И откуда я мог знать, что ребячливая игривость Джулианы не превратится с годами в нежную и жизнерадостную женственность? Возможно, ее отец, в противоположность всему, что я знал, примерный капитан дальнего плавания в отставке; может быть, у него имеется надежно помещенный кругленький капиталец, а Джулиана — его единственная наследница. Какие же у меня были основания отвергать любовь этого прелестного юного создания к Джосайе?

Я достал из письменного стола фотографию Джулианы. Ее большие глаза смотрели на меня с укоризной. Я представил себе, что произошло в маленьком далеком домике, когда первые жестокие слухи о женитьбе Джосайи, подобно булыжнику, упали в мирную заводь ее жизни. Я уже видел, как она стоит на коленях возле кресла своего отца, а седовласый старик с обветренным суровым лицом нежно гладит ее золотистую головку, как молчаливые рыданья сотрясают ее и она прижимается к его груди. Совесть мучила меня нестерпимо.

Отложив эту карточку, я взял фотографию Ганны — моей избранницы. Мне показалось, что она смотрит на меня с бессердечной торжествующей улыбкой. Мною постепенно начало овладевать отвращение к Ганне.

Я гнал это чувство. Я твердил себе, что это предубеждение. Но чем больше я боролся против этого чувства, тем сильнее оно становилось. Можно сказать, по мере того как шли дни, антипатия превращалась во враждебность, враждебность — в ненависть. И такую женщину я сознательно выбрал для Джосайи спутницей жизни!

Несколько дней я не знал покоя. Я страшился вскрыть любое письмо, опасаясь, что оно от Джосайи. При каждом стуке в дверь я вскакивал, ища, где бы спрятаться. Всякий раз, когда мне попадался в газетах заголовок «Семейная драма», я покрывался холодным потом: я страшился прочесть, что Джосайя и Ганна убили друг друга и умерли, проклиная меня.

Однако время шло, а я не получал никаких известий. Мои страхи начали утихать, и вера в правильность моего интуитивного решения возрождалась. Быть может, я сделал доброе дело для Джосайи и Ганны и они благословляют меня. Мирно протекли три года, и я начал забывать о существовании Хэкетта.

Потом он снова появился. Как-то вечером, вернувшись домой, я нашел его в прихожей. При первом взгляде я понял, что мои худшие предположения недалеки от истины. Я пригласил его пройти в кабинет. Он последовал за мной и уселся на тот же стул, где сидел три года назад.

Он сильно изменился, казался измученным и старым. Держался он как человек, потерявший всякую надежду, но решивший не роптать.

Некоторое время мы молчали. Он вертел в руках шляпу, как при нашей первой встрече, а я делал вид, будто привожу в порядок бумаги на письменном столе. Наконец, чувствуя, что это молчание невыносимо, я повернулся к нему.

«Боюсь, Джосайя, дела у вас не ладятся», — сказал я.

«Нет, сэр, — спокойно отвечал он, — этого нельзя сказать. Правда, ваша Ганна сказалась изрядной пилой».

В его тоне не было и следа укоризны. Он попросту констатировал печальный факт.

«Но в других отношениях она оказалась вам хорошей женой, — настаивал я. — У нее, разумеется, имеются свои недостатки, но у кого их нет? Зато она энергична. Послушайте, вы признаете, что она энергична?»

Ради собственного спокойствия мне было необходимо. найти хоть что-нибудь хорошее в Ганне, а ничего другого я в ту минуту не мог придумать.

«О да, энергии у нее действительно хватает, — согласился Джосайя. — Даже с избытком для такого небольшого дома, как наш. Дело в том, — продолжал он, — что Ганна иногда входит в раж, да и с ее матерью нелегко ладить».

«С ее матерью? — воскликнул я. — А она-то при чем?»

«Видите ли, сэр, — ответил он, — она живет с нами с тех пор, как старик отдал концы».

«Отец Ганны? Неужели он умер?»

«Ну, не совсем, сэр, — ответил Джосайя. — Он удрал около года тому назад с одной из тех молодых женщин, которые преподают в воскресной школе, и присоединился к мормонам. Все были крайне удивлены этим».

Я вздохнул.

«А его предприятие, — осведомился я, — торговля лесными материалами? Кто стоит во главе дела?»

«Дело пришлось ликвидировать, — ответил Джосайя, — чтобы уплатить долги отца или хотя бы покрыть часть их».

Я сказал, что это, вероятно, было ужасным ударом для семьи, и выразил предположение, что семья распалась и ее члены разбрелись кто куда.

«Нет, сэр, — просто ответил он, — они не разбрелись, они все живут с нами».

«Но все это, — продолжал он, увидев выражение моего лица, — не имеет, разумеется, никакого отношения к вам, сэр. У вас, смею сказать, достаточно собственных забот. Я явился сюда не затем, чтобы тревожить вас моими горестями. Это значило бы отплатить неблагодарностью за вашу доброту!»

«А какова судьба Джулианы?» — спросил я. Мне больше не хотелось спрашивать об его собственных делах.

Его лицо, до сих пор унылое, озарилось улыбкой.

«О, — воскликнул он, повеселев, — вспомнишь о ней, и сразу на душе легче делается! Она вышла замуж за одного из моих приятелей, Сэма Джессопа. Время от времени, когда Ганны нет поблизости, я вырываюсь из дому и забегаю к ним! Господи! Посмотришь, как они живут, и кажется, что заглянул в рай! Сэм часто подтрунивает надо мной и все приговаривает: „Ну и маху же ты дал, Джосайя!“ Мы с ним старые друзья, сэр, мы с Сэмом, а потому пусть он подшучивает, — я ничего против не имею».

Потом улыбка исчезла с его лица, и он прибавил со вздохом:

«Да, с тех пор я не раз думал, как было бы чудесно, если бы вы тогда сочли возможным посоветовать мне жениться на Джулиане».

Я чувствовал, что обязан во что вы то ни стало вернуть его мысли к Ганне, и сказал:

«Вы с женой, вероятно, живете на прежнем месте?»

«Да, — ответил он, — если можно назвать это жизнью. Очень уж туго нам приходится. Семья-то у нас теперь большая».

И он рассказал, что не знает, как ему удалось бы сводить концы с концами, не будь помощи отца Джулианы. Капитан, по его словам, настоящий ангел. Во всяком случае, Джосайя не встречал людей, более похожих на ангелов, чем этот старик.

«Видите ли, сэр, я не скажу, чтобы он принадлежал к числу таких умных людей, как вы, — пояснил он, — он не из тех, к кому обращаются за советами, но он очень хороший человек».

«И это напомнило мне, сэр, — продолжал он, — о том, зачем я пришел к вам. Вы наверно сочтете это дерзостью с моей стороны, сэр, но…»

Тут я прервал его.

«Джосайя, — сказал я, — возможно, я заслуживаю порицания за то, что произошло с вами. Вы просили у меня совета, и я дал его вам. Не станем спорить, кто из нас был в большей степени идиотом. Но я дал вам совет, а я не такой человек, который отказывается от ответственности. Все, о чем вы меня попросите, я сделаю для вас, если только это в моих силах».

Джосайя был преисполнен благодарности. «Я и не сомневался в этом, сэр, — воскликнул он, — я знал, что вы не откажете мне! Я так и заявил Ганне. Я сказал ей: „Съезжу-ка я к тому джентльмену и попрошу у него совета“.

«Попрошу чего?» — переспросил я.

«Совета, — повторил Джосайя, явно удивленный моим тоном, — совета по одному небольшому вопросу, который я сам не могу решить».

Сначала я думал, что он хочет посмеяться надо мной, однако это было не так. Он сидел на стуле и добивался от меня совета, что именно ему следует приобрести на тысячу долларов, которую дал ему в долг отец Джулианы, — прачечное заведение или бар. Ему, видите ли, было мало одного раза, — он хотел, чтобы я снова дал ему совет, и замучил меня, доказывая, почему я должен это сделать. Выбор жены совсем другой вопрос, — уверял он. Возможно, ему не следовало спрашивать у меня совета относительно женитьбы. Но деловой человек, несомненно, может дать совет, какое из двух предприятий лучше выбрать. Джосайя сказал, что недавно перечел мою книжечку «Как стать здоровым» и т.д., и если окажется, что джентльмен, написавший эту книгу, не в состоянии оценить сравнительные достоинства прачечной и бара, расположенных в одном и том же городе, то ему, Джосайе, остается только заявить: знания и мудрость явно не имеют никакого практического значения в этом мире.