- Это, ребята, Симон дю-А. Не смотрите, что молодой. Он из питомника вундеркиндов.

- Дворца талантов, - тихо, но твердо поправил его дю-А.

Федер, мягко говоря, не любил, когда его поправляли. Скрывал, что не любит, но не любил. А новый математик пробора, чтобы уж до конца поставить точки над "i", а заодно и над всеми остальными буквами тоже, произвел телодвижение вбок, и начальственная кисть глупо зависла в воздухе, чему мы, с одной стороны, жутко обрадовались (какое-никакое, а все же начальство), а с другой стороны - за Федера своего обиделись. Но командир не смутился. Как ни в чем не бывало он придвинулся к строптивцу поближе, снова ухватил его, на этот раз уже за другое плечо, и продолжал:

- У него, ребята, большой опыт работы с городскими сетями контроля, да еще три года на вольном космосе. Три с половиной, - поправился он с необычайной предупредительностью, видя, что дю-А снова хочет что-то сказать. - Так что прошу во всем его слушаться и без дела не обижать.

И тогда новый старший математик пробора Симон дю-А сказал:

- Здравствуйте.

И широко улыбнулся.

Уж не знаю, стоило ли. Я уже говорил о его улыбке, но тогда она была для нас в новинку - и всех ошарашила. Дю-А растянул губы так, как будто у него во рту стряслось что-то неладное. Да и растянул, честно говоря, плохо. Правый угол рта уполз дальше, чем левый, а левый к тому же еще и дрогнул - сразу видно, что новичок взялся за выполнение непривычной задачи.

Спустя год Лимиччи скажет, что, как только дю-А улыбнулся, он сразу его раскусил, потому что хороший человек так не улыбается, потому что хуже и фальшивее улыбки он в жизни не встречал. Может, и так. Но это он потом говорил. А в момент знакомства он то ли не до конца проникся к дю-А отвращением, то ли умело свои эмоции подавил (что совсем уже невероятно), так как первым из всех нас подошел к новенькому, с привычной осторожностью пожал ему руку, отчего тот скривился, потом вгляделся в него и вдруг завопил:

- Вот так штука, ребята! Да он точь-в-точь наш Пан Генерал!

И здесь я наконец вспомнил, где видел это лицо. Нет, я не говорю, что один к одному, я потом понял, что мы даже совсем не похожи, что у него взгляд другой, мимика другая, повадки, но если бы мне вдруг вздумалось всех своих ребят посчитать за ничтожества, скроить подходящую случаю мину и в таком виде заморозиться на десяток секунд - любой бы сказал, что сходство необыкновенное, просто даже и не вообразишь себе, какое сходство.

Остальные ребята слабо прореагировали: кто хохотнул натянуто, кто головой качнул, дескать, ну и ну. У всех звенело еще в ушах имя Жуэна, произнесенное перед стартом по милости дурака Элерии, всех еще свербили предчувствия, им было наплевать, похож на меня старший математик пробора или не похож.

А тут и "Биохимия" стала вылезать из ангара. Федер скомандовал сбор, все двинулись к ней. Дю-А наклонился к своему баульчику, собрался было тоже идти, когда увидел, что я его поджидаю. Если не считать Лимиччи, то, наверное, меня единственного не волновали дурные страхи. Я шел к нему. Я улыбался во весь рот. Я протягивал ему руку.

- Привет, - сказал я ему. - Массена. Лестер Массена. Можешь звать просто Лес.

- Очень приятно, - кисло отозвался дю-А и поднял наконец баульчик.

Я глупо улыбнулся и спрятал руку в карман.

- Это... - Я не знал, что говорить дальше. - Надо же, действительно сходство какое! Может, и родные найдутся общие? Ты сам откуда?

И тогда новый математик сказал:

- Вот что. Прошу запомнить: у меня нет и не было никаких родственников, тем более с кем-нибудь общих. Полагаю, случайное сходство - еще не повод для панибратства.

И твердо кивнул, и унес свой баульчик, скотина такая.

Кхолле Кхокк, задушевнейший Кхолле Кхокк - он был добрым со всеми, до неприличия добрым. Он был единственным, кто сам вызывался ходить в паре с Каспаром Беппия - до одного, правда, случая, когда Каспар над ним малость поиздевался. Точнее, не над ним, а над одной зверушкой, очень милой, но ядовитой и слегка психованной. Я не помню ее названия по каталогу (пару раз всего и слышал), а между собой мы звали ее "перчатка" - и представить сейчас не могу, почему. Вообще-то она на белку похожа.

Каспар был глуп и не ценил доброго отношения. Федер послал их на мыс, где, по нашим данным, бродил бовицефал, или "ведмедь", очень ценная зверюга с уникальным мехом - объект охоты. Охотники... но о них после. На нашем острове что-то очень мало бовицефалов, не так, как в остальных землях Галлины. Поэтому мы перед главной фазой пробора - прочисткой должны были их всех до одного отловить, чтобы случайно не уничтожить, а затем запустить снова. Никакого бовицефала Каспар и Кхолле не обнаружили, зверь не такой дурак, чтобы на одном месте сидеть, куаферов дожидаться. Уже на обратном пути, оба злые, они встретили перчатку. Та сидела на дереве, которые на Галлине страшно высокие, не в пример земным, на самой верхушке, и что-то там грызла. Кхолле Кхокк решил ее зафиксировать, потому что "Средняя фауна" давно уже к нам ко всем приставала насчет перчатки (какие-то свои идеи они на этих перчатках проверить собирались - что-то насчет выживаемости в промежуточной эконише).

Кхолле выстрелил удачно: перчатка даже не дернулась и прямо к его ногам слетела, но упала не очень хорошо: за что-то зацепилась и свернула себе шею. Для "Средней фауны" в таком виде она, конечно, не годилась. Надо было ее либо уничтожить, либо оставлять так - пусть сама выкарабкивается, когда время фиксации кончится. Я говорю: они после неудачи с бовицефалом были сильно раздражены, особенно Каспар. Тот прекрасно знал о пристрастии Кхолле ко всем живым тварям, когда на них не надо охотиться, пристрастии, которое переходило иногда чуть ли не в сентиментальные слюни - недостаток, сколько я знаю, свойственный не только жестоким людям. Каспар решил поиздеваться над Кхолле Кхокком. Он разбудил перчатку и стал ее мучить. Я не буду говорить о том, как он ее мучил, я терпеть не могу Беппию, даже сейчас, когда от него только память недобрая остается. Да и не расспрашивал я, что именно он с ней вытворял.

- Перестань, - сказал ему Кхолле Кхокк. - Убей сразу.