Грубы часто воевали. Перед каждым новым походом они посылали разведчиков. Для этого к ветке привязывали паутинку, а за другой ее свободный конец прицеплялся маленький паучок. Дождавшись попутного ветра, грубы развязывали узел, и паутинка с разведчиком-паучком улетала. Назад возвращались не все, но кто возвращался - докладывал главному пауку Мохнобрюху о результатах разведки. Мохнобрюх спешил к королю грубов Грабу и сообщал ему новую весть. Если вести были хорошие, Граб всегда пририсовывал на туловище Мохнобрюху по белому кресту, и пришло время, когда Мохнобрюх из черного стал совсем белым. Главный паук очень гордился этим и хвастался перед другими пауками, уверяя их, что поседел от наград.

Но не только свои паучки-разведчики приносили Грабу нужные вести. Их невольно приносили и те, кто попадал в крепкие сети сторожевых пауков-крестовиков. А попадали в них и стрекозы, и бабочки, и кузнечики. Все они потом становились собственностью охраны и обыкновенно шли им в пищу.

Взглянув на необыкновенного пленника-кукушонка, Граб смекнул, что этот птенец ему пригодится, и приказал распутать его, накормить, а взамен сломанной ноги приделать новую.

Распутать и накормить кукушонка было делом недолгим, но сделать ногу... Угрюмые грубы не были мастерами, так как никогда и ничего не делали сами. Пищу им доставляли пленные муравьи, за которыми приглядывали специально приставленные для этого надсмотрщики-пауки, а воду из недалекого ручья днем и ночью таскали мягкотелые улитки. Они выпазили из своих круглых домиков наружу, в домики наливали воду и волокли их по земле. Даже сладкий мед для грубов собирали пленницы-пчелы. Одевались грубы в одежды, склеенные из листьев, ноги обертывали тоненькой берестой и наподобие лапоточков туго перевязывали травинками. На головах носили шляпы из цветков колокольчиков. Но эти колокольчики уже не вызванивали, как бывало прежде, когда росли на своих гибких стеблях. Прежде чем их превратить в шляпы, грубы вырывали молоточки-тычинки. И не потому, что они мешали колокольчикам держаться на головах, а за то, что уж очень весело названивали они. А этого грубы не любили.

Все же после долгого спора они кое-как приделали кукушонку вместо ноги сучок-деревяшку. Когда он научился летать, Граб назначил его Главным королевским лазутчиком, и кукушонок стал усердно служить мрачным хозяевам. Теперь только он вылетал на разведки и за это получал от короля награды в виде живых пленников-муравьев или провинившихся в чем-нибудь водовозок-улиток.

Однажды в сети к паукам-крестовикам попал светлячок. Странно, как он, светлячок, не разглядел растянутую на пути сеть-паутину, но позднее выяснилось: у него испортился фонарик, и он сослепу влетел в ловушку. Пауки-крестовики тут же потащили светлячка в подземелье к своему королю. Граб сидел на мышонке, который служил ему троном. По бокам короля стояли телохранители. В одной руке они держали по сучковатой дубинке, в другой, поднятой вверх, сжимали гнилушки. Холодный, зеленоватый свет гнилушек освещал сырые стены и хмурое, с растрепанными на щеках волосами лицо самого Граба.

Мохнобрюх, перебирая тонкими ногами, протанцевал перед королем что-то замысловатое, понятное только им обоим, и Граб поднял костлявую руку.

- Получишь еще один крест, - сказал он Главному пауку и уставился странными глазамиискринками на пленника.

- Я светлячок, - робко представился пленник. - Я хороший светлячок.

- Ты плохой светляк, раз летаешь с испорченным фонарем, - скривился Граб. - Говори, не видел ли ты где красивого и богатого города? Я хочу завязать с его жителями дружбу.

- Видел! - простодушно пискнул светлячок.

Граб даже подпрыгнул на мышонке.

- Где ты его видел? - закричал он, барабаня лаптями по впалым бокам мышонка. - Покажешь дорогу!

- Вчера... вечером, - начал светлячок, - я летал за трехглавой горой...

- Знаю эту гору! - взвыл Граб. - Дальше что?

- Я летал и далеко впереди увидел много других светлячков, но это были не братья-светлячки. Это были... крыши. Они ярко блестели под луной. Передо мной оказался город, и я полетел по улице. Там в сухих домах сидят немного похожие на тебя... - светлячок замялся.

- Ваше величество-о! - в голос прокричали телохранители.

- Ваше величество, - охрипшим голосом повторил светлячок. - Они поют веселые песни и звонко стучат серебряными молоточками по золотым пластинкам. У них ясные глаза и веселые лица...

- Хватит! - перебил Граб и, обращаясь к телохранителям, приказал: Исправить у него фонарь, и пусть служит у нас светильником. Свет от него холодный и приятный, как от гнилушки.

Король соскочил с шатающегося от усталости мышонка и стал бегать по пещере. Он даже не замечал, что одна травинка на ноге развязалась и берестяной лапоть свалился. Граб шлепал босой ступней по мокрому полу, выкрикивал:

- У-у, ясные глаза! У-у, добрые лица! - Он остановился перед Главным пауком: - Ступай, Мохнобрюх, наверх и вышли в разведку кукушонка! Если все, что наговорил этот испорченный фонарь, правда, я нарисую тебе еще один... - Тут король задумался, потому что рисовать новый орден на пауке было негде. - Ладно, - решил он. - Я прямо из тебя самого сделаю крест и покрою золотом, которое мы завоюем.

Мохнобрюх тут же исполнил радостный танец и побежал выполнять приказание. Король пнул ногой мышонка, который успел свернуться на полу и уснуть.

Подождем вестей от кукушонка, - проговорил Граб, снова усаживаясь на мышонка. - Будем воевать с ясноглазыми, у которых много золота и оттого веселые лица. Я покажу им песни!

В это время Главный паук - Мохнобрюх - только что отправил в разведку кукушонка, а сам обходил дежурные посты пауков-крестовиков. Проверив, хорошо ли натянуты сети и не спят ли дежурные, Мохнобрюх заглянул в тюрьму, куда на ночь запирали пчел-пленниц. Наработавшись за день, пчелы лежали на дне ямы и не шевелились. Паук довольный пошел дальше. В тюрьме для водовозовулиток тоже все было тихо. Улитки спали в своих хрупких домишках, но по лужицам на полу ямы было видно, что и во сне они горько плачут. И опять Главный паук остался доволен.

К тюрьме для сильных и огромных муравьев Мохнобрюх подбирался осторожно. Он боялся этих черных рабов, челюсти которых могли бы легко отделить его голову от круглого брюха. И хотя муравьи были смирными, будто не сознавали своей силы, Мохнобрюх всякий раз трусил, глядя на них даже сквозь решетку. И теперь он не подошел близко к яме, а остановился поодаль. Все было тихо, и Главный паук повернул назад, но его кто-то осторожно окликнул. Он оглянулся и увидел мокрицу. Тяжело волоча свое вздутое серенькое тельце, эта капля воды на белых ножках, боязливо оглядываясь, подползла к Мохнобрюху.

- Хозяин! Хозяин! - закричала она шепотом. - Мальчик-груб пробрался в тюрьму к муравьям и о чем-то шепчется с муравьем-великаном. У этого мальчика жалостливое сердце и добрые глаза. Он часто без страха смотрит на солнце. Это ужасно! И хотя у него длинный нос, он, я клянусь сыростью, совсем не похож на своего короля. И таких в нашем королевстве я заметила несколько. Это опасно!

Мокрица тайно подсматривала за всеми, кто жил в государстве грубов, и наушничала Мохнобрюху. За это Главный паук давал ей иногда обсосать крылышки попадающих в сети бабочек и мошек. Известие, которое сейчас мокрица принесла Мохнобрюху, было очень неприятным. Дело в том, что пауку уже доносили о появлении в государстве таких странных грубов-мальчишек, даже видели их смеющимися! А один дозорный паук-крестовик уверял, что однажды двое этих ненормальных отдубасили его палками и освободили из сети мотылька, которым дозорный паук собирался было позавтракать. Тогда Мохнобрюх не поверил, решив, что дозорный съел слишком много меда, охмелел и все это почудилось ему, но теперь...

Мохнобрюх не стал рисковать своей головой, не бросился ловить странного мальчишку. Он погладил волосатой лапой морщинистую спинку наушницымокрицы и побежал к своим паукам. Скоро целый отряд крестовиков ворвался в тюрьму к муравьям и связал мальчишку, а заодно и его друга муравья, самого сильного и большого среди пленников. Мальчика пауки оплели паутиной так, что получилась плотная белая куколка, и подвесили между ветками. "Тут он и умрет. А я тем временем выловлю остальных", - решил Мохнобрюх и строго-настрого приказал крестовикам держать язык за зубами, потому что королю нельзя знать, что в его государстве под самым носом охраны выросли и живут непохожие на него грубы и, возможно, что-то затевают недоброе. Мохнобрюх очень боялся за свои кресты, и, чтобы мокрица не сболтнула комунибудь лишнего, он приказал замотать и ее: Мокрицу замотали и подвесили рядом с куколкой мальчика, потому что ни сам Мохнобрюх, ни его подчиненные крестовики не осмелились съесть ее, побрезговали, хотя еще не ужинали и будут ли сегодня ужинать - не знали.