Девчушка застучала кулачком по его спине, а Колыванов сказал, глядя в свои бумажки:
- Предлагаю Настю Солдатенкову. Есть опыт.
Все захлопали в ладоши, Настя зарделась, пробралась к столу и села сбоку.
- Слово имеет Иван Емельянович Зайченко! - объявил Колыванов.
Опять все захлопали в ладоши, застучали ногами об пол.
Зайченко махнул рукой и негромко, как человек, который привык, что его слушают, сказал:
- Слова я никакого говорить не собираюсь... Просили меня поставить в известность о решении Петроградского комитета. Решили товарищи обязать всех членов партии и сочувствующих в возрасте до двадцати лет принимать активное участие в работе Союза.
- Ура! - закричал Степан. - Качнем дядю Ваню!..
Зайченко отбивался всерьез, но его быстро скрутила обступившая ребятня и принялась бережно, но сильно подбрасывать в воздух.
- Хватит!.. - сердито кричал Иван Емельянович, взлетая вверх и опять опускаясь на подставленные руки. - Довольно, говорю!
Из карманов его пиджака падали какие-то бумажки, очки в картонном футляре, связка ключей, последним вывалился наган с облупившейся от времени рукояткой. Бумажки, ключи, очки аккуратно подбирали девчата и передавали их Леше. Он складывал все перед собой на стол. Наган тоже подобрали. Алексей взвесил его на руке и сказал:
- А если бы кому-нибудь по башке? - И скомандовал: - Еще разочек - и хватит.
- Раз!.. - хором прокричали ребята, подбросили Зайченко выше дверной притолоки, подхватили и поставили на ноги.
- Продолжайте, Иван Емельянович, - вежливо предложил Алексей.
- Всю душу вытрясли! - пожаловался Зайченко, рассовал по карманам свое имущество и сказал: - Теперь такое дело... Просят питерцев наладить ремонт броневиков. Вы без работы заскучали, а тут на всех хватит. Инструмент и запасные части будут. Договорились?
- Для фронта сделаем! - опять закричал Степан.
- Ну и ладно... - кивнул Зайченко. - С деньгами только туговато. Харчишек, конечно, подбросим... - Помолчал и добавил: - По возможности.
На скамейках зашумели, переговариваясь, потом кто-то выкрикнул:
- Не на хозяина работаем!
- Факт!.. - поддержали его из рядов.
- Спасибо, - кивнул Зайченко и обернулся к Алексею: - У меня все, Леша.
Он присел к столу, а Колыванов объявил:
- Переходим ко второму вопросу...
В углу у дверей началась громкая возня. Кто-то пытался войти, его не пускали, слышались голоса: "Безобразие! Мы этого так не оставим!"
- Что за шум? - спросил Колыванов.
- Гимназисты приперлись! - сообщили ему из угла.
- Еще чего?! - Степан вскочил и, чуть ли не по головам сидящих, рванулся к дверям. - Гони контру!
- Степан!.. - попытался удержать его Колыванов. - Прекрати бузу!
Но за Степаном уже пробирался Санька, свистел в два пальца и еще успевал выкрикивать:
- В шею сизяков! Не пускать!..
- Прекратить! - закричал вдруг Зайченко, и это было так непривычно, что все затихли.
Иван Емельянович уже обычным тихим голосом спросил у Колыванова:
- Конференция открытая?
- А шут ее знает! - пожал плечами Алексей.
- Пускай ума-разума набираются, - решил Зайченко.
- Ну и зря! - пробрался на свое место Степан. - Я бы их на порог не пустил.
- Ты у нас анархист известный! - усмехнулся Зайченко, с интересом поглядывая на вставшего в дверях Стрельцова.
Колыванов написал на листочке бумаги: "Это - Стрельцов" - и подвинул листок Зайченко. Тот прочел и кивнул головой.
- Вы от какой организации, товарищи? - спросил Колыванов.
- Союз учащихся социалистов, - представился Горовский.
- "Свободная школа", - сказала высокая гимназистка.
- ЮКИ, - шагнул вперед юноша в очках и стетсоновской широкополой шляпе, подвязанной под подбородком.
- Солидно! - улыбнулся Зайченко. - Рассаживайтесь как сумеете.
- Котелок скинь! - крикнул скауту Санька.
Юноша в очках откинул стетсоновку за спину, так что она держалась только на тесемке, и шутовски поклонился:
- Снимаю шляпу перед высоким собранием!
- Трепло! - сказал ему Степан. - Выйдешь - поговорим!
- Степан! - постучал кружкой о чайник Колыванов. - Выгоню!.. Следующий вопрос - о посылке добровольцев на Восточный фронт. По разверстке наш район должен послать пятьдесят добровольцев, а записалось двести восемьдесят. Что будем делать?
- Посылать только достигших восемнадцатилетнего возраста и прошедших курсы военного обучения, - сказал Зайченко.
- Ясно, - кивнул Алексей.
- Нет, не ясно! - встал с места Стрельцов. - Во имя чего?
- Не понял, - обернулся к нему Алексей.
- Во имя чего должны умереть сотни, тысячи юношей? - шагнул вперед Стрельцов. - Ради кого должны сложить головы? - Оглядел притихших на скамьях ребят и проникновенно сказал: - Это ведь очень страшно - умереть, еще не начав жить. Ваш порыв прекрасен, пока он только порыв! Но там вам придется убивать людей. Понимаете: убивать! И вас будут убивать тоже. Во имя чего?
Стрельцов откинул со лба волосы и обернулся к Алексею:
- Где ваш революционный гуманизм?
- Вы бы проще как-нибудь... - угрюмо сказал Алексей. - Непонятно говорите.
- Могу упростить, - снисходительно улыбнулся Стрельцов. - Большевики сражаются с оружием в руках за свои идеи? Понимаю! Но зачем проливать кровь молодых, которые даже не осознают, за что их толкают на смерть?
Стрельцов замолчал, ожидая ответа. И в наступившей тишине раздался возбужденный голос Степана:
- Горбатого лепит!
- Факт! - поддержал его Санька.
Тишина вдруг раскололась свистом, топотом ног, криками: "Долой!", "Правильно говорит!", "В шею!", "Дайте высказаться!", "Гони контру!".
Кто-то вскочил на скамейку, где-то опрокинули кресло, Колыванов яростно стучал кружкой по чайнику и надрывался:
- Тихо! Сядьте на места! Степан, сядь, говорю!..
- Не сяду! - огрызнулся Степан.
Он пробивался к Стрельцову, его не пускали, Степан вырывался и опять лез по скамейкам вперед.
Рядом со Стрельцовым встал юноша в стетсоновке, снял очки и сунул в карман.
- А ну, тихо!.. - стукнул кулаком по столу Зайченко.
Чайник подпрыгнул, кружка покатилась и упала. И снова все притихли, таким громким был его голос.
Зайченко потер горло ладонью, поднял с пола кружку и тихо сказал: