На этом кончаются показания, записанные на магнитофонную ленту, потому что в этот момент проститутка начала возносить ЕМУ молитвы, а сержант, человек верующий, весь затрясся, и мне пришлось чуть ли не силой его удерживать, чтобы он на нее не набросился. Впрочем, бормотание проститутки становилось все более и более нечленораздельным, и в конце концов ее тело начало содрогаться в конвульсивных судорогах, напоминавших приступ эпилепсии, что, учитывая ее беременность, выглядело воистину омерзительным. Следует добавить, что как тому парню, что выдавал себя за боксера, так и проститутке задавали ряд вопросов относительно выстрелов с крыши, которыми были убиты полицейский и один из тех фанатиков, которые заперлись с НИМ в том доме. Дело тем более интересное, что именно из этого карабина, как выяснено с абсолютной определенностью, за три дня до этого была выпущена пуля, убившая женщину, при этом стреляли с церковной колокольни.

И именно ОН, сдавшись полицейским с этим самым карабином в руках, сознался в этих трех убийствах, был допрошен начальником полиции и им же отпущен на свободу под залог.

Поскольку я в тот день принимал участие в блокаде дома, а также присутствовал при доставке злоумышленника и начале допроса оного начальником полиции, которого специально известили и который немедленно приехал,– могу привести фрагменты того, что слышал, для всестороннего анализа ситуации, причем хочу повторить, что, на мой взгляд, отпустили ЕГО слишком рано. Начальник полиции вошел, как обычно, в сопровождении черной собаки, породу которой я затрудняюсь определить. В комнате, кроме НЕГО, находились два инспектора, несколько полицейских и я. Это происходило уже после формального начала допроса, когда ОН на все стандартные вопросы относительно ЕГО фамилии, имени, возраста, профессии ответил молчанием, чем вызвал раздражение тех инспекторов, которые вели допрос. Начальнику полиции, однако, удалось ЕГО разговорить. Поглаживая по голове эту свою черную бестию, он задавал вопросы, начав с основополагающего – действительно ли перед ним сидит ОН и несет ли ОН людям мир и единение. И услышал в ответ – нет, напротив, ОН пришел разделять. На вопрос о том, идет ли речь о разделе денег между бедными или фабрик между рабочими, последовал ответ – нет, разделять следует отца и сына, мать и дочь, брата и сестру, а на вопрос о том, что же будет с миром и любовью, допрашиваемый ответил, что близится судный день и что мир и любовь восстанут из огня, который ОН разожжет. Начальник полиции совершенно справедливо заметил, что представлял себе ЕГО несколько иначе, причем мне показалось, что он иронически выделил слово «несколько». И затем начальник спросил, допускает ли ОН, что любви ближнего своего можно добиться насилием, поскольку нам, как мы ни старались, это не удалось. На это ОН ответил, что тут дело в том, что мы употребляем насилие ради насилия, а ОН – во имя любви. Шеф, продолжая поглаживать пса, спросил, действительно ли ОН считает, что таким образом можно изменить все, что нас окружает (полагаю, он имел в виду вообще весь мир, в котором мы живем). А ОН, нисколько не удивившись вопросу, с непоколебимой уверенностью в себе заявил, что пробил час и что сейчас либо правда победит, либо мир прекратит свое существование.

Тут был долгий перерыв, во время которого, видимо, поступили какие–то важные сообщения, во всяком случае, начальника полиции отозвали. Допрос закончили на следующий день. Уже в самом начале начальник полиции сообщил ЕМУ, что ОН свободен и может вернуться к своим сторонникам. А надо отметить, что после ЕГО ареста размах демонстраций снизился, потому что эти толпы нуждались в НЕМ как вожаке. Должен сказать, что, по–моему, ОН удивился не меньше, чем все те, кто присутствовал при допросе. На вопрос, почему ЕГО отпускают, хотя ОН сознался в том, что стрелял и убивал, начальник полиции ответил, что это неправда, что ОН лжет. И добавил, что Нового Евангелия ждать не следует, что не будет вопросов о том, кто убил, не будет и повода для мести. А затем спросил: не кажется ли ЕМУ мученичество приемом варварским и примитивным, и заверил, что той печати, которая ЕМУ требуется, ОН от нас не получит. С этого момента все в допросе было поставлено с ног на голову, поскольку ОН домогался, чтобы ЕГО арестовали, а начальник полиции вежливо ЕМУ объяснял, почему решил ЕГО отпустить, утверждая, что того, что ОН сознался в преступлении, мало, нужно еще доказать ЕГО вину. Тут ЕГО бесстрастность несколько поколебалась, и ОН, чуть повысив голос, напомнил, что был захвачен с оружием в руках, а именно с тем самым карабином, выстрелами из которого были убиты люди. На достаточно каверзный вопрос начальника полиции допрашиваемый ответил, что не суть важно, кто стрелял, потому что сам ОН тоже стрелял бы, а когда ЕГО спросили, осуждает ли ОН убийцу, сказал, что, напротив, пришел ему на помощь.

Что касается дальнейших после обыска указанного кабачка событий, поясняю, что я, допросив ту проститутку, о которой речь шла выше, направился с патрульными к центральной площади, производя на ходу, согласно инструкции, осмотр местности. Со стороны площади доносились крики и приглушенный гул, мы проехали мимо патрулей 26 и 27 и направились к главному заслону перед зданием парламента. Под высоко установленными телекамерами над толпой колыхались разноцветные кресты, причем как цветов, так и крестов изрядно прибавилось, поскольку, как я уже сообщал, к толпе присоединились разные группировки, и я сам был свидетелем тому, как демонстранты сломали транспарант с революционным рабочим лозунгом и сбили с него красный крест. Там были также черные и желтые кресты и транспаранты с надписями: «Я пришел поджечь мир», «Я дам вам уста и премудрость», «Входите тесными вратами», «Кто из вас без греха, первый брось в нее камень», «Удобнее верблюду пройти сквозь игольные…» окончания последнего транспаранта я не успел прочитать. Помимо всего прочего, профсоюзы объявили забастовку, требуя повышения заработной платы. В толпе также находились представители национальных меньшинств, члены левых политических организаций, взывавшие к проведению радикальных реформ, священники, требовавшие отмены целибата, гомосексуалисты, многочисленные темные личности, домогавшиеся легализации торговли наркотиками. Мы проехали мимо огромного рекламного плаката крупнейшей электрической компании, на котором возвышался ОН с электрической лампочкой в руке над надписью: «Я есмь свет миру». На улицах люди читали газеты, заголовки которых гласили: «Столкновения полиции с фанатичными приверженцами фальшивого пророка; Имеются убитые и раненные; Кто возглавляет хиппи?; Quo vadis, Domine; Хотим любви, а не войны; Доколе «Красный Спаситель» будет оставаться на свободе?; Крестный путь мирных граждан; Дубинками не решишь проблему; Поврежденные телефонные сети, разоренные магазины, нарушенная почтовая связь – вот результат властвования того, кого называют Спасителем; Четверо убитых в уличных беспорядках; Коммунисты согласны на переговоры; Кто должен поддерживать порядок в городе?»

Автомобили в сочетании с проволочными заграждениями эффективно перекрыли улицы, преграждая доступ к зданию парламента, лишь время от времени толпа напирала, и тогда дело доходило до бросания петард и использования слезоточивых газов, после чего демонстранты возвращались на исходные позиции. «Интересно,– подумал я,– там ли ОН? И каким образом ОН, как это следует из донесений, руководит разгромом и опустошением заводов и фабрик, пребывая в то же самое время где–то в другом месте?» Невнятные выкрики заглушал голос из мегафона, громогласно возвещавший: «Давайте, и дастся вам», «Возлюби ближнего твоего, как самого себя», ”И как хотите, чтобы с вами поступали люди, так и вы поступайте с ними», «Ударившему тебя по щеке подставь и другую». Стремясь разобраться в ситуации, я направился к офицеру, командовавшему объединенными полицейскими силами – хотел как сообщить о телефонном звонке и допросе женщины, так и найти подтверждение тому, что я не вышел за рамки уставных положений и что дальнейшие поиски ЕГО имеют смысл. Мне сказали, что офицер находится в радиофицированном автомобиле. Я открыл дверцу, хотя слышал запрещающий окрик, и вошел внутрь. Майор не обратил на меня внимания, погрузившись в чтение толстой книги в черном переплете, в которой я узнал Библию. Его галстук был развязан, и он казался измотанным до крайнего предела. Охрипшим голосом он монотонно читал в микрофон: «Молитесь за обижающих вас», «Любите врагов ваших, и благотворите, и взаймы давайте, не ожидая ничего». Только некоторое время спустя майор увидел меня и раздраженно махнул рукой, указывая мне на выход. Он прервал на миг чтение, отхлебнул из стоявшей рядом бутылки и продолжил декламацию, как будто меня рядом и вовсе не было. Поскольку информация, которой я располагал, не казалась мне столь уж существенной, я вышел из автомобиля и выпил кофе, приготовленный на маленькой кухоньке, установленной за машиной. Мне хотелось спать, потому что ночью мне пришлось успокаивать жену, которую мучили сонные кошмары. Краем глаза я наблюдал за телепередачами с площади, и надо сказать, что прием на мониторы, установленные в полицейских автомобилях, был отвратительным. Я поинтересовался, видели ли среди демонстрантов ЕГО, несколько полицейских ответили утвердительно, другие не были в этом уверены.