Находясь в воздухе, Эверард с помощью оптики и электронных дальномеров с точностью до нескольких футов определил место, где намеревался появиться в доме, и установил контрольные системы на выбранную точку. Остальные темпороллеры тоже появятся в заданный момент времени, но останутся в воздухе до завершения операции на земле.

— Вперед!

Палец Эверарда нажал на пусковую кнопку системы управления.

Он и его коллега оказались вместе с темпороллером в коридоре. Окно справа от них выходило во внутренний сад. Массивная дверь слева оказалась запертой на замок. Они отрезали неприятелю путь к темпороллерам.

Сауво стремительно выскочил из-за угла, сжимая в руке энергетический пистолет. Ружек выстрелил первым. Узкий голубой луч скользнул мимо Эверарда и ударил в грудь Сауво. На тунике в этом месте появилось опаленное пятно. В мгновение ока ярость на лице Сауво сменилась удивлением и обидой — словно у ребенка, которого неожиданно стукнули. Он упал. На пол вытекло совсем немного крови — раны от лучевого оружия почти не кровоточат, кровь мгновенно запекается, — но в остальном смерть его была обыкновенной и по-человечески неприглядной.

— Парализатор подействовал бы слишком медленно, — сказал Ружек.

Эверард кивнул.

— Все в порядке. Оставайся здесь. Я отыщу последнего. — Затем в передатчик: — Третий готов, остался один.

Группа должна была уловить смысл его команды.

— Мы заблокировали гараж. Следите за дверьми. Если выйдет женщина, хватайте ее.

Словно бы издалека он услышал испуганный плач женщины-рабыни. Ему не хотелось, чтобы пострадала хоть одна невинная душа.

— В этом нет необходимости, — пропел холодный голос. — Я не буду играть с вами в прятки.

Раор сама вышла им навстречу. Тонкие одежды обрисовывали каждое движение ее стройной фигуры. Красивое лицо под маской презрения обрамляли распущенные эбеновые волосы. Эверарду вспомнилась Артемида-охотница. Сердце его замерло.

Она остановилась в нескольких шагах от Эверарда. Он слез с темпороллера и приблизился к ней.

«Боже мой, — подумал он, вспомнив, какой сам грязный и потный, — я чувствую себя испорченным мальчишкой, которого учитель вызвал на проработку».

Эверард расправил плечи. Пульс его бился неровно, но он сумел вынести взгляд лазурно-зеленых глаз.

Раор заговорила по-гречески:

— Замечательно. Уверена, вы тот самый агент, о котором рассказывал мой клон, тот, кого вы чуть не схватили в Колумбии.

— И в Перу. Но зато поймали в Финикии, — отозвался Эверард не ради хвастовства, а потому, что она, как ему казалось, имела право знать правду.

— Тогда вы незаурядное животное. — В ее мягком голосе появился яд: — Но, тем не менее, животное. Человекообразные обезьяны торжествуют. Вселенная утратила смысл существования.

— Что бы… что бы вы… сделали с ней?

Раор гордо вскинула голову, в голосе послышались величавые нотки.

— Мы бы сделали то, что захотели, разрушили бы ее и перестроили, подняли бы звездную бурю, сражаясь за обладание реальностью, разожгли бы очищающий погребальный костер для каждого, кто погиб, и для всей истории, пока не воцарился бы последний и единственный бог.

Желание погасло в нем, как от дуновения зимнего ветра. Ему вдруг захотелось оказаться дома, среди привычных вещей и старых друзей.

— Арестуйте ее, Ружек! — приказал он и добавил в передатчик: — Присоединяйтесь к нам и завершим дело.

Квартира Шалтена в Париже, громадная и роскошная, находилась на левом берегу, у бульвара Сен-Жермен. Выбрал ли он эту улицу умышленно? Шалтен обладал изощренным чувством юмора. Эверарду он заметил, что наслаждается жизнью богемы, а соседи, привыкшие к ее странностям, не обращают особого внимания на самого Шалтена.

Стоял теплый осенний полдень. В окна вливался воздух, слегка отдающий дымом и густо пахнущий конским навозом. Редкие автомобили неуверенно пробирались между повозками и экипажами. Меж закопченных серых стен, под деревьями, меняющими цвета от зеленого к желтому и коричневому, по тротуарам толпами текли люди. Кафе, магазины, кондитерские бойко торговали. Жизнь кипела вовсю. Эверард старался забыть, что через несколько лет этот мир обратится в руины.

Обстановка вокруг него — мебель, драпировки, картины, книги, бюсты, старинные безделушки — свидетельствовала о стабильности, которая прочно утвердилась после Венского конгресса. Эверард, однако, заметил и несколько предметов из Калифорнии 1987 года. То был совершенно иной мир, причудливый и далекий как мечта — мечта или ночной кошмар?

Он откинулся на спинку кресла. Кожа скрипнула, зашуршала набивка из конского волоса. Эверард выпустил клуб дыма из трубки.

У нас возникли трудности при поисках Чандракумара, — говорил он, — поскольку мы не знали, где именно его держат в заключении. Узники из нескольких камер увидели поразительное зрелище. Но в конце концов мы установили его местонахождение и вытащили из тюрьмы. С ним все в порядке. Допускаю, что к той неразберихе, которую мы уже устроили, добавились видения, исчезновения и прочее. В мирное время это вызвало бы настоящую сенсацию, но тогда у людей было полно других забот, а кроме того, в кризисные периоды в воздухе постоянно рождается множество истеричных россказней, но их быстро забывают. Отчет по тому периоду, с которым я ознакомился, подтверждает, что исторический ход событий не изменился. Но вы наверняка и сами его читали.

«История. Поток событий, великих и малых, бегущий от пещерных людей до данеллиан. Но что же происходит с маленькими пузырьками воздуха в этом потоке, с неприметными заурядными личностями и происшествиями, которые быстро забываются и чье существование или отсутствие вовсе не влияет на течение истории? Хорошо бы вернуться вспять и выяснить, что случилось с моими попутчиками, с Гиппоником, с теми двумя женщинами и младенцем… Хотя нет, не стоит. Жить осталось ровно столько, сколько отпущено, а в жизни и без того немало печального. Быть может, они спаслись…» — думал Эверард.

Сидящий напротив Шалтен кивнул, не выпуская длинную трубку изо рта.

— Разумеется, — сказал он. — Хотя я и не опасался изменений. Вы могли схватить или не схватить экзальтационистов, кстати, примите мои поздравления, — но вы в любом случае действуете продуманно и ответственно. Кроме того, это особо устойчивая зона пространства-времени.

— Ой ли?

— Эллинистическая Сирия важна, но Бактрия лежит на окраине цивилизации. Ее влияние всегда было незначительным. После заключения мира между Антиохом и Эфидемом…

«Да уж, поладили, что называется, полюбовно, — наследник одного престола женился на наследнице другого, — и снова все тихо-мирно, и кому какое дело до убитых, искалеченных, изнасилованных, уморенных голодом, унесенных эпидемиями, ограбленных, угнанных в рабство? Кому какое дело до разбитых надежд и сломанных жизней? Один день переговоров — и все опять спокойно».

— Как вы знаете, Антиох двинулся в Индию, но ничего не добился. Его подлинные интересы лежали на Западе. Когда Деметр взошел на бактрийский трон, Антиох, в свою очередь, вторгся в Индию, но за его спиной возник новый узурпатор, отнявший у него Бактрию. Последовала гражданская война. — Крупная лысая голова качнулась из стороны в сторону. — Должен заметить, что гений греков так и не поднялся до государственной мудрости.

— Правда, — пробормотал Эверард. — В… да, в 1981 году, кажется, они возьмут на пост премьер-министра профессора из Беркли.

Шалтен часто заморгал, пожал плечами и, не обращая внимания на слова Эверарда, продолжил:

— К 135 году до Рождества Христова Бактрия пала перед кочевниками. Они не были бесчеловечны, но под их властью цивилизации пришел конец. Эллинская династия в западной Индии тем временем ассимилировалась с коренными народами страны и ненадолго пережила свою северную кузину. Она не добилась сколько-нибудь значительных достижений, достойных упоминания, и память о ней вскоре стерлась.