– Откуда у ночи такие громадные крылья? Посмотри, они заслонили все небо пустыни. Остались только маленькие отверстия для звезд. А звезды как низко повисли над нами! Вот если встану на того высокого верблюда и протяну руку к небу, непременно схвачу хвост Большой Медведицы и суну его за пояс. Хочешь, достану?..

Обернувшись к погонщику верблюдов, Якуб говорил это с лукавой усмешкой, заранее зная, что старик будет недоволен таким вольным обращением с небесными светилами. Но старый Абдулла молчал. Он ждал, что еще скажет его молодой хозяин, которому наука, верно, не пошла впрок.

А Якуб, примостившись поближе у костра и кутаясь в свой короткий халат, продолжал:

– Скажи мне, Абдулла, а что это такое – звезды? Это маленькие светильники, зажженные аллахом, или что другое? Посмотри, как они мерцают, словно улыбаются нам…

– Не гневи всевышнего! – рассердился Абдулла. – Какие там светильники! Это души умерших. Они хотят нам рассказать о райской жизни, уготованной на небе всякому праведнику. «Засуну за пояс»!.. Побойся аллаха!

Не переставая ворчать, старый Абдулла готовил для костра ветки саксаула. Он ломал их на части, а когда собрал охапку, бросил ее в костер. Погасшее было пламя с веселым треском оживилось и вдруг осветило спящий лагерь, морщинистое лицо Абдуллы и смеющиеся глаза юноши.

– Засуну за пояс, Абдулла, вот посмотришь…

Ежась от ночной прохлады, Якуб кутался в свой халат, грел ноги у костра и с наслаждением вдыхал прохладный воздух ночной пустыни. Было холодно после знойного дня. Как только солнце спряталось за дальние барханы, дневной жар сменился прохладой, и ветер принес сюда, к раскаленным пескам, аромат цветущих садов Хорезма. Позади была столица Хорезма, Гургандж, а впереди – город южного Хорезма Кят, куда держал путь караван Мухаммада ал-Хасияда. Бухарский купец возвращался из далекого царства Булгар.

Сейчас Мухаммад остановился на отдых. Широкая караванная тропа, взрыхленная тысячами верблюжьих ног, осталась в стороне. На рассвете верблюды пойдут по ней, преодолевая застывшие волны песков. Далеко вокруг простерлась пустыня, голая мертвая земля. Якубу очень хочется спросить Абдуллу об этой странной, непонятной земле. И зачем это аллах создал такую злую землю, где нет воды и только одни пески? Почему он не приблизил сюда реки? Ведь в коране сказано, что все в руках аллаха!

Вчера на рассвете, когда они покинули караван-сарай, в Гургандже, в садах хорезмийцев цвели яблони и благоухали нежные нарциссы. А через час верблюды уже шли по знойной пустыне, которая начиналась тут же, у ворот хорезмийской столицы. Там, где была вода, где журчали арыки, там была жизнь; но почему люди должны своими руками добывать воду для орошения полей? Разве не мог об этом позаботиться аллах? Хотелось бы знать, почему так. Но кто ответит на этот вопрос? Старый Абдулла всегда твердит одно и то же. Он говорит о величии аллаха, создавшего мир. Но об этом уже много раз говорил мударис.[1] Спросить бы отца, но Якуб редко обращается к нему с вопросами. Отец всегда занят своими торговыми делами. Он слишком озабочен, и сыну кажется, что Мухаммад не замечает даже того, что делается вокруг него. Он с одинаковым терпением переносит ледяные ветры в горах, занесенных снегами, и зной необозримых песков. Правда, в минуту досуга Мухаммад любит поговорить о виденном, но это бывает редко. Слишком много хлопот в дальнем пути с большим караваном.

Однако Мухаммад внимательно прислушивался к разговору Якуба с Абдуллой. Когда они умолкли, он спросил:

– О чем ты размышляешь, сын мой? О своем путешествии или о звездах небесных? В пустыне мы всегда ближе к звездам – ничто не отвлекает нас. Сидя темной ночью под небесным шатром, мы стремимся разгадать неведомые тайны, скрытые от нас всемогущим аллахом. Один он помогает нам, смертным!

– Почему же всемогущий аллах не дал нам понять, как устроен небесный свод, из чего сделан камень, лежащий на дороге, и откуда берется гром?

Якуб вдруг оживился и засыпал отца вопросами. Во время путешествия этих вопросов становилось все больше и больше, а ответов не было.

– Одно мы узнаем из корана, другое – во время путешествий, – отвечал Мухаммад. – Путешествия помогли мне взглянуть на жизнь людей, доселе мне неведомых. Побывав в других странах, я увидел, как велики просторы земли и как бесчисленны племена, населяющие землю.

Мухаммад умолк и, приблизившись к костру, стал греть руки над жаркими угольками саксаула.

– Я хотел бы путешествовать, отец, хотел бы увидеть чужие страны. Многое показалось мне примечательным в пути. Вот, скажем, я и прежде слышал о таинственном царстве Булгар: Абдулла и ты рассказывали мне о людях этого царства, но то, что я увидел своими глазами, выглядит совсем иначе. Будто с глаз моих снята пелена и все вокруг засверкало яркими красками. Чудесно это! Вспоминаю я наше путешествие и спрашиваю себя: а был ли я в царстве Булгар? Или, может быть, это был сон?

– Должно быть, это не сон, если подо мной лежат мягкие шкурки белки и соболя, – ответил Мухаммад. – Я могу подтвердить: поистине мой Якуб побывал в этом далеком царстве. Теперь я вижу, ты уже не маленький. Ты мужественно перенес трудности пути. Я даже пожалел, сынок, что прежде не брал тебя с собой. Но если бы ты ездил со мной и не учился грамоте, то вряд ли я помог бы тебе снять пелену незнания. Не столько путешествие, сколько учение помогло тебе все увидеть, сынок. Знания еще пригодятся тебе, когда ты сам поведешь караваны в дальние страны, когда посетишь богатые города персов, побываешь в Китае, когда увидишь город мира – Багдад. Побывав в этих странах, ты многое узнаешь. Правильно говорил мне один китайский купец: «Лучше один раз увидеть, чем тысячу раз услышать».

– А скоро ты доверишь мне свои караваны, отец?

– Скоро, сынок. На тебя все надежды. Ты один у меня продолжатель торгового дела. Тебе известно, как почетно мое имя среди купцов мусульманского мира. Ты видел мои чеки в городах Хорезма и в Булгаре. Я жду, когда ты станешь моим помощником. Настало время покинуть медресе. Когда мы вернемся в Бухару, я доверю тебе торговлю шелками. Хочешь, сынок? Я заметил, ты в счете силен.

– Помилуй, отец, зачем торопиться? Я совсем недавно стал читать книги с должным пониманием. Семь лет мы только то и делали, что повторяли суры корана.[2]

– Чего же больше? Это и есть сокровищница знаний. Слава аллаху, к этому я и стремился. И разве коран не лучшая из всех книг? Скажу тебе, сынок, десять лет – немалый срок. Теперь уже нельзя тратить годы на чтение книг. Я меньше знал, когда вышел на трудный путь. Я только четыре года сидел над сурами корана. А ведь неплохо торгую. С молитвами всемогущему я успешно веду свое дело.

Якуб не соглашался с отцом, но не прекословил ему. Юноша знал, что отец не поймет его. Мухаммад ал-Хасияд постоянно внушал сыну, что торговля – это лучшее занятие для праведного мусульманина. Якуб думал иначе и потому был сдержан в беседе с отцом. Он умолк, притворившись спящим. Однако разговор этот огорчил юношу. Он понимал, что теперь ему уже не вернуться в медресе к старому мударису. Где же он добудет книги? И в медресе нелегко было получить книгу. Все зависело от мудариса: посчитает ли он нужным осчастливить одного из многих любопытствующих юношей. Когда старый мударис бывал в добром настроении, он мог даже сделать недозволенное: он мог дать книжечку стихов. Так случилось, что Якуб получил томик Рудаки и потихоньку списал полюбившиеся ему стихи. Он сделал это втайне от всех. Не полагалось в медресе заниматься стихами… «Как же будет теперь без мудариса?» – думал Якуб. Сейчас ему еще больше прежнего хочется приблизиться к книгам. Может быть, в них он найдет ответы на вопросы, что возникли во время долгого пути? Хотелось бы узнать о людях, которых он повстречал в чужих странах. В медресе Якуб слышал, что всякий царь заботится о том, чтобы деяния его были записаны. А если при каждом царе есть мудрец, который ведет летопись царских дел и событий, то, наверно, найдутся книги о царях булгар? Прочесть бы такую книгу и узнать о толстом, пузатом царе булгар! Да еще о том великане, которого никто не видел, а почему-то все говорят о нем. Еще в Бухаре, когда сверстники Якуба из медресе узнали о предстоящем путешествии Мухаммада с сыном, они сказали: