– Видела, Уилл. Я его встретила под старым буком.

– Ну, и что же ты сделала?

– Отдала письмо. Что же я еще могла сделать?

– То-то же! Кто тебя знает, Бет Дэнси... Очень уж ты любишь бегать по чужим делам, а в особенности для мастера Голтспера! Что, разве я не правду говорю?

– Я бегала по поручению отца. Как же я могла не передать письма, раз он меня за этим послал...

– Ну ладно, ладно! – перебил ее ворчливый поклонник, по-видимому удовлетворенный этим объяснением, которое несколько успокоило его ревнивые подозрения. – А ну-ка, полезай, садись сзади! Подушки-то у меня, правда, нет, да это тебе нипочем. Ведь это ваш мерин, Бет, он тебя знает и как только почувствует хозяйку на своем крупе, так обрадуется, что станет мягче перины! А где же мои цветы, которые я нарвал тебе, чтобы ты воткнула в косы?.. Гляди-ка, вон они валяются на земле!

– Да, правда! – промолвила Бет с притворным удивлением. – Должно быть, они упали, когда я поправляла волосы. Отец так торопил меня, что я кое-как наспех заколола их гребнем. Ох, уж эти мои волосы! Просто мученье! Такие густые, что никак не причешешь. Уж я думаю, не остричься ли мне... Ведь вот пуритане ( Пуритане (от латинского purus – чистый) – английская религиозная секта, сыгравшая большую роль в английской буржуазной революции XVII века. Пуритане отличались суровостью и простотою нравов, они осуждали роскошь, легкомыслие и суетные развлечения знати. Правительство подвергало пуритан суровым преследованиям. Умеренная часть пуритан называлась пресвитерианами, более радикальная – индепендентами.)... Сколько их у нас развелось – все ходят с короткими волосами. А? Как ты думаешь?

– Нет, черт возьми, не смей этого делать! Остричь такие красивые волосы! Да ты только себя изуродуешь! А цветы что жалеть! Нарвем еще – вон сколько их повсюду растет! А ну-ка, влезай поживей! Мне недосуг – надо скорей повидать твоего отца. Прыгай, и едем домой!

Девушка не очень охотно подчинилась этому требованию, или, вернее, приказу, и, взобравшись на круп лошади, обхватила за пояс своего дружка так, по крайней мере, называл себя влюбленный Уилл, внушавший Бетси скорее страх, чем какие-то иные чувства.

КУЗИНЫ

Очутившись за оградой парка, Марион Уэд осадила лошадь и шагом подъехала к родительскому дому.

Пунцовая краска на ее щеках сменилась бледностью. Даже губы ее побледнели.

Она робко оглядывалась по сторонам, и в глазах ее мелькало какое-то виноватое выражение, как если бы она совершила преступление и боялась, что его откроют. Но кому пришла бы в голову мысль о преступлении при взгляде на это прелестное личико!

Она непринужденно сидела в седле, и ее статная фигура мягко покачивалась на спине иноходца, медленно поднимавшегося в гору по аллее парка.

Сокол сидел у нее на запястье, но перчатка уже не защищала руки, и острые когти, вцепившиеся в нежную кожу, разодрали ее в кровь. Тонкая струйка крови текла по атласной кисти и капала с кончиков пальцев.

Она не чувствовала раны и не замечала крови. Душевные переживания притупили ее чувствительность. Всецело поглощенная своим неосторожным поступком, уже почти раскаиваясь в нем, она не замечала ничего, пока лошадь не остановилась под окнами дома.

Отдав повод конюху, она легко спрыгнула на землю и тихонько направилась к боковому входу, надеясь войти незаметно.

У себя в комнате она могла без стеснения дать волю чувствам, бушевавшим в ее груди.

Но ее надежды не оправдались. Не успела она переступить порог, как чей-то звонкий голос окликнул ее с террасы, в ту же минуту хорошенькая девушка, почти такая же прелестная, как и она сама, выбежала ей навстречу и пошла с нею рядом.

Это была Лора, Лора Лавлейс, ее кузина, о которой она вспоминала в лесу.

– Дай мне моего любимца! – воскликнула Лора, повернувшись к ней и снимая сокола с ее руки. – О Марион! – вскричала она, отшатнувшись при виде крови. – Что это такое? Ты ранена?

– Да, правда! Я и не заметила. Наверно, сокол оцарапал меня когтями. Вот злючка! Надо подрезать ему коготки. Да ты не беспокойся, это пустяки.

– А где же твоя перчатка, Марион? Если бы она была у тебя на руке, он бы тебя так не исцарапал.

– Ах, верно, перчатка! Где же она? Дай-ка я ее поищу.

Марион осмотрела свое платье, встряхнула шляпу – словом, перебрала все, за что могла зацепиться перчатка, и ничего не нашла.

– Должно быть, я обронила ее, – сказала она, прикидываясь удивленной. – А может быть, она зацепилась за что-нибудь в седле? А если нет, значит, я потеряла ее дорогой. Ну, ничего! Куплю себе новую пару, вот и все.

– Милая кузина, – сказала Лора умоляющим тоном, – мне делается так страшно, когда я вижу кровь! Я очень беспокоюсь, когда ты уезжаешь одна так далеко на соколиную охоту! Ты должна брать с собой кого-нибудь, Марион. Или не выезжать за ограду парка. Я уверена, что за оградой тебе грозит опасность!

– "Грозит опасность"! Ха-ха! Может быть, ты и права, милая Лора. Может быть, это-то и манит меня за ограду парка. Когда я отправляюсь на охоту с собаками или с соколом, мне тесно в этой ограде, я чувствую себя, как в клетке. То ли дело охотиться на просторе, глубоко в лесной чаще!

– Но ты только подумай, Марион! Ты ведь слышала все эти рассказы о разбойниках? Это они напали на одну знатную даму и остановили ее карету на Красном Холме. Дядя говорит, что это правда и что они с каждым днем становятся все отчаяннее, потому что у нас плохие порядки. Ах, кузина, послушайся моего совета, не езди больше одна!

– Хороший совет, дочка, хотя ты слышишь его от младшей сестры! И я надеюсь, что ты последуешь ему и не заставишь меня подкрепить его приказанием.

Высокий пожилой джентльмен со строгим благородным лицом, который так неожиданно вмешался в их разговор, был не кто иной, как сэр Мармадьюк Уэд, отец Марион и дядя Лоры.

– Твоя кузина говорит правду, – продолжал он, – и хорошо, что мне об этом напомнили. Дороги сейчас небезопасны. А уж если сказать правду, даже у себя в доме небезопасно, потому что по всей нашей нищей, несчастной стране идет разбой – и при дворе короля, и на королевских дорогах. Поэтому прошу вас, дети, не выходите за пределы парка: за оградой небезопасно даже и с провожатыми.

– Правда, – подтвердила Лора. – Ведь у той леди, которую ограбили, было несколько слуг. Кажется, вы так говорили, дядя?

– Да, ее карету сопровождало шесть человек. Подумайте, какая надежная охрана! И все до одного разбежались. Так и следовало ожидать! Откуда же им быть честными и верными при таких негодных правителях! Скоро у нас в стране исчезнет всякое представление о чести. У скверного хозяина и слуги становятся скверными. Ну ничего, детки! Будем надеяться на лучшие времена. А для того, чтобы воскресить дух доброй старой Англии, я хочу устроить для вас праздник и пригласить всех наших друзей и соседей.

– А что же это будет такое? – спросила Лора, которую перспектива праздника обрадовала, по-видимому, гораздо больше, чем ее молчаливую кузину.

– Это будет сельский праздник.

– Где? Здесь? В нашем парке?

– Ну конечно, у нас в парке.

– А кого же вы пригласите, дорогой дядя?

– Всех окрестных соседей на десять миль вокруг, а то и дальше, если захотят приехать. Я не пожалею пары лишних быков ради такого дня.

– Но какой же день, дядя? Ведь это не Рождество, не Троицын день и даже не Майский праздник!

– А разве ты ничего не можешь припомнить, кроме праздников? Ну, а если это день рождения?

– Ах, правда! Ведь на той неделе день рождения Уолтера! Но, папа, разве он приедет домой?

– Вот именно. Он должен приехать как раз накануне своего дня рождения. Бедный мальчик! Долго он пробыл вдали он нас, но, я надеюсь, все же не так долго, чтобы его успели испортить в этой опасной школе. Так вот, мы устроим ему встречу по старому обычаю, достойную Бэкингемшира. А вам, девочки, придется поработать и принять на себя заботы по приготовлению к приему гостей.