Они были счастливы в то далекое лето.

Их компания, восемь или девять ребят, сразу же после получения модулей слетелась за городом и обосновала новый дом. Местность выбирали самую запущенную - овраг возле развалин какого-то завода - и все лето благоустраивали ее: проложили дорожку, вырыли пруд, расчистили пустошь. Дом свой, конечно же, называли Базой, а себя - исследователями, потому что в те годы все мальчишки бредили обитаемыми, а пуще - необитаемыми мирами... Осенью, с началом занятий, Базу пришлось ликвидировать. Но еще месяца полтора они гоняли бедные модули друг к другу в гости - поживу у тебя пару дней, - пока Януш, решивший испытать себя в ручном управлении, не разбил один из блоков стыковки. Блок ремонтировали всем классом. Оказалось, что в нем, кроме входов и выходов водоканализационной системы, масса других контактных линий и что после ремонта фен в ванной комнате иногда шепеляво нашептывает последние известия.

Илья долго обживал свой дом.

Поначалу он оборудовал кабинет в стиле космического первопроходца. Затем увлекся медициной, и рабочая комната постепенно превратилась в операционную: с хирургическим комбайном и вечно распотрошенным муляжом человека под прозрачным колпаком "объема стерильности". А года три назад, когда Юджин забрал его в школу Садовников, операционную потеснила лавина книг (это увлечение пришло от Антуана). Они удобно расположились на самодельных стеллажах, и муляж в конце концов оказался за мощной перегородкой из трудов по психологии, педагогике, коммунике [от слова коммуникабельность - наука о человеческом общении (фант.)]. Неизменным в кабинете оставался только портрет цветущей липовой ветви - разомлевшей на солнце, пушистой, будто клуб желтого дыма, с золотистыми вкраплениями пчел. Единственным украшением второй комнаты, которая одновременно служила и гостиной, и спальней, была огромная репродукция арлезианских подсолнухов Ван Гога, занимавшая всю восточную стену.

Модуль опять тряхнуло. На сей раз довольно ощутимо.

- О-ля-ля! - воскликнул Илья, выглянув в окно.

Плотные тучи нависали, казалось, над самой крышей модуля. А внизу разыгрался настоящий шторм. Там вздымались и перекатывались зелено-бурые глыбы воды, закипала зловещая пена. Модуль теперь болтало непрестанно: из кухни послышался жалобный звон хрусталя и фарфора.

"Мне это, право, ни к чему, - подумал Илья. - Пыл приключений не угас, но стал разумней... Интересно, сможем ли мы выбраться без посторонней помощи? Попробуем..."

Он высветлил потолок и попытался на глаз определить толщину облачного слоя. Однако взгляд тонул в черных глубинах туч, проваливался в фиолетовые бездны; все там клубилось, перемешивалось и уносилось - мгновенно растворялось в зловещей мгле, соединившей небо и океан.

- Попробуем!

Модуль нырнул в густое месиво туч, начал набирать высоту. В доме сразу стало темно и сыро. Крыша-окно заплакала. На обтекателях тоже разбежались водяные космы.

"Холодно, - Илья поднялся с кресла, надел меховую куртку. - И дышать труднее. Ну, ничего. "Потолок" высоты полета модуля - семь тысяч метров. Лишь бы выбраться из этого котла..."

Запел сигнал вызова, и в объеме изображения появилось лицо незнакомого пожилого мужчины.

- Курт Леманн, - отрекомендовался он. - Служба Контроля Евразии. Вам нужна помощь?

- Спасибо, - ответил Илья. - Думаю, скоро выберусь.

- Мы будем контролировать ваш полет, - сухо сообщил Леманн. - Объявляю вам также предупреждение. Вы превысили допустимые дальность и высоту полета.

Изображение исчезло. А в следующий миг сквозь прозрачный потолок в дом хлынуло солнце. Его было очень много. Казалось, даже подсолнухи на стене потянулись к своему огнеликому брату.

Разбудил Илью голос диктора. "Инфор" сообщал последние новости:

"Земля. Еще один подводный город в районе Канарских островов принял первых поселенцев... Синтез белка, таким образом, достигает на выходе... Издательство "Лот" выпустило в свет монокристалл полного собрания сочинений Федора Достоевского в переводе на интерлинг... Заканчиваются планировочные и ландшафтные работы на строительстве Музея обитаемых миров... По желанию отдыхающих в Хиве, Паланге и Монтевидео пройдут обильные кратковременные дожди..."

Новости из жизни внеземных поселений Илья слушать не стал. Мир огромен. У него миллионы забот. И одна из них его, Ильи, - помочь человеку. Неотложная, сверхважная забота.

Он вызвал местный информационный центр. Илья знал, что с машиной разговаривать надо медленно и отчетливо, и дважды терпеливо повторил:

- Мне нужны сведения об Анатоле Жданове. Любые. Все, что есть в наличии.

В наличии оказалось немного. Стандартная анкета, отклики школьных учителей, свидетельство о смерти матери, сообщения о выставке, четыре рецензии.

"Вот как, - с горечью подумал Илья, перечитывая скупые строки медицинского заключения, - отца Анатоль не помнит - он погиб на Меркурии, когда мальчику не было и трех лет. А мать... Кровоизлияние в мозг - и ты в мире один. Неважно, что это добрый мир, что он тебя любит и считает родный. Общество - да, коллективное воспитание детей - да, но заблуждался известный фантаст прошлого, считая материнство слепым животным инстинктом и отводя для него в будущем роль духовного рудимента: остров Ява так и не стал заповедником Материнства. Напротив. Нет в новом мире более чистых и возвышенных чувств, более крепких уз, чем те, что связывают человека со своим продолжением. Сейчас это называют "феноменом ребенка", а один поэт удачно объяснил его диалектику: "Закончилась последняя Охота. Закончилась! Убит последний Страх. Теперь осталась главная забота - играть с детьми. Играть! И мудрости высокой узнать секрет - узнать, как зажигать улыбки на устах".

Учителя отмечали разносторонность интересов Анатоля. За время учебы он увлекался в разное время химией, кибернетикой, астрономией. Затем неожиданно занялся исследованиями в области биологии и медицины. Объяснялось это просто - начало поисков тайн живого совпадало со смертью матери. Именно в такую форму - попытку борьбы - вылилась реакция подростка на страшную потерю.