Это взгляд с высоты сто тридцатого века. А тогда, в веке тридцатом, мы были так же наивны и легковерны...
Впрочем, попади предки в наш тридцатый век, они, вероятно, поначалу приняли бы желаемое за действительное. Ведь мы бы уверяли их, что живем лучше всех, что наше общество самое справедливое, гуманное, прогрессивное, и если бы не Кривые миры...
Но пращуры вовсе не потеряли бы головы от обилия и могущества техники. Рано или поздно они бы разобрались в ситуации. Им стало бы ясно, что совсем не жажда астральных открытий разбросала людей сначала по Солнечной системе, затем по Галактике. И что вовсе не Кривые миры повинны в наших бедах.
Сколько бы тогда ни уверяли предков, что мы самые счастливые, что преимущества нашей общественной системы очевидны и не нуждаются в доказательствах, они бы не поверили, а лишь убедились бы с горьким разочарованием: моральные устои человечества отнюдь не сделались крепче.
И кто знает, не прокляли бы они себя, а заодно и нас?
Сознавал ли это Лен? Думаю, да. Но в нем сочетались две, казалось бы, несовместимые ипостаси: мыслитель, болеющий за судьбы людей, и обыватель, которому "ничто человеческое не чуждо". О первой из них я в то время не подозревал, ее заслонила вторая. Не случись с Леном беды, он, возможно, так и остался бы обывателем...
* * *
Итак, правдами, а скорее, неправдами, отчим обеспечил новобрачных жильем, о чем большинство молодоженов в то время не могли и мечтать. Лен был счастлив, а я...
С самого начала мы с Риной невзлюбили друг друга, и немалую роль в этом сыграла ревность. К тому же меня бесили ее капризы. А Лен, сердцеед и баловень женщин, потакал ей во всем. Я не мог видеть, как он лебезит перед ней, не наделенной ни красотой, ни умом, ни добрым сердцем!
Первое время я изредка навещал их. При моем появлении Рина, поздоровавшись сквозь зубы, уходила в спальню. Если Лен не спешил вслед за ней, то через десяток минут оттуда доносились рыдания.
- Ринуся нездорова, - смущенно говорил Лен и бежал к жене..
Я поневоле выслуживал диалог:
- Ну не надо, р-рыбка, успокойся!
- Ты меня не любишь, злой, нехороший!
- Лоблю!
- Тогда зачем к тебе приходит этот... этот...
- Тише, Р-ринуля, умоляю!
- А я не хочу тише! Обещал ведь, обещал... И снова он!
- Ну не могу же я его выгнать...
Стало ясно, что Лен все больше тяготится общением со МНОЮ. И мы перестали встречаться...
Год спустя Рина родила. Лен забросил занятия. С лунапультой было покончено еще раньше, сразу после женитьбы.
Обо всем этом я узнавал от случая к случаю. Рассказывали, что Лен пошел работать, однако его заработки казались Рине оскорбительно маленькими, и он завербовался в испытатели спасательных капсул: помог опыт лунапультиста. Но при первом же спуске покалечился, к счастью, не сильно.
* * *
Прошло несколько лет. Я с трудом отвыкал от Лена. Замкнул круг, стал работать по специальности - космогонистом в Центре орбитального проектирования, наглухо засекреченном. А Лен... По слухам отчим пристроил его в свою фирму наладчиком импьютеров или кем-то в этом роде.
И все же окончательно забыть друга я не смог. нет-нет и проявлялись в памяти угловатая фигура, вихлявая походка (он словно шел на ходулях и боялся упасть), черные навыкате глаза, блестевшие даже в сумерках. А потом, как только что произносимые, слышались слова: "Да, я лириец и горжусь этим!" или: "Ну не могу же я его выгнать!"
Как-то я встретил одного из "равноправных".
- Привет!
- Привет!
- Как Лен?
"Равноправный" поморщился.
- Знать его не желаю!
- Ты? Лена? Да что случилось?
- Будто не знаешь! Этот ворон оказался врагом Галактики!
- Лен? Врагом? Не может быть!
- Ха-ха!
Почему-то именно это "ха-ха" меня убедило: с Леном несчастье. Но, вопреки обыкновению, я не поверил, что он враг Галактики, хотя память воспроизвела наш диалог: "Ты Его любишь?" - "Конечно, кто же Его не любит!" - "Я, например..."
Любит - не любит... Разве не любить Его - значит быть врагом?
Я сказал с укором:
- А ведь вы были друзьями!
"Равноправный" вздрогнул.
- Я был другом этого вонючего лирийца? По бабам мы с ним шлялись, что верно, то верно. Липли они к нему, заодно и мне перепадало. А дружок у него один - ты! - Он мерзко ухмыльнулся. - Может, и с тобой, как с бабой, забавлялся?
Я ударил его изо всех сил. За Лена, за себя и за тех женщин, о которых он сказал: "И мне перепадало".
Отлетев на несколько шагов, "равноправный" вскочил и, грозя кулаком, крикнул:
- Отправляйся к своему дружку на Черную планету! Там тебе место!
Какой подлец! А я? Тоже откажусь от друга? Тем более что есть, чем оправдаться перед совестью: разве не Лен пожертвовал нашей дружбой ради каприза Рины?!
Рина... Жена врага Галактики! От нее же все отвернулись! Каково ей сейчас...
И я поспешил к Рине. По пути обдумывал, что скажу ей. Выходило примерно так:
"Дорогая Рина! Мы не ладили, но сейчас это не имеет значения. Чем я могу помочь?"
Меня всегда раздражал беспорядок в жилище Лена. Мой друг пренебрегал опрятностью, как чем-то мало существенным. Но Рина была еще неряшливей и, плюс ко всему, обладала поразительной способностью приводить в негодность бытовые автоматы.
Поначалу Лен чинил их, но потом махнул рукой, и некому стало заниматься приборкой. Одежда Рины обычно бывала разбросана, использованная посуда из-под сублимированной пищи подолгу ожидала утилизации, постель весь день оставалась незастланной ("Зачем стелить?" - говорила Рина. - Ведь на ночь все равно придется расстилать. Это мне надо?").
Теперь же, - отметил я машинально, - в прихожей было прибрано, робот-привратник, прежде чем открыть дверь в гостиную, почистил мне ботинки. Из кухни донесся соблазнительный запах, и я вспомнил, что с утра не ел...
Рину трудно было узнать: она была одета аккуратно и даже, насколько я мог судить, изысканно.
- Дорогая Рина... - начал я заученно. - Поверь, я только сегодня узнал... Убежден, Лен ни в чем не виноват!
- Не виноват? А кто обрек меня на убогое существование? Сколько я натерпелась! - театрально всхлипнула она, но, тронув ресницы, мгновенно успокоилась и продолжала деловым тоном: - Вижу, ты действительно ничего не знаешь. Я больше не жена Лену. Живу с Полем.
- Что-о? - воскликнул я и рухнул в кресло: ноги меня не держали. - Ты живешь с Полем? Но он же старик!
Рина криво усмехнулась.
- Много ты понимаешь! Поль больше подходит мне как мужчина. Да что тебе объяснять, ты и бабы-то наверняка не имел! - В ее голосе прозвучали интонации Лена: чего-чего, а цинизма она у него набралась.
Видя мое возмущение, она сочла все же нужным оправдаться:
- Что мне оставалось делать? С голода подыхать?
Я огляделся.
- А сын где?
На минуту Рина смешалась, потом бросила с вызовом:
- Тебе-то что? По какому праву суешься не в свое дело?!
Видимо, выражение моего лица напугало ее.
- Но-но, не кипятись! Сын в хорошем месте.
- В интернате?
- Допустим. Ну и что, ты против коллективного воспитания?
- Я сам из интерната.
- Вот видишь, - сказала она, торжествуя. - не я одна отдала ребенка туда.
- Мои родители погибли.
Она передернула плечами.
- Считай, что я тоже погибла. Нет меня, слышишь?
В этот момент вошел Поль. Царственным жестом протянул руку.
- Живем, юноша?
Надо было плюнуть ему в лицо, отхлестать по холеным щекам. Но я сдержался. Руки не подал, молча ушел. И потом казнил себя презрением за это бегство.
* * *
Впервые мое мировоззрение дало глубокую трещину. Подсознательно я уже давно созрел для переоценки ценностей, но не спешил с ней в тщетной надежде уберечься от потрясения. Не так-то просто разрушить то, что с детства было осью, вокруг которой вращается нравственная Вселенная. Признать, что святыня на самом деле блеф, мираж, означало для меня катастрофу. И как я ни отодвигал ее, она наступила.