Этому же человеку не было никакого дела до Кришны, Рамы или кого-то еще. Он просто жил своей жизнью, но жил ею так, как и следует жить — с любовью, с красотой, с музыкой, с поэзией. Его жизнь сама по себе была блаженством, и Кришне пришлось принять решение: «Этот человек нуждается в моем посещении».

Вы видите — этот человек совершенно не думает о Кришне, а вот Кришна чувствует, что этот человек заслуживает посещения.

Кришна явился посреди ночи, чтобы не создать переполох в городе. Он увидел, что дверь открыта, и вошел в дом.

Мать этого человека была очень больна, и он как раз массажировал ей ноги. Кришна приблизился к нему сзади и сказал: «Я — Кришна. Я пришел, чтобы дать тебе аудиенцию, даршан».

Человек сказал: «Ты выбрал неподходящее время, я массажирую ноги моей матери».

А рядом с ним лежал кирпич, он отодвинул кирпич назад — он даже не оглянулся, чтобы посмотреть, кто такой этот Кришна, — и сказал Кришне, чтобы тот встал на кирпич, а когда он закончит свою работу, он поговорит с ним.

Но он был так поглощен массажем ног своей матери, — так как она почти умирала, — что прошла вся ночь, а Кришна все еще стоял на кирпиче.

Кришна подумал: «Что за нелепость! Люди всю свою жизнь распевают: «Харе Кришна, Харе Рама», — но я никогда не прихожу к ним. И вот я пришел сюда, а этот дурак даже не оглянулся, не предложил мне сесть, а сказал, чтобы я стоял на кирпиче!»

А затем наступил рассвет, стало восходить солнце, — и Кришна испугался, что его могут увидеть люди.

Рядом с домом проходила дорога, а дверь была распахнута, — если бы люди увидели его, он бы попал в неприятное положение, собралась бы огромная толпа.

Поэтому он исчез, а вместо него на кирпиче осталась стоять его каменная статуя.

Когда мать этого человека заснула, он обернулся и сказал: «Кто тот человек, который беспокоил меня ночью?»

И он обнаружил лишь статую Кришны.

Собрался весь город — все хотели узнать, как это произошло, — ведь случилось чудо!

Он рассказал о том, что произошло ночью.

Люди сказали: «Ты — странный человек. К тебе приходил сам Кришна, а ты оказался таким дураком! По крайней мере ты мог бы предложить ему сесть, накормить и напоить его. Он же был гостем».

Он сказал: «В тот момент у меня под рукой не было ничего, кроме этого кирпича. И когда я делаю что-то, я полностью отдаюсь этому. Я не люблю, когда мне мешают. Если он так заинтересован в том, чтобы я его увидел, он может прийти еще раз, а я никуда не тороплюсь».

И та статуя до сих пор стоит на кирпиче в храме Биттхала.

Тот человек действительно был великим человеком — его не интересовали никакие награды; он настолько глубоко погружался в каждое свое действие, что само действие становилось наградой. И даже если приходит Бог, награда, исходящая из тотальности действия, больше, чем Бог.

Никто не истолковывал эту историю так, как ее толкую я, но вы же видите, что любое другое толкование абсурдно.

Поэтому просто забудь все о духовности, просветлении, Боге — они сами о себе позаботятся. Это их дело. Они сидят там без клиентов.

Тебе не надо беспокоиться; делай с жизнью самое лучшее, что ты можешь с ней сделать, — вот твое испытание, вот твое вероисповедание, вот твоя религия.

А все остальное последует само по себе.

Это хитрый вопрос.

Я могу, пообещать, что не оставлю тебя. Единственная проблема заключается в том, что, если ты захочешь оставить меня, тогда ты обнаружишь, что это очень трудно — я не позволю тебе оставить меня!

Поэтому отныне тебе вот чего следует бояться: я исполню мое обещание в любом случае — независимо от того, будешь ты этого хотеть или нет!

Итак, если это рассеет твой страх — очень хорошо.

Для меня это не проблема, я могу дать обещание.

Я просто не хочу стеснять чью-либо свободу. Я хочу держать дверь открытой; если ты захочешь уйти, я не хочу закрывать ее.

Но если таково твое желание, тогда дверь закрыта — и заперта! Теперь в следующий раз не говори мне, что ты боишься того, что если тебе захочется уйти, ты не сможешь этого сделать.

Обещание есть обещание!

Я передумал.

Ананд Йешвант, вопрос, который ты задал, заключает в себе многое. Это много вопросов в одном вопросе.

Во-первых, ты говоришь, что в шестьдесят лет ты являешься двухлетним ребенком в том, что касается санньясы. Это напоминает мне об одной древней традиции на Востоке. Раньше мы считали возраст человека с того дня, когда он был посвящен в санньясу, а не с того дня, когда он появился на свет. Ибо рождение вовсе не обязательно превращается в жизнь; гораздо чаще оно превращается просто в растительное существование.

Есть капуста и есть цветная капуста, но разница между ними невелика.

Знатоки говорят, что цветная капуста — это капуста с университетским дипломом.

Но большинство людей просто ведет растительное существование; они не живут, они не вступают в контакт с живительными водами жизни. Они дышат, они стареют, но они никогда не становятся зрелыми. Между их рождением и смертью проходит горизонтальная линия. Нет пиков восторга, нет залитых солнцем вершин экстаза. Нет глубин любви, покоя, безмолвия. Есть просто горизонтальная, плоская рутина от колыбели до могилы.

Ничего не случается. Они приходят и уходят.

Говорят, что большинство людей осознают, что они были живы, только тогда, когда умирают — ибо жизнь была такой плоской, такой бесцветной. Она не была танцем, она не была красотой, она не была благословением; в сердце не было благодарности: «Существование выбрало именно меня, а не кого-то другого. Без меня Существованию чего-то немного недоставало бы. Нет никого, кто может заменить меня; я занимаю уникальное положение, хотя я никогда его не просил, я не заслужил его. Это — истинный дар, идущий от избыточности Существования».

Так случилось, что у Гаутамы Будды была встреча с одним из наиболее разумных императоров того времени. Во время их беседы к ним подошел некий престарелый санньясин — ему, должно быть, было лет семьдесят пять, — чтобы припасть к ногам Будды.

Он попросил императора простить его за то, что он нарушил их беседу, так как он сделал это по необходимости.