- Кто? - Санька сжал кулаки.

- Я! С заводом не уехал, на фронт не взяли... Сиди тут!

Степан пнул ногой консервную банку, из которой Санька поил голубей. Банка закувыркалась в воздухе, звякнула о камень где-то во дворе. Степан охнул и схватился за босую ногу.

Санька засмеялся.

- Чего смешного?! - рявкнул Степан, взглянул на обиженно засопевшего Саньку и зло сказал: - Заплачь! Или мамку позови!

Санька отвернулся и засопел еще громче.

Так они и сидели у голубятни. Как два нахохлившихся голубя.

Потом Санька сказал:

- Глафира идет.

- Ну и что? - не повернул головы Степан, но скулы у него напряглись, и он незаметно метнул взглядом в Саньку: просто ли тот сказал или с подковыркой? Но Санька сидел мрачный, и Степан краешком глаза покосился на пустырь.

Идет! Ситцевое платьишко в горох - такое же, как у тети Кати, только горошины помельче - обтянуло ветром, и она коленями отбрасывала мешавший шагать подол. Голова откинута назад - то ли гордая такая, то ли коса тянет. Вышагивает мимо битого кирпича и бурьяна, как Вера Холодная!

Степан шумно выдохнул воздух.

- Ты что? - посмотрел на него Санька.

- Курить охота... - буркнул Степан, круто отвернулся - даже шея заболела - и уселся спиной к двору.

Санька ничего не сказал, только хмыкнул, лег на живот, свесил голову вниз и крикнул:

- Глафира!

- Ау! - Глаша увидела Саньку и обрадовалась. - А я вас смотрю. Степа где?

Степан не шевельнулся. Только повел лопатками под застиранной рубахой.

- Здесь, - кивнул на его спину Санька. - А тебе чего?

- Гимназист у нас объявился!

- Что?! - Степан рывком встал на крыше сарая. - Где гимназер?

- У булочной стоит, - запрокинула голову Глаша.

- Один?

- С Кузей.

- Дерутся?

- Разговаривают.

- Какие могут быть разговоры? - возмутился Степан. - Бить их надо!

Он разбежался и прыгнул с крыши. Глафира охнула, но Степан чудом удержался на ногах - только пятки загудели! - небрежно провел пятерней по давно не стриженным волосам и бросил через плечо Саньке:

- Пошли, Чижик!

Санька примерился было тоже спрыгнуть, но раздумал и шариком скатился по самодельной приставной лестнице, на ходу засучивая рукава. Глаша покосилась на него и негромко заметила:

- Он вроде ничего. Вежливый такой...

Степан поплевал на ладони и мрачно ответил:

- Я тоже вежливый.

Поддернул штаны и, размахивая руками, зашагал к пустырю.

Санька побежал за ним. Глаша постояла, подумала и двинулась следом...

Женька Горовский стоял на чугунной тумбе и ораторствовал. Стоять было неудобно. Одна нога все время соскальзывала, и Женька хватался за низкую вывеску: "Колониальные товары. Петухов и сын".

Ни колониальных товаров, ни самого Петухова с сыном давно не было в Петрограде. На витрине ржавела железная штора, на дверях болтался амбарный замок. Только неизвестно для чего поставленная у входа чугунная тумба напоминала о тех временах, когда папаша Петухов сидел в лавке, а сын не вылезал из распивочных.

Теперь на эту тумбу взгромоздился Женька и, придерживаясь одной рукой за вывеску, а другой сжимая помятую гимназическую фуражку без герба, митинговал перед длинной очередью, которая выстроилась в булочной напротив лабаза.

В очереди стояли молчаливые женщины, привыкшие с весны семнадцатого к любым митингам и ораторам, но попадались подростки, и к ним-то была обращена Женькина страстная речь.

- Среди свиста пуль и грохота орудий, среди орошаемых кровью полей, среди развалин, среди слез рождается обновленное человечество!..

Женька перевел дух. Двое малышей-погодков, брат и сестра, смотрели ему в рот. Белоголовые, голубоглазые, с веснушками на курносых носах, они держались за подол материной юбки и терпеливо ждали, когда опять заговорит этот то ли большой мальчик, то ли маленький дяденька с блестящей пряжкой на ремне и такими же веселыми пуговицами на рубахе. Рядом с Женькой, у тумбы, стоял угрюмого вида парнишка в больших, не по росту, сапогах и потертом картузе. Он слушал Женьку и поглядывал по сторонам. Ждал кого-то или охранял, не поймешь.

Степан и Санька появились неожиданно. Перемахнули через соседний забор - видно, бежали огородами. Степан придержал рванувшегося вперед Саньку, неторопливо подошел к лабазу, отодвинул плечом парнишку в картузе и, сунув руки в карманы, остановился перед Женькой.

- В терновом венце страданий восстает из праха новая Россия, и мы, юноши, должны быть достойны ее! - заливался Женька. - Единым путем нам идти к высоким идеалам добра, братства и просвещения! Я призываю...

- Передохни. Захлебнешься, - посоветовал Степан и легонько стукнул Женьку ребром ладони под коленками.

Женька покачнулся на тумбе и пропахал бы носом по булыжной мостовой, но Степан подхватил его за ворот, поставил на ноги и сказал:

- Проваливай отсюда.

- Я не понимаю... - растерялся Женька. - Давайте будем лояльны!

- Чего? - переспросил Степан.

- Будем уважать друг друга! - храбрился Женька. - Я делегирован к вам группой учащейся молодежи. Мы протягиваем вам руку!

- Тебе сказано: проваливай, а то ноги протянешь! - Санька вынырнул из-под локтя Степана, размахнулся, но парнишка в картузе перехватил его руку.

- Контру защищаешь?! - вырвался Санька. - Ну, Кузя, получишь!..

- Они за революцию, за молодежь! - оттолкнул его Кузьма и обернулся к Степану: - Ты послушай.

- Слыхали! - сплюнул Степан. - Единым путем, говоришь, гимназер?

- Единым! - подхватил Женька. - Забыв прежние распри и разногласия. Рука об руку!

- Под ручку, значит... - подытожил Степан. - И куда идти?

- Не понимаю вопроса, - пожал плечами Женька.

- Идти куда нам, спрашиваю! - повысил голос Степан. - Путем этим твоим?

- А-а! - обрадовался Женька. - В светлое завтра России! Мы встретим его во всеоружии. Создадим свои цеха культуры. Будем коллективно посещать театры, выставки, организуем здоровые игры...

- Будут сейчас тебе игры! - пообещал Санька и опять было сунулся вперед, но Степан оттер его плечом и спросил:

- У тебя батя кто, гимназер?

- У меня? - удивился Женька. - Врач. А какое это имеет значение?

- Доктор, значит... - Степан упорно не желал изъясняться Женькиным высоким слогом. - Дышите, не дышите... Скажите: "а-а"... Платите деньги. А у него вот, у Саньки, отец без работы, мать с утра до ночи над чужим бельем спину гнет.