыхал про одного парня из Миссисипи, так у него в кишках сидел ленточный червь длиной все десять футов. Доктор посоветовал испробовать на нем овечье глистогонное: дескать, либо помрет, либо поправится.

- И... что? - осведомился Эд, продолжая счищать неаппетитную субстанцию с предплечья.

- Да выжил, как миленький! Еще и потолстел на пятьдесят фунтов! подтвердил Ронни.

Пригнув голову, я проворно принялся за дело, чтобы, чего доброго, не расхохотаться во весь голос над анекдотом про десятифутового глиста и дозу овечьего снадобья.

Собственно говоря, зеленое глистогонное зовется фенотиазин, и что до ленточных червей, на них он никак не воздействует, - ну, или почти никак. Зато у людей вызывает легкое раздражение, - особенно у рыжих и прочих обладателей чувствительной кожи. Всякий раз, когда я пользовал этим средством коров или овец, мне потом казалось, что под воздействием паров фенотиазина мое лицо и руки с тыльной стороны так и полыхают огнем. Позже кожа начинала шелушиться и немилосердно зудеть. Я часто гадал про себя, а так ли тяжко приходится слизистой оболочке овечьего желудка, как моему лбу.

Спустя какое-то время последняя овца получила свою дозу глистогонного, и все мы впервые за последние час-два обрели возможность распрямить затекшие спины и понаблюдать за овечьими ужимками. Одни, мрачно хмурясь, трясли головой и облизывали губы; другие пытались дотянуться до травки, растущей по другую сторону ограды, дабы избавиться от мерзкого вкуса во рту.