Она сжала кулаки и сделала над собой усилие, чтобы не расплакаться.
Он улыбнулся.
— Но я не собирался отчитывать вас. Вы должны научиться принимать жизнь как есть. Перст судьбы, вы же обязаны понимать… — Он мягко обнял ее за плечи. — Пойдемте, посидим, выпьем рюмочку-другую. Поднимем тост за ушедших и…
Ванда вырвалась из его рук.
— Оставьте меня! — выкрикнула она.
— Не понял, — он поднял заиндевевшие брови. — В самом деле, дорогая, вы принимаете все слишком близко к сердцу. Надо расслабиться. Послушайте старого опытного приятеля!
— Вам бы лучше подумать о персте своей судьбы. Оставьте меня в покое, я же сказала вам!
Она схватилась за дверную ручку. Не почудился ли ей сквозь вой ветра вздох сожаления?
Войдя в дом, Ванда бросилась на койку и дала волю слезам.
Прошло довольно много времени, прежде чем она оторвала голову от подушки. Вокруг царил полумрак. Ванда икала, дрожала и чувствовала такой холод, словно находилась на улице. Во рту стоял соленый привкус.
«Я, наверно, похожа на пугало, — рассеянно подумала она, но вскоре мысль заработала четко. — Почему случившееся так потрясло меня? Я любила Арюка, он был чудесным человеком, и его семье придется несладко, пока она не наладит новую жизнь, которая опять будет зависеть от Облачных Людей, помыкавших тулатами. Но ведь я не из народа Тула, я лишь случайный свидетель этих древних, несчастливых, далеких событий, которые произошли за тысячи лет до моего рождения.
Корвин, мерзавец, прав. Служащие Патруля должны быть закаленными. Чем крепче, тем лучше. Теперь я понимаю, почему Мэнс порой неожиданно становится тихим, смотрит мимо, потом трясет головой, словно пытается избавиться от каких-то мыслей, и затем вдруг становится чрезмерно великодушным».
Она стукнула кулаком по колену. «Я еще новичок в этой игре. Во мне слишком много гнева и печали. Особенно гнева. Что с этим делать? Если я хочу остаться здесь на некоторое время, стоит как-то поладить с Корвином. М-да, я выказала чересчур бурную реакцию, теперь я это понимаю. В любом случае, я должна взять себя в руки, а потом уже думать, что предпринять. Я должна покончить с тем, что засело во мне как болезнь.
Но как? Долгая, долгая прогулка? Пожалуй. Правда, сейчас ночь. Ну да ничего, перенесусь в утро. Только не нужно, чтобы кто-нибудь заметил меня. Сильные эмоции могут подсказать им неверные идеи. Ладно, отправлюсь куда-нибудь, в какое-нибудь другое время, лишь бы подальше отсюда, на берег моря или в тундру, а может… Боже!..»
У Ванды даже дух перехватило.
Сквозь падающий снег проступало серое утро. Все вокруг погрузилось в белизну и безмолвие. Воздух немного потеплел. Арюк сидел, сгорбив спину. Снег почти запорошил его. Он, может, поднимется на ноги и пойдет вперед, но только не сейчас, — а может, вообще никогда. Арюк уже не чувствовал голода, рана жгла, как уголья костра, а ноги за ночь налились неимоверной тяжестью. Когда с непроглядного неба сошла женщина, он застыл в изумлении.
Она слезла с какой-то неведомой штуки, подошла и встала перед ним. Снег покрывал ее голову. Снежинки на лице таяли и стекали слезами.
— Арюк, — прошептала она.
Он дважды пытался что-то сказать, но из горла вырывалось только невнятное клокотанье.
— Ты тоже пришла за мной? — наконец вымолвил он и поднял тяжело поникшую голову. — Ну вот он я.
— О, Арюк!
— О чем ты плачешь? — удивленно спросил он.
— О тебе.
Она проглотила подступивший к горлу комок, вытерла глаза, синие, как лето, выпрямилась и посмотрела на него более спокойно.
— Тогда, выходит, ты до сих пор друг «мы»?
— Я… я всегда была вашим другом, — она опустилась на колени и крепко обняла Арюка, — и всегда им буду.
Его дыхание стало свистящим. Ванда отпустила его.
— Очень болит? Бедный…
Она осмотрела перевязанную руку и покрытое коркой запекшейся крови плечо.
— Ужасная рана. Разреши, я помогу тебе?
В его глазах слабо вспыхнула радость.
— Ты поможешь Тсешу и детям?
— Если смогу… Да, обязательно. Но сначала тебе. Держи. — Она пошарила в кармане и вытащила вещь, уже знакомую Арюку, Прекрасную Сладость.
Здоровой рукой и зубами он разорвал обертку. Жадно откусил. Тем временем она достала коробку с той штуки, на которой приехала. Он знал о разных коробочках, потому что прежде видел, как она ими пользуется. Она вернулась, вновь опустилась на колени, обнажила руки.
— Не бойся, — сказала она.
— Я ничего не боюсь, когда ты рядом.
Арюк облизнул губы. Пальцами ощупал рот, чтобы убедиться, не осталось ли вокруг коричневых крошек. От прикосновения пальцев льдинки на его бороде зазвенели.
Ванда положила маленькую штучку на кожу около раны.
— Это унесет прочь твою боль, — сказала она.
Он ощутил легкий толчок. Волна покоя, тепла и блаженства накатила на Арюка. Боль исчезла.
— А-а-а-а! — выдохнул он. — Ты делаешь так хорошо.
Она хлопотала над Арюком, очищая и обрабатывая рану.
— Как это случилось?
Ему не хотелось вспоминать, но, поскольку вопрос задала она, он ответил:
— Двое Убийц Мамонта пришли к нам…
— Да, я слышала, что рассказывал один из них, которому удалось сбежать. Почему ты напал на второго?
— Он дотронулся до Тсешу. Сказал, что заберет ее с собой. И я забыл себя.
Арюк не притворялся перед ней, он не раскаивался в содеянном, несмотря на последствия.
— Глупо, конечно. Но я вновь почувствовал себя мужчиной.
— Понимаю. — Улыбка ее погрустнела. — Сейчас Облачные Люди идут по твоему следу.
— Я так и думал.
— Они убьют тебя.
— Снегопад может сбить их со следа.
Она прикусила губу, и он услышал то, что ей так трудно было произнести.
— Они убьют тебя. Я ничего не могу поделать.
Он покачал головой.
— Откуда ты знаешь? Я не понимаю, как можно угадать наперед?
— Я не угадала, я вижу, — проговорила она, глядя на свои руки, продолжавшие проворно работать. — Так все и будет.
— Я надеюсь умереть в одиночестве, и они найдут лишь мое тело.
— Это их не удовлетворит. Они считают, что должны убить тебя, потому что ты убил их человека. Если не тебя, то твоих детей.
Он глубоко вздохнул, глядя на падающий снег, и усмехнулся.
— Значит, хорошо, если они убьют меня. Я готов. Ты унесла мою боль, ты наполнила мой рот Прекрасной Сладостью, ты обнимала меня.
Ее голос зазвучал хрипловато.
— Это произойдет быстро. Сильной боли не будет.
— И не будет бессмысленно. Спасибо тебе.
Тулаты редко произносили слова благодарности — они воспринимали доброту как нечто естественное.
— Ванда, — продолжил он застенчиво. — Так ведь твое настоящее имя? Я помню, ты говорила. Спасибо тебе, Ванда.
Она, не прекращая работы, села на корточки и заставила себя посмотреть в глаза Арюку.
— Арюк, — тихо сказала она. — Я могу… сделать кое-что для тебя. Я сделаю так, что это будет не просто расплата за случившееся.
Удивленный и зачарованный, он спросил:
— Как это? Скажи мне.
Ванда сжала кулак.
— Тебе не станет лучше. Просто смерть будет легче, я думаю. — И добавила громче: — Хотя, откуда мне знать?
— Ты знаешь все.
«О боже, нет!»
Она застыла в напряженной позе.
— Слушай меня. — Если ты поймешь, что сможешь вынести это, я дам тебе еды и питья, которые возвращают силы, и… мою помощь…
Дыхание у нее перехватило.
Его удивление росло.
— Ты выглядишь испуганной, Ванда.
— Да, это правда, — всхлипнула она. — Я боюсь. Помоги мне, Арюк.
Красный Волк проснулся, уловив какое-то тяжелое движение.
Он огляделся по сторонам. Луна вновь была полной, маленькой и холодной, как воздух. С крыши небес ее свет лился вниз и растекался мерцанием по снегу. Насколько хватало глаз, простиралась пустынная равнина, приютившая лишь валуны и голые, окоченевшие кусты. Ему почудился шум — свист рассекаемого воздуха, глухой удар, треск, похожий на слабый раскат грома, — звуки раздавались из-за громадной скалы, около которой он. Укротитель Лошадей, Рог Карибу и Наконечник Стрелы устроили привал.