Если вы существуете — привет!

Скорее всего, мы вас никогда не обнаружим. Этот странный эксперимент — проверка дикой гипотезы. Но, помимо всего этого, это — наш долг.

Я лежу, скованный сном. Лишь наполовину сознаю существование моего мира. Меня подготовили, чтобы послать призыв сквозь потоки времени, потому что то, что случилось со мной много лет назад, оставило следы на моей заурядной натуре. Они верят, что содержащая послание мысль имеет большие шансы войти в резонанс с вашей, если будет послана мною.

Возможность удачи невелика. Моя заурядность полностью взяла верх над крошечным остатком манны, курящейся во мне, как крошечный дымок. И в любом случае весьма неприятно, что я излучаю мысль в пустоту. Вероятно, это так.

Это скорее всего философская идея, что время имеет больше одного измерения. Что могут одновременно существовать различные Вселенные, некоторые из которых совершенно чужды нам, а некоторые такие, что и отличить невозможно.

(…почему во сне я разговариваю на этом языке? Это не моя обычная речь. Препараты вызвали странное состояние.

Проклятье, когда я завтра проснусь, я буду собой и не только собой. Но сейчас и всю ночь я — это я…) Земля, где битва под Геттинсбергом выиграна Ли, а битва при Ватерлоо — Наполеоном. Или Земля, где религия Митры одержала верх над христианством. Или Земля, где вообще никогда не было Рима. Или Земля, где другие животные, а не люди, разминувшись, стали обладать разумом. Или Земля, на которой вообще не развилась разумная жизнь. Земля, принадлежащая к таким областям космоса, где иные законы природы. Для их обитателей возможно то, Чего мы никогда не сможем. Но они никогда не достигнут того, Что мы сделаем без затруднений…

Но должен сказать, что у гипотезы есть кое что побольше, чем просто философские основания. Имеется подтверждение в новейшей, слишком абстрактной для меня, физической теории. И есть анекдотические случаи появлений и исчезновений, наводящие на мысль, что возможны телесные перемещения от одного временного потока к другому. Бенджамин Батуст, Каспар Хаузер… То, что случилось со мной — хотя это не то же самое. Однако, мы обязаны выполнить наш долг.

Видите ли, если параллельные миры существуют, они должны быть тесно взаимосвязаны. В противном случае гипотезу невозможно проверить и она не имеет смысла. Имея одно и то же происхождение, воплотившись в одних и тех же формах, эти миры должны иметь одну и ту же судьбу. Борьба Закона и Хаоса, какие бы разнообразные формы она не принимала, наверняка идет во всех мирах.

Кое — чему мы научились. Мы обязаны послать вам сообщение. Научить и предупредить.

Вам это может показаться всего лишь сном. То же ощущаю и я. Но все, что мне помнится, произошло на самом деле.

Сомнительно, чтобы вы те, кто окажутся в пределах нашей досягаемости, смогли ответить нам. Даже если захотите. Ведь в противном случае мы бы уже получили сообщение откуда-нибудь. Но надеемся, что наше сообщение вы воспримете. Спросите себя, как простой сон может быть таким, как то, что вам сейчас снится?

У нас нет пока определенной идеи на что вы походите. Но предполагаем, что вы — нечто большее, чем ничто. Вы, вероятно, живете в мирах, не слишком отличающихся от нашего.

В противном случае связь была бы невозможной. Как бы ни был я прост, я не смог бы найти сочувствие у вполне чуждых мне существ. Нет, вы тоже должны быть людьми, обладающими технологической культурой. Вы должны, как и мы, помнить Галилея, Ньютона, Лавуазье, Ватта. Вероятно, вы тоже американцы. Но в какой-то точке мы разошлись. Был ли у вас Эйнштейн? И если был, то над чем он работал после своих ранних публикаций, касающихся броуновского движения и специальной теории относительности? Такие вопросы можно задавать бесконечно.

Разумеется, и у вас такие же , касающиеся нас вопросы.

Поэтому я хоть как-то расскажу свою историю. (этого все равно не избежать, сумрак окутывает меня) Несомненно, я часто буду рассказывать о том, что вам известно. Если вы уже знаете, как работают электрические генераторы, или как закончилась Первая Мировая война, или еще что-нибудь терпите. Лучше получить слишком много сведений, чем слишком мало. Для вас это более, чем жизненно важно.

Если вы существуете. С чего начать? Полагаю, что для меня это дело началось во время Второй Мировой войны. Хотя, разумеется, история прослеживается и гораздо раньше.

Творению предшествовала борьба…

То ли очень не повезло, то ли их разведка оказалась лучше, чем мы ожидали, но последний налет, сломив нашу воздушную оборону, снес к дьяволу палатку корпуса погоды.

Проблемы снабжения — это проблемы снабжения. Мы не могли пополнить запасы неделями, а тем временем враг захватил контроль над погодой. Наш единственный уцелевший погодник, майор Джексон, должен был использовать то, что осталось от его стихии, чтобы защитить нас от молний. Так что приходилось принимать все, что им хотелось наслать на нас.

Сейчас шел дождь.

Ничто так не обескураживает, как неизменно идущий уже неделю, холодный дождь. Земля раскисла. Грязь лезла в сапоги. Они сделались такими тяжелыми, что их трудно было оторвать от земли. Униформа превратилась в вымокшую насквозь тряпку, липнувшую к твоей трясущейся шкуре.

Продовольственные пайки отсырели, винтовки требовали сверх заботы. И все время дождь барабанит по шлему так, что это начинает сниться. Никогда уже не удастся забыть эту серую, без конца бьющую по телу воду. И через десять лет ветер, сулящий дождь, будет вызывать чувство подавленности.

Одно утешение, подумал я. Пока идет дождь, с воздуха на нас хорошую атаку не проведешь. Несомненно, когда они будут готовы атаковать с бреющего полета, облачный покров уберут к черту. Но наши метлы появятся также быстро, как и их ковры.

Медленно, с натугой, мы шли вперед. Вся наша дивизия вместе с приданными частями — Сорок пятая Молниеносная, краса и гордость армии Соединенных Штатов, превратилась в жалкое промокшее скопище людей и драконов, рыщущих по холмам Орегона в поисках оккупантов.

Я медленно шел по лагерю. Вода сбегала с краев палаток, и, булькая, стекала в окопы. Наши часовые, разумеется, надели шапки-невидимки, но я видел, как на грязи появляются отпечатки, слышал хлюпанье сапог и надоедливые однообразные проклятия.

Я миновал взлетно-посадочную полосу. Военно-воздушные силы располагались рядом с нами, чтобы сразу оказать поддержку в случае необходимости. Двое, не утруждая себя невидимостью, стояли на страже возле опрокинутого ангара. Их голубые мундиры были также замызганы, как и мой защитный, но они были чисто выбриты, и знаки различия — крылатая метла, четки от дурного глаза — были начищены. Они отдали мне честь, и я лениво ответил им тем же.

«Честь мундира». Извольте, голубомундирники, болваны.

Сзади лежали броневые листы. Ребята соорудили из них переносное укрытие для зверюг. И я мог видеть только пробивающий сквозь стены пар и ощутил пакостную вонь рептилий. Драконам дождь ненавистен, и водителям приходилось тратить чертовски много времени, чтобы не выпустить их из под контроля.

Поблизости расположилось отделение Петрологической войны, закрытый сверху затон, в котором извивались, шипели и отворачивали увенчанные гребнями головы, от тех, кто кормил их, василиски.

Лично я сомневался в практической ценности этого корпуса. Нужно подвести василиска вплотную к человеку и заставить змея смотреть прямо, пока человек не окаменеет. А отражательные алюминиевые костюмы и шлем, которые следует носить, чтобы защититься от излучения своих же питомцев это прямое приглашение вражеским снайперам. Кроме того, углерод человеческого тела, превращаясь в кремний, дает радиоактивные изотопы. Так что, вы получаете, может быть, такую дозу радиации, что врачам придется уступить вас святому Джону Уорту. Тому, кто до полуночи не вылезает из своего склепа.