Близость и унизительная нелепость смерти сбили запрет.

– Я помогу вам, – раскрепощенно сказал мальчик. – Я помогу вам во всем. Послушайте. У вас вражда со штабами. Но вы уверены, что бункер неуязвим. Это не так.

– Что ты болтаешь?! – фальцетом выкрикнул министр.

– Это не так! В небе кружит сателлит-излучатель. Они задумали провести его прямо над нами.

– Откуда узнал?! – хрипло спросил командующий.

Это была самая большая мерзость, которую мальчик сумел придумать. Он не подозревал, что не лжет. То, что он все-таки смог солгать, заговорить с бешеными зверями на их языке, принять их условия игры, – наполнило его ощущением странной пустой свободы.

Он холодно улыбнулся под холодной прозрачной пленкой.

– Экстрасенсорное считывание, – сказал он, и сейчас же министр вскочил с воплем:

– Загляни в его глаза! Он же нас ненавидит!

– Заткнись, баба!! – прервал премьер, и в наступившей тишине, разрываемой лишь всхлипывающим дыханием министра, командующий отчетливо буркнул себе под нос: "Можно подумать, ты его любишь…" Премьер снова хлопнул ладонью по столу и сдержанно сказал:

– Продолжай, парень. Продолжай.

– Я хотел помешать им. Я хотел связаться раньше них с сателлитом и дать ему команду на разгон, чтобы навсегда увести от планеты. Это можно сделать со станции дальней связи, вы должны ее знать. Я понимаю компьютеры. Но перепрограммировать сателлит отсюда я не могу без этого прибора. Как смогут штабные специалисты – не знаю. Я – не могу.

– Что это за прибор?! – крикнул премьер. У него тряслись губы.

– Он и предназначен специально для составления компромиссных программ. Мой приемный отец построил его.

– Твой отец?

Мальчик назвал имя. Премьер бросил взгляд на министра. Тот, подтверждая известность и масштаб ученого, кивнул, потом глаза его расширились – он вспомнил.

– Что? – шепнул премьер.

– Он числится… в убежище штабов.

– Так, – сказал премьер и нажал кнопку. Вошел стражник. – Пусть парень подождет там.

Стражник приглашающе взмахнул автоматом. Мальчик покорно пошел к двери, говоря все громче:

– Я помогу вам! Затемно я вернусь, исследуйте меня, делайте что хотите, прибор я объясню вашим специалистам… Но сейчас – каждая секунда дорога, поймите!

Дверь закрылась.

– Я не верю, – сказал министр.

– Какие у тебя данные по этим делам?

– Никаких. О намерении штабов использовать сателлит мне не известно.

– Возможность скомандовать ему такой маневр с какой-то станции дальней связи очень проблематична. Разве что этот прибор чертов действительно…

– Но сателлит-то существует?! – яростно спросил премьер.

– Да, – сказал министр после паузы.

Премьер прерывисто вздохнул.

– Всех электронщиков сюда, – сказал он, вставая. Подошел к прибору и положил на него ладонь. – Мур-р. Вот тебе и мур-р.

– Этот сателлит… – проговорил командующий. – Он бы нам оч-чень пригодился.

– То-то и оно, – задумчиво ответил министр.

И в этот миг запел зуммер селектора. Премьер, скривясь, щелкнул переключателем.

– Что там еще?

– Господина министра внутренних дел вызывает дежурный офицер внешнего наблюдения.

– Здесь премьер. Министр тоже слышит. Докладывайте.

– Извините, господин премьер… Пост "У" сообщает, что в направлении на запад в поле его зрения прошел на большой скорости легкий вездеход сил комитета штабов.

– Куда-куда? – дрогнувшим голосом переспросил премьер, в то время как министр лихорадочно раскатил на столе коротко прошуршавшую карту.

Офицер назвал азимут. Командующий уже летел к карте с линейкой и циркулем.

– Где транспортир? – свистяще спросил он министра. Тот захлопал в ворохе бумаг на углу стола, листы полетели на пол.

– Поскольку такие поездки в вечернее время – факт необычайный, я решил побеспокоить немед…

– Сколько человек в машине?

– Это, конечно, разглядеть невозможно, господин премьер. Вездеходы такого класса нормально берут четверых.

Командующий поднял от карты побелевшее лицо.

– Это к антенне, – тихо сказал он.

– Ну вот, – проговорил премьер и сощурился.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ВЕЧЕР

ОТЕЦ

Заходящее красное солнце било профессору в глаза. Вездеходик бросало на ухабах, фонтаны песка и пыли хлестали из-под широких колес, и плотная пелена, клубясь, надолго вставала сзади.

Начальник спецслужбы лишь пожурил профессора. Выразил озабоченность, пообещал лично проконтролировать лечение жены, обеспечить отдельную палату и особый уход. Осторожно предложил несколько нелепых вариантов поведения на случай встречи с Мутантом. Попытался навязать охрану. Предупредил: на станции свой котел, свое убежище – не исключено, что кто-то выжил. Профессор согласился прихватить автомат.

Почти не замечая мира, – только после года в подземельях кружилась от залитого светом простора голова, – профессор вел машину, прикидывая этапы предстоящей работы. Он собирался в определенном смысле облегчить себе задачу. В случае установления контакта с сателлитом он дал бы программу на его уход и постарался бы так ее построить, чтобы первым маневром выжечь горючее. Опасность применения сателлита любой из группировок была бы, таким образом, полностью ликвидирована. Профессор понимал, что община обречена, но хотя бы эту игру, волей случая оказавшуюся в его руках, он твердо решил поломать.

Красное солнце давно закатилось, а голубое, чуть порыжев, чуть сплюснувшись, купалось низко в оранжево-сером дыму заката, когда профессор подрулил к приземистому куполу станции. Бронированные створки у вершины были раздвинуты, и полувыдвинутая сложная конструкция антенны четко рисовалась на фоне далекого неба. Вход был отчетливо виден – темный квадрат, открытый, словно гостеприимный капкан. Вездеход, замедляясь, накатом въехал в густую тень и остановился у груды обломков и стоящих дыбом исковерканных перекрытий, в которую превратилось, очевидно, какое-то вспомогательное здание.

Некоторое время профессор сидел неподвижно в теплой кабине. Как-то вдруг он понял, что ненавистная секция в ненавистном блоке была, как ни крути, его домом, – а теперь вокруг был необозримый, мертвый, загадочно молчащий мир. Мимолетно профессор пожалел, что отказался от охраны. Потом вдруг захотел, чтобы стая крыс бросилась из развалин и уняла боль. Откинул дверцу. В кабину хлынул холодный воздух.

Профессор спрыгнул на песок. От тишины звенело в ушах, бухала кровь. Небо в зените было густо-зеленым, а над западным горизонтом широко парили серо-малиновые тлеющие крылья. И тут донеслись голоса.

…Под прикрытием полуосыпавшейся стены два одетых в лохмотья мальчика лет семи играли во что-то на песке. У того, кто кидал, левая рука болталась иссохшей плеточкой; тот, кто следил, высунув от напряжения язык, весь изглодан был лучевыми язвами – голые ноги, голые руки в трескающихся струпьях, запекшийся гной на пол-лица. Он угрюмо сказал:

– Моя.

– Дурак, – беззлобно сказал сухорукий, – у тебя корка в глаз заросла. Ты другим глянь. – Он что-то показал на песке растопыренными пальцами.

– Моя, – упрямо сказал мальчик в язвах.

Сухорукий добродушно рассмеялся и тут заметил профессора.

– Ой, секи.

Некоторое время они без особого интереса разглядывали профессора, потом сухорукий сказал нетерпеливо:

– Ну, кидай.

– Клопы, – донесся из глубины голос постарше, – ужинать!

Мальчик в язвах, вскочив, хлопнул себя по животу ладонями. Сухорукий оказался не столь бодр.

Как в трансе, профессор двинулся за ними – оступаясь на вывертывающихся из-под ног обломках, вошел внутрь, сунулся в узкую щель. За нею открылась другая комната, в ней было даже подобие потолка, – под треснутой, опасно перекошенной железобетонной плитой сидела на коленях маленькая девочка в драном мужском пиджаке на голое тело и, едва разлепляя трепещущие от холода губы, баюкала безголовую куклу.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: